В начале сумрачной эпохи

Сегодня на Кольте — три мнения о волнующем всех движении #MeToo. Наталия Геворкян видит серьезную угрозу в попытке унифицировать и регулировать то, что сложно поддается регуляции. Социолог Полина Аронсон призывает посмотреть за фасад этого движения и увидеть его связь с экономическим неравенством. А журналистка и жительница Нью-Йорка Ульяна Малашенко рассказывает про попытку отделить в Америке частное пространство от рабочего, которое для женщин быстро размывается в «серых зонах», где мужчины начинают практиковать совсем не то, что они проповедуют.

В сериале «Западное крыло» Аарона Соркина есть сцена, когда одну из сотрудниц Белого дома Эйнсли вызывают поздно вечером на работу и она приходит прямо с приема в черном облегающем вечернем платье, очень секси. Один из руководящих сотрудников Западного крыла Сэм видит ее в этом наряде и говорит, что в таком виде она способна «to make a good dog break his leash». Буквальный перевод — «даже воспитанную собаку заставить сорваться с поводка» — довольно точно передает смысл его фразы. Потом Эйнсли поворачивается спиной, и Сэм видит очень глубокий вырез на спине и добавляет: «О, это я еще не видел платье сзади!» Эйнсли пропускает это мимо ушей, но временная сотрудница Селия говорит Сэму, что его комментарий для Эйнсли унизителен. Самое интересное — дальнейший спор двух женщин.

Селия считает, что, оценивая сексуальность Эйнсли, Сэм пренебрегает ее личностью, а это оскорбительно. Сама Эйнсли это оскорбительным не считает, ей нравится работать в команде с умными мужчинами, она считает их отношение к себе уважительным, ей нравится, когда они делают ей комплименты, заигрывают, ей нравится быть сексуальной, и, наконец, она любит секс. А если ей что-то не нравится, то она не хрупкая статуэтка и вполне способна ответить. И нет, ее сексуальность не делает ее слабее, а наоборот, сильнее.

Селия с удивлением спрашивает: «Что же это за тип феминизма, интересно?» На что Эйнсли отвечает, что это ее тип феминизма, иной, что женщины все разные, они не обязаны думать одинаково, что такие глупости отвлекают внимание от действительно важных проблем: от равенства в оплате мужского и женского труда и в заботе о детях, от реального сексуального насилия.

Мне кажется, что эта сцена довольно точно отражает разногласия, возникшие между сторонниками движения #MeToo и сотней французских женщин, выступивших с позиции «иного феминизма» в «письме ста», которое вызвало шквал критики по обе стороны океана и в самой Франции.

Женщина, наверное, все еще отражается в глазах мужчин. И пока не стало иначе, казалось бы, ровным счетом нет ничего хорошего, если мужчина на работе опасается сделать комплимент коллеге. А ведь об этом уже даже никто не спорит, как это было в давнишнем сериале Соркина. Во многих странах вполне невинные и самые доброжелательные ремарки в адрес женщин-коллег сегодня исключаются. Моя парижская подруга рассказала, что она спросила своего знакомого: «Ну ты же можешь сказать своей коллеге, как она сегодня прекрасно выглядит?» — и он, не колеблясь, ответил: «Нет». Это во Франции. В Америке это «нет» наступило гораздо раньше. «Неужели тебе так важно нравиться, чтобы на тебя обращали внимание, ухаживали?» — спрашивает одна женщина другую. Мне кажется, недавно подобный вопрос показался бы абсурдным. Он, заметьте, вообще не про насилие, он про отношения. Но сегодня он звучит как бы естественно.

Градус напряжения вокруг темы так высок, что в плавильном котле общественного негодования корчатся все — реальная мразь и только подозреваемые в недостойном поведении, те, которые вроде бы, но мы точно не знаем, те, которые хватали за коленку, и те, кто не хватал, но дрочил на другом конце провода во время разговора с дамой (впрочем, анонимной), те, кто криминально вел себя с собственными детьми, а может, и не вел, хотя все равно об этом пришло время вспомнить.

В разгар этого негодования правды от неправды не отличишь, не знаешь, кому верить, поэтому проще никому не верить, не знаешь, какими критериями пользоваться, потому что презумпция невиновности не работает, судов практически нет, доказывать насилие — физическое, а тем более моральное — в суде крайне сложно. К тому же в американском суде, если жертва подает на насильника, то бремя доказательств ложится как раз на нее. Возможно, поэтому жертва не идет в суд. А если к тому же прошли десятилетия? Поди докажи.

