14 октября 2020Общество
193

«Хочется всех поименно назвать, но…»

Сергей Бондаренко о том, насколько открытым должен быть «Открытый список» жертв политических репрессий

текст: Сергей Бондаренко
Detailed_picture© Международный Мемориал

Роскомнадзор писал нам всего пару раз. В первом случае мы решили ничего не делать и подождать, что же будет, — спустя две недели голос чиновника в трубке посоветовал нам «поступить по-человечески» и удалить из перечня «жертв политических репрессий» 90-летнего ветерана войны, которому «стыдно и плохо» оттого, что его имя занесено в этот список. На замечание, что стыдиться тут нечего, голос посетовал, что «деду ничего не объяснишь» и «проще удалить». Мы сохранили себе эту запись в бэкапе, однако саму страницу удалили. Точно так же поступили и во второй раз — с чьей-то депортированной мамой.

* * *

Я — один из редакторов в «Открытом списке» жертв политических репрессий, базе данных на три с лишним миллиона человек, построенной по принципу Википедии. Кто угодно может добавить новые записи, поправить уже существующие или прикрепить к ним фотографии и документы. Уже впоследствии их просматривают редакторы — списываются с авторами новых страниц, запрашивают у них материалы и подтверждение правок, получают новую информацию.

Список этот формировался непросто: десятилетиями исследователи и активисты, главным образом связанные с разными отделениями общества «Мемориал»*, собирали его из архивных документов, справок прокуратуры, сводили воедино материалы множества Книг памяти. По самым общим прикидкам, эти три миллиона двести тысяч — разве что четверть от списка людей, которые по закону должны считаться жертвами государственного политического террора. Это только закон, он далек от совершенства — туда можно было бы добавить людей, арестованных за «хищение соцсобственности» («закон о колосках»), туда не попадают жертвы рукотворного голода 1930-х, депортированные народы, очень мало посчитаны и учтены жертвы красного террора начала 1920-х или попавшие в лагеря «прогульщики», опоздавшие на работу в конце 1930-х (и это далеко не все исключения).

Составляя изначальные списки, «Мемориал» старался держаться закона 1991 года — в списках учитывались, прежде всего, люди, реабилитированные государством, хотя и порядок этой реабилитации, и ее ход юридически хромали на обе ноги. В 1950-е Варлама Шаламова не могли реабилитировать по одной из статей как «троцкиста», то есть «настоящего врага» государственной власти. Уже в 1980-е аргументация зачастую переворачивалась: а не являются ли героями, в первую очередь, те, кто действительно как-то пытался ей противостоять? Тогда Шаламова впервые стали легально издавать в СССР. И все же окончательно его реабилитировали только в начале 2000-х.

Не меньше, чем на закон о реабилитации, сам список репрессированных опирался на моральный авторитет «Мемориала». Если государство одной рукой реабилитировало, а другой — продолжало аресты (так было и в перестройку, не говоря уже о 2000-х и далее), то «Мемориал» продолжал следить за руками и в прошлом, и в настоящем. Правозащита и борьба за гражданские права обеспечивали мемориальскому списку репрессированных связь с современностью.

«Открытый список» не образовывался в перестроечных клубах, не рождался на митингах Тельмана Гдляна. Сайт был запущен в 2016 году с идеей нового технологического решения — открыть базу данных для «народного редактирования». Но одновременно и для социального проекта, для попытки опытным путем проверить, каковы границы современного понятия «жертвы государственного террора», что бы это ни значило.

«Проект совести». Жертвы — мы все

К моменту начала работы «Открытого списка» уже существовал альтернативный «Мемориалу» сайт с народным сбором информации о жертвах репрессий. Он назывался «Бессмертный барак», его главная страница недвусмысленно называла свою миссию «проектом совести» (одновременно амбициозный и трагикомический панчлайн).

© «Бессмертный барак»

В интервью главный редактор «Бессмертного барака» Андрей Шалаев рассказывал, что, собственно, жертвами советского политического террора считает всех трагически погибших советских граждан, не исключая Второй мировой, Афганистана и Чечни.

Следы широкого «барачного» подхода к вопросу о жертвах проявлялись и в правках «Открытого списка». Каждый год, как по расписанию, в начале мая на сайте появляются десятки новых страниц — родственники добавляют записи о погибших в войну членах своей семьи. Лишь в части случаев это ошибка или недосмотр. Погибшие в 1939–1945 годах — для многих тоже жертвы государственной политики, а сама война, пользуясь термином историка Дины Хапаевой, — «заградительный миф», закрывающий собой предшествующие и последующие репрессии. Все страницы погибших фронтовиков мы удаляем. Хорошо это или плохо — не знаю.

«Бессмертный барак» быстро рос во «ВКонтакте» и Фейсбуке, используя culture jamming, уцепившись за популярность хэштега «Бессмертный полк». Однако в скором времени ситуация стабилизировалась — соцсети «Барака» наполнились копипастом старых мемориальских текстов, а сам сайт — конвенциональными «жертвами репрессий» по тому же самому перестроечному закону о реабилитации.

