30 апреля 2020Общество
747

Церковь великого синтеза

Ксения Лученко о том, чему именно должны поклоняться в храме Минобороны с Путиным и Шойгу на стенах и почему православие тут совсем ни при чем

текст: Ксения Лученко
Detailed_picture© Художественный совет по строительству храма

Десять лет назад я работала главным редактором одного православного сайта. Однажды Владимир Якунин, тогдашний глава РЖД и председатель Фонда Андрея Первозванного, вместе с директором Музеев Кремля Еленой Гагариной давали пресс-конференцию по случаю обнаружения на Спасской и Никольской башнях Московского Кремля замурованных икон. Икона Христа Спасителя на Спасской башне и икона Николая Чудотворца на Никольской были расстреляны большевиками при штурме Кремля, в 30-е годы их закрасили, потом считали утерянными, а спустя почти 80 лет нашли под штукатуркой по инициативе Фонда Андрея Первозванного. Якунин торжественно объявил о начале реставрации.

Я отправила туда корреспондентку и попросила задать вопрос, как лики будут соседствовать на башнях с красными звездами — символом той власти, которая их расстреляла и замуровала. Через некоторое время корреспондентка позвонила и стала возмущаться, что я ее подставила. Якунин и Гагарина хором с насмешкой ответили: «А когда это вы последний раз видели звезды? На кремлевских башнях давно уже символ российской государственности — орлы!» Редакция была от Кремля в нескольких сотнях метров, и мы все побежали смотреть на башни: звезды были на месте. Этот казус попал в тот день в репортаж НТВ с комментарием, что вопрос-то политический, а между двумя башнями с иконами есть еще Мавзолей с непохороненным Лениным и колумбарий в стене.

Десять лет спустя в Подмосковье построен православный храм, где не только красные звезды, но и серп и молот, и красные флаги, и даже Сталин изображены на витражах и мозаиках рядом с ликами святых, Богородицы и Спасителя. Еще там есть мозаичные изображения Владимира Путина, Сергея Шойгу, Валентины Матвиенко и «вежливых людей», а также надпись «Крым наш». Это главный храм Вооруженных сил РФ в парке «Патриот» в Кубинке. Он должен был быть торжественно освящен к 75-летию Победы 9 мая 2020 года, но теперь открытие перенесено на когда-то после карантина. А фотографии мозаик утекли в интернет через кого-то, кто прислал их в редакцию «МБХ-медиа». Говорят, часть из них еще не смонтирована и находится в мастерской, а не в храме.

Настоятель строящегося храма епископ Клинский Стефан и председатель художественного совета по строительству протоиерей Леонид Калинин наперебой начали комментировать для СМИ, что изображение исторических персонажей на фресках и мозаиках — это традиция и раз Сталин был на Параде Победы, то почему бы нет? Судя по их рассказам и тем фотографиям, которые появились в открытом доступе, на стенах храма изображен комикс по мотивам военной истории России примерно в той ее версии, которой придерживается Российское военно-историческое общество, — от победы к победе: Куликовская битва, Смута, война 1812 года, Курская дуга, Сталинград и дальше «бескровное присоединение Крыма». Причем стилистически этот комикс находится где-то между поп-артом и соцреализмом. Очень новаторское решение для православного храма. Впрочем, в комментарии для газеты «Ведомости» историк Сергей Брюн сравнил это эстетическое решение всего лишь с магнитами на холодильник.

В истории действительно можно найти что угодно — и изображения правителей и жертвователей в храмовой росписи, и батальные сцены с оружием на иконах, и храмы — памятники сражениям. Но все же, во-первых, иконописная стилистика обладает условностью, это не фотографии, с которых в самой грубой форме эти мозаики сделаны. Во-вторых, правители обычно изображались в соотношении со святыми и Христом, как благочестивые богомольцы и помазанники. А храмы-памятники на то и памятники, что возводились, прежде всего, в память о погибших в войнах, для молитв об усопших, чтобы не забывать, какой ценой давались выигранные битвы. К тому же бесконечный поиск прецедентов и аналогий демагогически уводит от разговора о настоящем. А в настоящем не стоит относиться к этому храму цвета хаки как к православному, христианскому. Это монументальное эстетическое воплощение другой религии — гражданской религии Победы.

