24 августа 2016Общество
201

Элиты. Городской голова

Глава администрации известного русского города рассказал Анастасии Каримовой о банкротстве в регионах и о том, почему руководству страны пора извиниться

текст: Анастасия Каримова
Detailed_picture© Rotaenko Ann

Это интервью, которое дал Анастасии Каримовой на условиях анонимности глава администрации (сити-менеджер) одного из русских городов, входит в проект COLTA.RU «Элиты-2016». В нем представители разных элит говорят о себе и стране сегодня.

Проект делался очень трудно, редакция не стесняется рассказать об этом и вот здесь объясняет, почему.

В той же серии читайте разговор c основательницей клуба «418», московской it-girl Надеждой Оболенцевой, политтехнологом, работавшим на администрацию президента, Андреем Колядиным, крупным бизнесменом (состояние больше 200 млн долларов) и экспертом аналитического центра при правительстве РФ.

— Что такое для тебя Россия сегодня?

— Это натянутая рогатка, которая может либо хорошо выстрелить, либо щелкнуть того, кто ее держит. Знаешь, рогатку натягиваешь, и если неправильно это сделать, она может тебе же по рукам стукнуть сильно.

— У руководителей из других регионов тоже такое настроение?

— Все ждут кардинальных изменений в системе управления экономикой, с опорой на муниципалитеты и регионы.

— А если эти изменения не произойдут, то что?

— Будет банкротство муниципалитетов. Все понимают это. У нас раньше как было: если что-то плохо в регионе, то найдем, за что посадить руководителя, поставим нового. Но был экономический рост. Благодаря росту кого-то убрал — на сумму роста что-то улучшилось, и можно было сказать: вот, видите, пришел хороший начальник. Сейчас эта схема не пройдет. Настолько все плохо в экономике, что, поставив другого, ничего кардинально изменить не получится без изменений на федеральном уровне.

— Нужна федерализация?

— Нужны прежде всего изменения в бюджетном законодательстве. Когда у муниципалитета забирают НДФЛ, налог на прибыль, НДС, которые создаются здесь, в регионе, вместо того чтобы вкладывать в него же — это ни в какие ворота не лезет! У нас городу остается 16,7% от налогов, которые мы собираем, две трети из них идут на зарплаты бюджетникам. На развитие не остается ничего. На содержание дорог нам нужно тратить условно 100 рублей. А у нас дорожный фонд — пять рублей по отношению к этим ста. Почувствуй разницу.

Будет банкротство муниципалитетов. Все понимают это.

— Хороших дорог не может быть в принципе при таком раскладе?

— Да. И это абсолютно по всем регионам так.

— А москвичи приезжают и думают, что дороги плохие, потому что разворовали все.

— Я всем москвичам и петербуржцам хочу сказать: учите экономику! Почему у вас столько денег? Потому что Москва и Санкт-Петербург — это и города, и субъекты федерации. Если бы у меня оставались все деньги, которые я передаю в субъект, на региональный уровень, — а это примерно половина налогов, — у меня был бы город-сад! Плюс крупные компании регистрируются в Москве и Санкт-Петербурге и платят налоги там. У нас промышленный город, есть несколько предприятий крупных, и все они платят налог на прибыль в Москву, они там зарегистрированы. Дайте мне эти деньги дополнительно на дороги!

— А несменяемость власти влияет на ситуацию в регионах?

— Конечно! Системе кажется, что она надежна, когда все друг друга знают, все могут опереться вниз. Это, может, и хорошо с политической точки зрения, но вредит экономике; отсюда и коррупция, и низкое качество управления. Сейчас коррупция — вообще основа всей экономики России. То есть экономика у нас вроде рыночная, но 70 процентов денег и контрактов — в коррупционных схемах, а это уже не рынок. Тут неважны ни конкурентные преимущества, ни цена — достаточно связей, и это убивает развитие страны.

Мы вот получили деньги федеральные на ремонт дорог, и нам нужно было наши сметы показывать в межрегиональном дорожном управлении. Мы их показываем, а они говорят: «Ой, а что это у вас за сметы? Мы их не повезем в Москву». — «Почему?» — «А они у вас в три раза дешевле». Потому что у нас нет коррупционной составляющей. Мы знаем, сколько стоит битум, мазут… Сейчас вот садик вводили, у нас на одного ребенка садик вышел в два-три раза дешевле, чем в других регионах. Потому что у нас нет откатов. Сразу по рукам всем!