Страницы в «Бессмертном бараке» были закрыты для внешнего редактирования. Для новых историй от пользователей ввели хэштег «#ПамятьКричи» и термидорианский рекламный слоган «Назовем имена всех палачей!»

«Воры, убийцы, фашисты» — и другие жертвы режима

Недавно, в 2020 году, у «Открытого списка» появилась небольшая фан-группировка во «ВКонтакте». В этой группе около 2000 человек (правда, самая поверхностная проверка показывает, что большинство аккаунтов купленные — реальных людей всего несколько десятков). Их миссия — дискредитировать списки жертв поиском в них «настоящих» преступников: воров, убийц, военных коллаборационистов и прочих «фашистов» (удобный зонтичный термин, пустое множество).

Группа сразу же разделилась на две части. Одна половина регулярно добавляет на сайт новые страницы, создавая их примерно по такому шаблону.

© Сергей Бондаренко
© Сергей Бондаренко

Это «Бессмертный барак» наоборот: все, кого вы считаете пострадавшими, на самом деле преступники. Страницами с «членом СС» или «бойцом УПА» подтверждается старый тезис о том, что «либералы в этой стране кого угодно сделают жертвой репрессий». Список размывается и дискредитируется. Вы никогда не сможете оплакивать вашего прадедушку со спокойной совестью, если на соседней с ним странице прячется Адольф Гитлер.

Вторая половина проводит интеллектуально более сложную работу, отыскивая среди миллионов записей те, в которых обвинение звучит особенно вызывающе. Как можно реабилитировать человека, который в 1930-е рисовал на холодильной установке свастику?

Из рабочего архива «Открытого списка», материалы следственного делаИз рабочего архива «Открытого списка», материалы следственного дела© Сергей Бондаренко

Или, по словам односельчан, «поселил немцев у себя дома», когда они оккупировали его деревню? А того, кто провел в заключении, допустим, неделю, а затем был отпущен, так как политическое обвинение не подтвердилось? Вывод ничем не отличается от предыдущего — «с такими жертвами и враги не нужны».

© Сергей Бондаренко

Причем официальный факт реабилитации, то есть пересмотра дела, признания обвинения незаконным, не играет здесь никакой роли: «знаем мы, как тогда реабилитировали». Классическая шутка с двойным отрицанием: если так ужасно реабилитировали, то почему же обвиняли справедливо? «Жизнь невыносима, полна страданий и несправедливости, а еще — ужасно короткая».

Фрики, гоблины, самопровозглашенные жертвы

Отдельная небольшая категория записей, создающихся в «Открытом списке», — фланирующие интернет-аутсайдеры, авторы страниц о самих себе, о персонажах Толкина или о Лайме Вайкуле. Это далеко не только тролли и горные короли. Очевидно, у многих вызывает внутреннее чувство протеста сама идея внутренней редактуры такого списка, невозможность к нему свободно примкнуть. Если даже перепись населения России предлагает право на самоопределение, почему «эльфам» не место в списке жертв? Закономерный ответ — наверное, потому, что такой список не слишком много скажет нам непосредственно о причинах и характере советского политического террора. Разве что в метафорическом смысле?

К сожалению, недостаток рабочих рук и антропологического воображения мешает нам взяться за отдельную работу по учету и анализу таких страниц — как правило, они удаляются спустя несколько минут или часов после своего создания, по аналогии с хулиганскими правками в Википедии. Однако и это, очевидно, энциклопедия русской жизни — в одной из самых неприкрытых ее форм: там и эгоманьяки, и юродивые, и действительные «сидельцы» — из советских и постсоветских тюрем и лагерей.

© Сергей Бондаренко

Такие десятками приходили в «Мемориал» и до сих пор иногда приходят (хотя сейчас уже, конечно, гораздо реже). Лет десять назад они регулярно брали микрофон на публичных лекциях и вместо вопроса пускались в стендап, читали монологи, били себя в грудь, демонстрировали татуировки и вставные зубы, призывая всех «слушать». Пережить их КАПСЛОК НА СТРАНИЦАХ «ОТКРЫТОГО СПИСКА» все же, как правило, гораздо проще, чем живой перформанс.

* * *

Когда-то осознанной политикой «Мемориала» было не оставлять мертвым хоронить своих мертвецов. Осмыслением репрессий и учетом жертв должны были заниматься не только и не столько сами репрессированные и их семьи, сколько историки, архивисты, социологи. Возвращать мертвых обратно в Википедию «Открытого списка» могут все, но оставшиеся при деле живые редакторы, такие, как я, призваны просеивать правки и регулировать движение душ в книге Страшного суда. Это странная, парадоксальная работа. Понятия не имею, что должны делать в таких случаях нравственные люди — может быть, писать текст на Кольту?

На титульном листе каждой второй бумажной Книги памяти жертв репрессий цитируют Анну Ахматову: «Хочется всех поименно назвать, но…» Но что? Список остается непроясненным, закон — неполноценным, а открытая возможность добавлять новые имена часто может размыть саму суть списка. Но, возможно, у нас остается только это — имя человека, чья-то внутренняя потребность внести это имя в список. Для всего остального существует Роскомнадзор.


*4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента»


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202319764
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325177