Что стоит за бенефисом силовиков и коррупционными посадками?

Ответ нужно искать в экономике, объясняет Мария Снеговая

текст: Мария Снеговая
Detailed_pictureНикита Белых во время заседания Пресненского районного суда, 2018© Кристина Кормилицына / Коммерсантъ

В начале февраля судья Татьяна Васюченко признала экс-губернатора Кировской области Никиту Белых виновным в получении взятки, приговорив его к 8 годам колонии строгого режима. Чуть ранее к тому же сроку был приговорен экс-министр экономразвития Алексей Улюкаев, признанный виновным в получении взятки от главы «Роснефти» Игоря Сечина. О чем свидетельствуют участившиеся аресты государственных чиновников?

Вообще коррупционные скандалы — это не сугубо российская специфика, а проблема, обострившаяся еще с концом холодной войны [1]. Для поддержания своего геополитического влияния в противостоянии с СССР США часто выбирали себе в союзники, мягко говоря, не самых чистоплотных лидеров стран. Благодаря поддержке Запада эти лидеры и их группы влияния оставались у власти слишком долго, создавая мощные коррупционные системы в своих странах. Конец холодной войны изменил критерии для выбора союзников Западом. Поэтому вряд ли стоит удивляться, что, скажем, в Италии и Японии — странах, которые одно время считались самыми надежными членами западного альянса, — коррупционные скандалы участились именно в 1990-х годах. С другой стороны, глобализация и развитие международной торговли, в свою очередь, создали больше коррупционных соблазнов для политиков в странах третьего мира, и рост таких инцидентов наблюдается последние 25 лет во всех странах этой группы, включая Южную Корею, Бразилию, Венесуэлу и Южную Африку.

Напомню, что вопреки распространенному мнению Улюкаев — не самый высокопоставленный чиновник, задержанный за все время существования России: в свое время уже были арестованы и вице-президент, и председатель парламента, относительно недавно — министр обороны Анатолий Сердюков и т.д. В этом смысле по количеству арестов высокопоставленных чиновников Россия не слишком выделяется на фоне других развивающихся стран. Так, скажем, в Бразилии крупнейший коррупционный скандал привел недавно к импичменту президента страны Дилмы Русеф. В Китае начиная с 1990 года в среднем около 140 000 чиновников ежегодно оказываются вовлечены в крупные коррупционные скандалы, порядка 5,6% из них подвергаются криминальному преследованию. Например, в 2004 году 179 850 членов партии были причастны к скандалам в сфере коррупции, около 2,9% (4915 человек) были уголовно наказаны [2].

Однако все это не объясняет российскую динамику: в последнее время число арестов в России резко подскочило.

В докладе для «Либеральной миссии» Элла Панеях на статистических данных показывает, что в 2014—2016 годах действительно наблюдается заметный рост репрессивной активности правоохранительных органов, причем в масштабе, беспрецедентном для постсоветской России. В 2015 году количество зарегистрированных преступлений выросло в совокупности на 9% по сравнению с 2014 г., на 5,9% выросло количество раскрытых преступлений. На 2016 год эти показатели превысили данные и 2014, и 2015 годов. Причем ФСБ оказалась чемпионом в наращивании активности по выявлению преступлений: на 26,8% больше, чем в 2014 году. Плюс к тому суды получают все больше ходатайств от силовиков о помещении граждан под стражу и охотнее их выполняют. Элла Панеях объясняет общую динамику процессом «закручивания гаек», который начался с протестов 2011—2012 годов и усилился вслед за аннексией Крыма. До Крыма количество поданных и удовлетворенных ходатайств о заключении под стражу снижалось. Но после 2012 года и особенно в посткрымский период произошел разворот этого тренда, и начался беспрецедентный рост репрессивной активности силовиков [3]. При этом ужесточаются как меры пресечения, так и итоговые санкции по политически мотивированным делам. В 2012 и 2013 гг. в СИЗО попали 18 000 и 20 000 человек, но в 2014 и 2015 гг. — уже 37 000 и 54 000. Растет и абсолютное число обвинительных приговоров (в первой инстанции), их доля от общего числа судебных решений: 19% и 28% в 2012 и 2013 гг., 50% и 75% в 2014 и 2015 гг. Значительно увеличивается количество приговоров к реальным срокам: с 7% и 16% в 2012—2013 гг. до 31% и 39% в 2014—2015 гг. [4]

Однако, как пишут Кирилл Рогов и Николай Петров [5], основной корпус развертывающихся с 2012 г. репрессий имеет своей целью не столько обычных граждан, сколько элиты — гражданские, управленческие и бизнес-элиты, в отношении которых репрессии приобретают массовый характер. В настоящее время подобные репрессии похожи на работающий управленческий механизм, который обеспечивает лояльность и перераспределение ресурсных потоков и политического влияния внутри элит, кланов и корпораций. Основным рычагом этих репрессий становятся обвинения в хищении, превышении должностных полномочий, растрате и, конечно же, коррупции.