Системе кажется, что она надежна, когда все друг друга знают, все могут опереться вниз; отсюда коррупция, низкое качество управления.

— А тебе как городскому голове доводилось чувствовать давление сверху?

— Ну, неприятные моменты были. Но я не держусь за это кресло. Если многим чиновникам можно сказать: «Я тебя уволю!» — и они пойдут выполнять, то мне так не скажешь. Потому что я отвечу: «Хорошо, я пошел».

— В партию пытались тебя вступить?

— Нет. Я на входе сказал: ребята, я не в политику пришел, я пришел заниматься экономикой.

— И в кабинете у тебя, кстати, нет обязательного портрета Путина. Не спрашивали тебя — как так?

— Пока не спрашивали.

— Ну вот ты пришел и сидишь в кресле главы администрации города, сити-менеджера, уже второй срок.

— Как-то это звучит — второй срок… (Смеется.) Шестой год, скажем так.

— Что входит в круг твоих обязанностей?

— У сити-менеджера должны быть экономические навыки, управленческие. У мэра больше политические функции, представительские, он работает больше с общественностью. У сити-менеджера экономические: жизнедеятельность муниципальных предприятий, развитие экономики региона и так далее.

Я недавно разговаривал с Шуваловым, и они говорят, что нужно выборы возвращать народу. Ну, так мне Шувалов сказал.

— И ты был на эту должность не выбран, а назначен гордумой. Насколько я помню, раньше ты считал, что должность главы города должна быть выборной.

— Нет. Я бы не пошел на эту должность, если бы считал, что она неправильная. Я недавно разговаривал с Шуваловым, и они говорят, что нужно выборы возвращать народу. Ну, так мне Шувалов сказал. Но я считаю, что именно сити-менеджеров в России оптимально назначать. Выборы — это борьба кошельков и маркетингов. Когда последний раз у нас были всенародные выборы, главой города стал человек, который до этого руководил городской свалкой, его два месяца пиарили, преподносили, а через полгода поняли, что он выполнял волю определенной промышленной группы. Теперь сити-менеджер в нашем городе — человек из числа депутатов. То есть люди выбрали депутатов, а депутаты из себя определили главу города. Кстати, при таком раскладе и политического риска никакого, потому что дума подконтрольна системе. Чтобы меня уволить, нужен час: дума собралась, проголосовала, меня уволили.

— Ты вначале идти на это место не хотел.

— У меня был небольшой бизнес, я участвовал кое в каких общественных проектах, и я вообще не хотел идти на госслужбу. Но найти на эту должность человека, который не принадлежал бы ни к одной финансово-промышленной группе, было тяжело, а я оказался, может быть, самой удобной кандидатурой. А у меня был внутренний вызов — слабо, не слабо…

— Ты говоришь, что политикой не занимаешься. И при этом как-то сказал, что гей-парад у себя в городе ты бы запретил. Почему?

— Это моя личная позиция. У нас в городе много людей нетрадиционной сексуальной ориентации. Они нормально живут, работают, никто не бегает за ними с факелами. Не хочу, чтобы к нам приезжали с гастролями заезжие гей-активисты и что-то тут такое проводили. Причем, по опыту других городов, они ведут себя так, как будто им все должны, пугают местных чиновников Страсбургским судом. Интересно, а город Страсбург не будет против, если 28 мая наш погранполк подаст заявку на проведение публичного массового мероприятия — Дня пограничника в Страсбурге? Ну они же толерантны! Я вот думаю, что откажут.

Геи требуют уже разрешить усыновление российских детей иностранными однополыми парами. Ну… зачем? Они же муж и жена, пусть сделают как-то себе ребенка сами!

— А если бы местные жители подали заявку на гей-парад?

— Смотря какая цель. Геев здесь кто-то ущемляет? У них нет свободы?

— Например, нет возможности вступать в брак.

— Ну где-то же однополые браки есть. Пусть женятся там. Они требуют уже разрешить усыновление российских детей иностранными однополыми парами. Ну… зачем? Зачем им приемные дети? Они же муж и жена, пусть сделают как-то себе ребенка сами!

— А ты на себе ощущаешь откат к традиционным ценностям, духовные скрепы?

— Ощущаю личный откат — к семейным ценностям. Для меня самое главное в жизни — семья.

— Кстати, а Крым — наш?

