7 апреля 2016Общество
199

Gender-blind, или О неравноправии полов

Иван Ниненко о тупиках политкорректности и о продуктивных различиях мужского/женского

текст: Иван Ниненко
Detailed_pictureBrown Council. This is Barbara Cleveland (2013)

Всеобщая декларация прав человека начинается со слов: «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах». Эту фразу можно понимать по-разному. Наиболее принятая сейчас интерпретация трактует «равенство» как «одинаковость». Это соответствует математическому мышлению, доминировавшему в XX веке, в котором утверждение «X = Y» означает, что икс полностью игреку идентичен. Не исключаю, что свою роль в этом сыграла и семантика английского языка, где слова «равный», «равно», «равняется» не просто однокоренные, а сводятся к одному слову equal. Но мышление математическими метафорами создает проблему: в этой логике любой икс с любым игреком будут попадать или в отношения равенства, или в отношения «больше/меньше», которые мы уже осознаем как иерархические, превосходства и подчинения. Тогда «больше/меньше» означает «лучше/хуже». Но реальность не сводится к абстрактным числам. Разделяя целое на категории, мы получаем не «икс» и «игрек», а, например, «инь» и «ян».

Права человека опираются на универсальность человеческого разума и полное игнорирование культурных и биологических различий: таковы принципы гуманистов эпохи Просвещения. Но вера в такую полную универсальность завела эту этическую концепцию в тупик. В этом тупике любое упоминание о культурных и тем более биологических различиях клеймится как прямой путь к фашизму. В итоге мы оставили все пространство, в котором различия признаются, тем, кто рассуждает, чем именно американская культура хуже русской или почему африканцы биологически не предрасположены к умственному труду. Сейчас перед гуманизмом стоит задача научиться признавать различия, избегая суждения «хуже/лучше».

Культурные различия предлагаю пока оставить за скобками, а сейчас остановиться на одном простом биологическом факте: тело женщины отличается от тела мужчины. Да, существуют пограничные ситуации, но в подавляющем большинстве случаев тело четко гендерно дифференцировано. И, о ужас, человеческий организм определенного пола обладает особенностями, несвойственными другому полу. Одним из таких очевидных различий выступает менструальный цикл. Мое тело мужского пола не позволит мне познать это явление. Да, я могу рационально его исследовать. Но сколько бы я ни прочитал исследований о том, как в ходе менструального цикла меняются гормональный фон или предпочтения женщин относительно потенциальных партнеров, я все равно не буду знать, что это такое. И с осознания этого факта можно легко представить себе неодинаковость прав.

Если «быть равной» становится «быть такой же», то это не победа, а капитуляция женственности. Настоящий феминизм, наоборот, должен был бы поставить под сомнение все институты, созданные мужчинами.

Последние два года я читал курс о правах человека в одном американском университете. И я был поражен, насколько сложно было затрагивать тему гендера среди моих коллег, большинство из которых считали себя gender-blind (не замечающими пола). Иногда у меня возникало ощущение, что весь государственный маховик направлен только на то, чтобы добиться одинаковости мужчин и женщин во всех сферах жизни. «Надо решить проблему с низким набором женщин в класс по математике, в секцию по борьбе и с перевесом женщин в волонтерской организации по работе с детьми». Но чтобы довести эту идею до победного конца, следовало бы начать вживлять всем лицам мужского пола устройство, которое будет вызывать ощущения, сходные с теми, что переживают женщины во время месячных. Или сделать так, чтобы циклов не было у женщин. Примерно на это направлена вся реклама гигиенических средств, которые должны позволить женщине не замечать «проблемные дни».

Когда в ходе эмансипации женщины начали добиваться таких же прав, как и мужчины, мало кто понимал, что эти права, как и вся публичная сфера, были созданы мужчинами для мужчин. В таком контексте, например, борьба за равный доступ на военную службу — это игра по правилам, заложенным организмами с повышенным содержанием тестостерона. Но если «быть равной» становится «быть такой же», то это не победа, а капитуляция женственности. Настоящий феминизм, наоборот, должен был бы поставить под сомнение все институты, созданные мужчинами, и их отправные точки. Скажем, мужчины в целом хуже считывают эмоции. Как говорит Саймон Барон-Коэн, известный исследователь аутизма, «быть мужчиной значит страдать очень легкой формой аутизма». А реальным феминизмом тогда будут действия, которые продвигают в этот мир эмпатию.

Эмпатия — «не имеющее рационального объяснения понимание, постижение внутреннего мира или эмоционального состояния другого человека». Она неуместна в современном утилитарном мире, построенном на принципах рациональности и эффективности. Зачем мне постигать боль другого? Это лишь увеличит мои страдания. Рационально и эффективно придумать лекарство, которое заглушит его боль, и он станет таким же здоровым, как я. Но любая боль — это всего лишь сигнал, который какая-то часть нашего организма передает в центральную нервную систему, чтобы обратить внимание на происходящее.

Неодинаковые права должны строиться на принципах эмпатии, когда, постигая другого, я могу помыслить о том, что нужно ему, даже если это не нужно мне. Недавно британская компания Coexist решила предоставлять своим сотрудницам отгулы во время менструации. В Nike такое правило существует с 2007 года.

Это очевидный пример неодинаковых прав, которые при этом поддерживают равенство человеческого достоинства.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320767
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325883