В этом смысле рост числа коррупционных скандалов — это, скорее всего, функция усиливающейся политической конкуренции на фоне стагнации в российской экономике. Это подтверждают исследования. Мануэль Балан из Техасского университета в Остине задался вопросом: почему некоторые случаи коррупции становятся коррупционными скандалами, а другие нет? [6] Проанализировав такие прецеденты в Аргентине и Чили в 1989—2008 годах, он пришел к выводу, что их появление лучше всего объясняет динамика внутриправительственной политической борьбы. Совсем не внешняя оппозиция, а именно правительственные инсайдеры обычно допускают утечки информации в медиа, чтобы ослабить того или иного политического оппонента. Такой подход лучше всего согласуется с гипотезой, что скандал с Улюкаевым связан с попытками приватизации «Башнефти» «Роснефтью» или с косвенным наездом на «Лукойл» (о чем также свидетельствовала неожиданная проговорка Михаила Леонтьева об Алекперове). Понятно, что разборки такого рода также неизбежно усиливаются в период экономического кризиса — когда на фоне «сокращения пирога» (доступных для элит активов) резко ужесточается борьба за отъем самых лакомых кусков. Скорее всего, это самое главное объяснение развития витка репрессий одних элитных групп против других.

Параллельно многие работы обнаруживают, что избиратели гораздо чувствительнее к вопросам коррумпированности политиков и чиновников в периоды экономической стагнации. Элизабет Цехмейстер и Дэниел Зизумбо-Колунга [7] на статистическом анализе межстрановых данных в 19 президентских режимах приходят к выводу, что рейтинги одобрения президентов гораздо сильнее реагируют на коррупционные скандалы в периоды экономического спада. Иными словами, когда дела в экономике идут хорошо, избиратели не обращают большого внимания на проколы власти, но сильно реагируют на них в периоды экономического застоя. В этом смысле антикоррупционные медиакампании против определенных властных групп гораздо эффективнее в период кризиса, тем более в предвыборный период. Поэтому нельзя отрицать возможность того, что рост коррупционных преследований элит косвенно связан и с попыткой власти улучшить свой имидж в глазах общества на фоне продолжающейся стагнации российской экономики — особенно в связи с тем, что, по опросам, коррупция вновь возвращается в список часто называемых россиянами проблем.

В конечном счете, что бы ни было настоящей причиной ареста экс-министра Улюкаева и экс-губернатора Белых, в усиливающихся взаимных разборках внутри элит существует определенная жестокая справедливость. Революция в итоге вновь «пожирает своих собственных детей».


[1] Robert S. Leiken. Controlling the Global Corruption Epidemic. Foreign Policy, № 105 (Winter, 1996—1997), pp. 55—73.

[2] Minxin Pei. The Dark Side of China's Rise. Foreign Policy, March 01, 2006.

[3] Элла Панеях. Суды и правоохранительные органы: репрессивное правоприменение // Политическое развитие России. 2014—2016. Институты и практики авторитарной консолидации / Под ред. К. Рогова. — М.: Фонд «Либеральная миссия», 2016. 216 с.

[4] Григорий Охотин. Политические репрессии: на пути к институционализации // Политическое развитие России. 2014—2016. Институты и практики авторитарной консолидации / Под ред. К. Рогова. — М.: Фонд «Либеральная миссия», 2016. 216 с.

[5] Николай Петров, Кирилл Рогов. Исполнительная власть и силовые корпорации // Политическое развитие России. 2014—2016. Институты и практики авторитарной консолидации / Под ред. К. Рогова. — М.: Фонд «Либеральная миссия», 2016. 216 с.

[6] Manuel Balán. Competition by Denunciation: The Political Dynamics of Corruption Scandals in Argentina and Chile. Government Department, University of Texas at Austin.

[7] Elizabeth J. Zechmeister and Daniel Zizumbo-Colunga. The Varying Political Toll of Concerns about Corruption in Good Versus Bad Economic Times. // Comparative Political Studies. 46(10) 1190—1218.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202319747
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325160