— У меня встречный вопрос: Крым был не наш? Туда все ездили, все отдыхали. Это разделение — Западная, Восточная Украина — не сейчас произошло. У меня отец — военный, служил в Закарпатье, когда мне было три года. И в детском садике проходило родительское собрание: несколько детей на территории садика рисовали свастику. В три года. Это были 1970-е, значит, родители их учили. А потом мы переехали на восток Украины. Помню, уже в 90-х я с бабушкой ходил в собес, и их заставляли что-то писать на украинском. И бабушка говорит: «Я не знаю украинского! Что вы меня заставляете?» — «А у нас из Киева такой приказ пришел». — «Ну и езжайте в свой Киев!»

Для простых россиян Крым — наш, скажем так. Дальше уже начинается большая политика. Завтра решат обменять там позицию по Крыму… на позицию по Курилам. А у нас есть деревни, и там как ели несанкционную картошку с самогонкой, так и едят. Для них, конечно, «крымнаш». У них ничего не поменялось на столе, но у них прибавилось патриотизма. А вот бизнесменам, политикам нужно отказываться от недвижимости. Вот, мне кажется, у них нужно спросить.

В Москве сидят «окопавшиеся менеджеры». Половина людей еще с советских времен не работала в регионах, и они думают, что все понимают про страну.

— А санкции на город повлияли?

— Конечно! Мы отлично понимаем, что у нас кредиты стали дороже. Но это вообще по всей стране. Благосостояние населения падает очень сильно, покупательная способность. Очень большой всплеск микрокредитных финансовых организаций, мелкого займа. Это отразилось на всем!

— А ты читаешь расследования Навального?

— Иногда читаю.

— Кстати, оппозиция вела активную избирательную кампанию в регионах в прошлом году. Следил за этим?

— Московские оппозиционеры делали все по классической выборной схеме: ищи минусы, и на критике ты куда-нибудь вылезешь. Мне сити-менеджер из другого города рассказывал, как к ним приехал один московский оппозиционный политик и выложил в соцсетях фотографию: «Посмотрите, какие ужасные дороги». На фото колодец открытый, выбоины, но если камеру на пять градусов правее подвинуть, то в кадр попадут катки — дорога ремонтируется. Люди писали: «О, как ужасно!» А все, кто там живет, смеялись: ребята, мы эту улицу узнали, она в ремонте!

А критика у них не сработала, потому что они в регионы шли с федеральной повесткой. Они молодцы, что устраивали встречи с избирателями во дворах. Но ты приходишь, а тебе бабушка говорит: «Сынок, мне бы лавочку поставить…» А ты отвечаешь: «Подожди, бабушка! Ты знаешь, что этот олигарх украл вот столько денег?» А она опять: «Сынок, мне бы лавочку». И когда она три раза ему про лавочку, а он ей про мировое зло… Если бы они хотя бы про коррупцию в нашем регионе говорили, а они говорили об общих вещах — а они бабушке неинтересны. Это был самый большой их провал — они вышли не с той повесткой.

Цель чиновников — как можно дольше просидеть у кормушки. В последние 20 лет система была разрушена на самовоспроизводство.

— Давай вернемся к отношениям регионов с Москвой. У федеральных чиновников есть вообще понимание, чем живут регионы?

— В Москве сидят «окопавшиеся менеджеры». Это такое выражение из бизнеса. Когда-то человек был на заводе станочником, вытачивал детали, потом его подняли до начальника цеха, потом до директора завода, потом он стал директором холдинга. Сидит в кабинете, 10 лет уже не ходил в цех и не знает, чем там живут люди. Он принимает какие-то решения, не понимая, что станки, люди и технологии поменялись. Он уверен, что раз он работал когда-то в цеху, то он знает, что там происходит. Во власти половина людей еще с советских времен не работала в регионах, и они думают, что все понимают про страну. Половина законов, принимающихся в Москве, далека от реалий. Нет консультационного совета, который бы подсказывал, на какие грабли можно наступить.

— И какие это могут быть грабли?

— Ну, вот пример. Есть федеральная программа по строительству школ — «Развитие школьного образования». Вроде бы благое дело. Но кто-то решил, что нужно выделять деньги на строительство школ от 1000 мест. Для очень больших городов это нормально. Но большинству регионов не нужны такие большие школы! Где-то нужна школа на 100 мест, где-то на 500… И если у тебя школа от 1000 мест, только тогда ты участвуешь. Хотя это просто: собрать мэров и спросить: «Вам какие школы нужны?»