Внутреннее убранство главного храма Вооруженных сил РФ в конгрессно-выставочном центре «Патриот» в Московской областиВнутреннее убранство главного храма Вооруженных сил РФ в конгрессно-выставочном центре «Патриот» в Московской области© РИА Новости

В 1995 году к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне в Москве был открыт предыдущий мемориальный комплекс — на Поклонной горе. Это тоже, как и «Патриот», парк памяти. И он отражает дух своей эпохи — 1990-х, хотя был основан еще в годы застоя. С одной стороны, он фиксирует советскую традицию мемориализации войны: обелиск, Вечный огонь, большие холодные музейные залы, оружие. С другой — веселую, немного циничную перестроечную эклектику: богиня Ника рядом с Георгием Победоносцем. Есть и попытки переосмысления войны не в героическом, а в трагическом регистре — скульптурная композиция Церетели «Трагедия народов» и красная, кровавая подсветка фонтанов. Религия при этом отделена от гражданской памяти, мультикультурна и толерантна — есть маленький, современный, светлый храм Георгия Победоносца, похожий на свечу, и есть мемориальная мечеть и мемориальная синагога с музеем Холокоста. Они открыты к 850-летию Москвы в 1998-м в память о людях всех религий, которые погибли в войнах, — вполне в русле традиции и закона о свободе вероисповедания. Нигде нет изображений ни Ельцина, ни Лужкова, ни Сталина. Но в путинской России Поклонная гора осталась как-то невостребована, своими мультикультурностью и вариативностью она противоречит новой сакрализации Победы.

Понятие «гражданская религия» ввел Жан-Жак Руссо еще в XVIII веке. Ему нужно было обосновать, что будет держать нацию вместе, сплачивать ее в отсутствие Божьего помазанника — монарха и его сакральной власти. В концепции Руссо гражданская религия поддерживается государством, состоит из определенных ценностей и правил, которые предполагают верность своей стране, но при этом в частной жизни граждане могут придерживаться любых верований. Это определяющий тезис, который поддерживали все, кто изучал гражданскую религию в дальнейшем, — в частности, американский социолог Роберт Белла, который в середине XX века подробно описал феномен гражданской религии в США. Белла считал, что в становлении такой религии в Америке сыграла большую роль гражданская война, когда смерть на полях сражений за родину обрела священный смысл, стала восприниматься как жертвоприношение. Важно, что гражданская религия не противопоставляет себя «настоящим» религиям, а как бы надстраивается над ними, вбирая в себя их символику и образы.

Гражданская религия едина, равна и обязательна для всех, при этом в частной жизни можно верить во что угодно, но соблюдая при этом ритуал лояльности. Ритуал этот в нашем случае позаимствован у «настоящей» религии — православия. Через узнаваемую форму — образы, действия, слова — гражданский культ легитимирует, кодирует себя как религию. Но это не более чем форма.

С другой стороны, о похожих механизмах писал и философ Вальтер Беньямин. В своем неоконченном эссе «Капитализм как религия» он, будучи левым, пользовался марксистским понятийным аппаратом, но сформулировал то, что рифмуется с концепцией гражданской религии: «Капитализм есть религия чистого культа, без догматики. <…> На Западе капитализм <…> развивался по отношению к христианству паразитически — таким образом, что в конце концов по сути история христианства есть история его паразита — капитализма».

Культ без догматики отсылает к гораздо более древним сюжетам — религиозной системе Рима, которая предписывала обряды, но не регулировала, во что верить. При этом власти интерпретировали отношения с богами и следили, чтобы граждане их не оскорбляли (что-то напоминает?). Французский историк Джон Шайд в своей классической работе «Религии Рима» писал, что у римлян, в отличие от авраамических религий, не было религиозной догмы, но зато были мифы и «одной из излюбленных форм мифа была история».