Доказать сложно, но можно рассказать. Это и произошло, некоторым на это понадобились годы. Жертвы возвращают удар. Сегодня женщина одним коротким рассказом может перечеркнуть чью-то жизнь. Рассказам доверяют априори. И если кто-то скажет, что это неправда, пойдет в суд и даже его выиграет, осадок останется. Его репутация никогда не будет прежней. Посмотрите на Вуди Аллена.

Общественное осуждение со свистом вырвалось наружу, общественная мораль — это не суд, поэтому может позволить себе все: пусть сильнее грянет буря, потом разберемся. Пусть маятник зашкалит сейчас в одну сторону, потом он обязательно качнется обратно. Сопутствующие жертвы неизбежны.

Я так много прочла на эту тему, что уже не помню, кто недавно написал, что наше мнение уже ничего не значит, что процесс запущен и будет развиваться, что бы кто из нас ни думал об этом. Мне как раз кажется, что «письмо ста» перевернуло доску.

Появление второго мнения в такой ситуации — это именно то, что необходимо, чтобы перевести истерику в нормальную дискуссию с позитивными, хотелось бы верить, последствиями. В том числе для тех жертв, бывших и возможных, во имя которых старается #МeToo и которые по разным причинам оказываются беззащитными перед чужой силой, наглостью, притязаниями. И для тех, кто мог оказаться случайной жертвой всеобщего негодования.

Оценивайте мнение «ста» как хотите, но оно ложится на другую чашу весов, не перевешивая первую, но предлагая иной взгляд, иной ракурс в оценках. Женщины не обязаны думать одинаково. При этом все они согласны, что сексуальное насилие отвратительно и наказуемо. Но я бы сказала, что #МeToo выступает с позиции «женщина — жертва, которая требует защиты», а француженки — с позиции «женщина — сила и вполне в состоянии решить, что ей нравится или не нравится, и установить границы того, что она считает допустимым». В основе этой позиции не жалость, а уважительное отношение к женщине, которая давно уже не слабый пол, иначе за что боролись феминистки столько лет.

Защищайте жертв — это высокая миссия, но не делайте из всех женщин жертв. И не пытайтесь кастрировать отношения. Не вижу иного способа лишить мужчин и женщин основных инстинктов, кроме медицинского, если честно. Ну или паранджа и жесткий фундаментализм.

Мир после истории Харви, ставшей публичной, не будет прежним. Конечно, последствия, которые она вызовет в Америке, повлияют в большей или меньшей степени на весь мир. Может быть, он не станет совсем другим, а может быть, и станет. Мы не знаем, каким он выйдет из этой истории в близкой и дальней перспективе, с какими правилами и ограничениями. Как отреагирует сложнейшая матрица отношений между полами на возможное их реформирование. Когда и куда качнется маятник, тоже не знаем.

Но «письмо ста» — это не отрицание проблем, не непризнание существования насилия, не упрек в адрес слабых и тех, кто пытается им помочь. Что этим ста француженкам показалось опасным? Я думаю, возможные крайности в желании жестко регулировать сферу, которая крайне плохо поддается такому регулированию. Это профилактика попыток причесать всех под одну гребенку и найти простые решения там, где их не может быть. Именно так я его восприняла. Хорошо, что оно появилось. Правильно, что его написали сильные француженки, которые понимают и про секс, и про свободу. Правильно, что прозвучал голос тех, кто не хочет быть жертвой. Их мнение не остановит споров и вряд ли помешает возможным изменениям в обществе, но оно как щелчок предохранителя — охлаждает горячие головы.

P.S. Писать об этом оказалось очень сложно, потому что я — женщина (впрочем, мужчинам писать на эту тему еще страшнее). Потому что среди моих друзей есть жертвы, причем обоих полов. Потому что я — не жертва, потому что боюсь задеть и невольно обидеть. И потому что я искренне не знаю, что надо сделать, чтобы насильники начали бояться, а невиновные перестали бояться, как избежать фальшивых обвинений и как иметь возможность доказать реальные. И как сделать, чтобы жизнь наша, наших детей и внуков не превратилась в бестактильную скуку, а фантазии Уэльбека остались лишь фантазиями: «На рынке появились роботы-андроиды, снабженные высокотехнологичным искусственным влагалищем. Экспертная система анализировала в режиме реального времени конфигурацию мужских половых органов и распределяла температуру и давление; радиометрический сенсор позволял предвидеть момент эякуляции, менять соответствующим образом стимуляцию и длить сношение желаемое количество времени <…> Для людей началась сумрачная эпоха».

Понравился материал? Помоги сайту!