— Ты вообще устал за эти шесть лет?

— У меня сейчас усталость накапливается. Потому что все, что можно было оптимизировать, у меня реализовано, механизм работает. На теперь мне нужно выстроить систему, которая воспроизводит кадры. Причем это проблема абсолютно любого уровня, от регионального до федерального. Все, кого я встречаю, говорят: проблема с кадрами! Некого брать!

Терроризм — это сейчас одна из самых цементирующих функций государства. Представь, нет этого; что тогда делать?

— А в чем ее корень?

— Есть такое понятие: выжженная земля. Если в коммерческом предприятии все заинтересованы в долгосрочной перспективе, то цель чиновников — как можно дольше просидеть у кормушки, и соответственно они должны быть незаменимы. А чтобы они были незаменимы, вокруг них не должно быть людей, которые их заменят. Годами боялись: а, значит, меня подсидеть кто-то хочет! И убирали тех, кто умнее, продвинутее. Хорошо было в советские времена, когда с самого низа можно было попасть наверх, если ты профессионально что-то делаешь. Но в последние 20 лет выжгли все, система была разрушена на самовоспроизводство. Это большая беда, и ее признают на всех уровнях. Тот же Шувалов говорит: «А как мы одноразово можем поменять всех, на кого?» То есть, с одной стороны, им нужна лояльность, а с другой — профессионализм. А профессионалов всех в свое время по голове, по шапке — идите и не умничайте. Сейчас нужно умничать, а кому?

— А как ты думаешь, наше общество вообще можно трансформировать?

— Я вот сейчас смотрю на молодежь — у меня сын-подросток — и думаю: экономика идет другим путем везде, мы отстаем. Но вместо того, чтобы перепрыгнуть сразу в точку, где все это находится, мы продолжаем выстраивать политическую систему, коммуникации внутри общества, которые в какой-то момент будут не нужны. Люди будут пользоваться виртуальными деньгами, жить в мире, где границы размыты. И жесткое военное государство, где все закрыто, в худшем виде полицейское государство… В один прекрасный момент все это может рухнуть, и будут не нужны ни эти функции, ни эти задачи, надо будет жить по-другому. Поэтому сейчас и придумываются эти вещи, например, терроризм. Терроризм — это сейчас одна из самых цементирующих функций государства. Представь, нет этого; что тогда делать?

Вот как идешь за грибами, говоришь «я знаю место клевое», идешь и понимаешь, что там точно грибов нет. А все за тобой идут…

— У тебя вообще есть ощущение относительно страны какой-то тревоги, непредсказуемости ситуации?

— Больше — что время уходит впустую, проваливается, как песок сквозь пальцы. Я четко осознаю круг моих полномочий, круг моих возможностей, но иногда у меня возникает иллюзия, что я могу изменить что-то, что выходит за рамки этого круга, и я пытаюсь донести это до людей, от которых это зависит. Но ничего не меняется.

— Такое чувство беспомощности?

— Нет, не чувство беспомощности, а… как это чувство назвать, не знаю… Разочарование! Разочарование оттого, что некоторые вещи очевидны, но есть боязнь… Сейчас такое время, что для того, чтобы что-то изменить, нужно признать кучу ошибок, прежде всего, с точки зрения экономики даже, с точки зрения управления, я не говорю про политику. Большая проблема, кстати, — открытости нет: боязнь признаваться в любви, боязнь извиняться. Кстати, я надеюсь, что в администрации нашего города я научил подчиненных иногда извиняться перед уважаемыми жителями. Ничего страшного нет, и я сам очень часто говорю: «Простите, виноват…»

— А в контексте федеральной политики?

— В контексте федеральной политики нужно извиниться и вообще пойти в другую сторону. Просто вообще в другую! Вот как в лес идешь за грибами с компанией, говоришь «я знаю место клевое», идешь и понимаешь, что там точно грибов нет. Но ты идешь, потому что тебе стыдно сказать, что ты заблудился и грибы-то не там. А все за тобой идут… (Смеется.) Да, наверное, первые 15 минут все будут говорить: «Дурак! Куда ты нас вел?» Но потом, с грибами уже, забудут. А мы все идем не на ту поляну.

«Элиты-2016» — весь проект:

Элиты. Крупный бизнес
Элиты. Надежда Оболенцева
Элиты. Правительство
Элиты. Андрей Колядин


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20242314
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20243248
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202410893
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202417464
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202421644
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202426983
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202427876