История в качестве мифа и запечатлена в мозаичных комиксах на стенах храма Вооруженных сил РФ. Над ликующей толпой в Крыму 2014 года изображена Богородица, простирающая свой покров. Над парадом 1945 года со Сталиным реет лик Казанской иконы, при этом маршалы Победы в несметных орденах радуются о своем, они не предстоят перед Богоматерью, которую зачем-то подсвечивают лучи прожекторов, — на нее никто не смотрит.

В культе Великой Победы поражения приравниваются к греху. Жертвы приняты, только если военная кампания увенчалась успехом. То, за что в своей истории военные могли бы по-христиански покаяться или просто обдумать, вычеркнуто — нет ни Советско-финляндской войны, ни введения войск в Чехословакию, ни Афганистана, ни уж тем более Чечни. История сложна, миф строен.

Зато создатели храма, похоже, верят в нумерологию. По крайней мере, числа присутствуют во всех описаниях: в иконостасе 48 икон — по числу месяцев войны, считая японскую (так вычислять количество икон — вообще вне всякой традиции), площадь мозаики — 2644 квадратных метра — по числу полных кавалеров ордена Славы, высота храма — 96 метров, потому что 960 год считается годом рождения равноапостольного князя Владимира, святого покровителя президента Путина, и так далее. Это, конечно, чистая магия, даже не язычество.

Парадоксальным образом языческие религиозные формы, мутируя, дожили до наших дней и снова борются с христианством, используя его же как инструмент в этой борьбе. В Риме христиане были гонимы именно за то, что христианство не было религией в античном смысле. Древние мученики отказывались выражать лояльность культу, даже когда, присягнув ему публично, дома верить можно было во что угодно, и погибали за это. Теперь православие само превращается в такую форму выражения лояльности.

Но вот лояльности чему? Что стоит за культом Великой Победы, что она символизирует для современной российской власти? Именно то, почему сегодня никому бы в голову не пришло оправдываться за сосуществование звезд с иконами. Миссия Путина — воссоздание непрерывной, непротиворечивой и триумфальной российской истории.

Все смутные перестроечные и девяностые годы «Россия, которую мы потеряли» — святая Русь и православная империя — противостояла СССР. Ты должен был быть либо за то, либо за другое. За белых или за красных. Коммунисты — антагонисты православных. Жертвы репрессий канонизированы, поэтому невозможно почитать одновременно мучеников и их гонителей. Это был вопрос морали. Большевики разрушали храмы и убивали людей, энкавэдэшники изображены в качестве мучителей на иконах. Потомки эмигрантов первой волны приезжают как ангелы с небес. Но как же Гагарин, атомная бомба, Олимпиада, конструктивизм, равноправие женщин, в конце концов? Совсем нельзя?

Дальше приходит Путин, возвращает гимн Александрова. Все двадцать лет он сшивал эту расползающуюся ткань. И ему удалось. То, что искупило кровь, пролитую большевиками, — это Великая Победа.

В том историческом мифе, на который опирается гражданский культ Великой Победы, дореволюционная Россия — это тезис, Советский Союз — антитезис, а современная Россия — синтез. Скажем, Бессмертный полк — это палимпсест первомайской демонстрации и крестного хода с хоругвями. А «бескровное присоединение Крыма» — великий символ этого синтеза, обновленная Победа, знак того, что Бог принял жертву и благоволит.

Это больше не эклектика, но сформированная гражданская религия. В ней нет догмы, адепты не должны исповедовать свою веру, исполнять заповеди, вступать в личные отношения с Богом: миф коллективен, пластичен и апеллирует только к чувствам, власть может интерпретировать его как угодно. И храм здесь может быть только один, общий, а не как на Поклонной горе. Просто не надо считать его православным.


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320767
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325883