13 июля 2017Кино
374

Примат духа

«Планета обезьян»: от 1968-го до 2017-го

текст: Иван Чувиляев
Detailed_pictureКадр из фильма «Планета обезьян: Война», 2017© Twentieth Century Fox

В 1968 году в Париже студенты строили баррикады и захватывали «Одеон». В Штатах убили Роберта Кеннеди, лидера президентской гонки, и Мартина Лютера Кинга. Beatles записали «Белый альбом», а Doors«Waiting for the Sun». Кубрик снял «Космическую одиссею», а Трюффо — «Украденные поцелуи».

Выход «Планеты обезьян» — в том же году — стоило бы включить в этот своеобразный таймлайн. Шестьдесят восьмой считается годом революционным, сформировавшим современность. Но «Обезьяны» в этот контекст не влезают. Ничто их не роднит с ландшафтом. Они не звучат в унисон с «Битлз», «летом любви», Кубриком и строительством «дивного нового мира». Они — оппозиция ему. Пока рассерженные молодые крушили и ломали, студия «Фокс» строила. Пока в чести были Мао и Маркс, «Планета» расшаркивалась перед Дарвином. Пока слово «революция» замыливали до нетоварного вида, здесь пели осанну эволюции и происхождению видов. На фоне общего веселья «Планета обезьян» — как пенсионер, который выгоняет поганую молодежь из парадного.

«Планета» не погружает зрителя в свой «мир» — скорее, беседует с ним на языке цитат, сносок и аллюзий. Сага стоит на плечах великанов, и имя им — легион. Дарвин, Замятин, Оруэлл. В общем, внушительный список использованной литературы. Отчасти это можно объяснить литературным первоисточником. Француз Пьер Буль свой роман сочинил в 1963 году, когда весь корпус антиутопической литературы был сформирован. И Оруэлл, и Хаксли, и Замятин, и Брэдбери все уже написали. Буль только собирал сливки этой богатой традиции. Концентрировал ее и придавал занимательную форму.

Но и экранизация вышла под стать. Конспект антиутопической классики на экране превратился в коллаж. В «Планете» семидесятых не было ничего своего, и тем она была хороша. Сам образ обезьяны настолько богат всяческими коннотациями, что только его краткий обзор, скажем, в русской критике последней трети XIX века вполне тянет на диссертацию. Тут и Дарвин, и малые голландцы, и дедушка Крылов, и Пушкин, и французские просветители со своим идеалом галантного дикаря, и нацизм, и борьба за права цветных.

Кадр из фильма «Планета обезьян», 1968Кадр из фильма «Планета обезьян», 1968© Twentieth Century Fox

Каждое действие, каждый визуальный образ «Планеты» — прозрачно читаемая цитата. Каждый иконический знак ясен без каких-либо пояснений, как в мечтах Уорхола. Во второй части, «Под планетой обезьян», важнейшим — буквально — детонатором действия становится ядерная ракета. Тут вам и отсылки к коллегам (Кубрику, в первую очередь), и приевшаяся сегодня уже тема экологических катастроф, и ужас перед холодной войной. Абсолютное высказывание, как сказали бы коллеги-арт-критики.

Чтобы закрыть разговор про место первой «Планеты» в контексте 1968 года: Чарлтон Хестон, исполнитель главной роли в этом фильме, — вполне репрезентативный герой своего времени. Выступал против войны во Вьетнаме, ел, молился и любил. Потом стал доверенным лицом нацлидера (Рейгана), выступал в поддержку обеих войн в Ираке, участвовал в «Боулинге для Колумбины» Майкла Мура.

Но задора «Планете» хватило ненадолго. Сага не столько прервалась, сколько выветрилась, осталась в истории кино как пример мастерства гримеров и guilty pleasure для университетских умов. Антропологи и социологи любят упражняться в расшифровке оригинальной серии фильмов — где там про «детей цветов», где про Дарвина говорится, где намеки на холодную войну. К новому тысячелетию сага доехала забавным предметом из прошлого. Вроде бабушкиного серванта. Кадры из «Планеты», когда-то пугавшие и впечатлявшие, стали общим местом. В сети есть смешная пародия на тот самый канонический финал первой части — кроме занесенной песком статуи Свободы герой Хестона обнаруживает на Земле будущего еще и Роберта Паттинсона с двумя «Оскарами», газету с новостью о том, что Ким Кардашьян получила Нобелевку по физике, и еще много признаков того, что эволюция — фигня. Все становится только хуже.

Точно так же в XXI веке устарел коллаж из цитат. Поэтому перезапуск «Планеты», который затеяли шесть лет назад, изначально был затеей рискованной. Это вам не актуализировать гонки «Безумного Макса» или раскланиваться перед «Звездными войнами». Тут надо действительно с сюжетом что-то делать, чтобы его вернуть к жизни.

«Фокс» подошла к делу воскрешения саги с деловитостью водопроводчика. Откинула все, что связано с антиутопией, и подчинила фильм законам сформировавшейся традиции. Ребут «Планеты» сделан просто и старательно. Сценаристы Аманда Сильвер и Рик Джаффа сочинили сюжет как по учебнику. Начали с малого: «Восстание» было камерной драмой про отношения конкретного человека — ученого — и отдельно взятой же обезьяны. Потом перешли на более серьезный масштаб: общество людей и общество обезьян в «Революции» выясняют отношения. В «Войне», которая сейчас выйдет на экраны, масштаб увеличат еще серьезнее — два вида столкнут в новой мировой.

Кадр из фильма «Планета обезьян: Война», 2017Кадр из фильма «Планета обезьян: Война», 2017© Twentieth Century Fox

Будь сага живым существом — ее было бы жалко. «Планета» XXI века оглядывается на «Близкие контакты», «Чужих» и прочих. Это уже не антиутопия, а фильм о границах человеческого. Дарвина сменили на Ницше (в версии «притворитесь знатоком»). Важно не живописание среды, а собственно персонажи. Отличия не миров, а тех, кто их населяет.

Растеряв то, что составляло ее обаяние в оригинале, «Планета» сильно приобрела в классических художественных составляющих. Говорить про актера в классической серии было невозможно, там все роли играли шерсть и резина. Перезапуск, наоборот, стал очень актерским. Главную роль в «Восстании» сыграл Джеймс Франко. Ключевого персонажа всей саги, шимпанзе Цезаря, играет Энди Серкис — пластичный и обладающий очень ярким талантом мимикрии. Во второй части выпустили Гэри Олдмена, в новом фильме вообще главного злодея играет Вуди Харрельсон. Умничанье и аллюзии тоже подчинили законам художественной формы — оставили их только на уровне имен. Особо жестокого примата с замашками вожака зовут Коба, представителя загнивающей человеческой цивилизации кличут Дрейфусом. Но все это — мягко и ненавязчиво. На уровне намеков, а не образов.

Кадр из фильма «Восстание планеты обезьян», 2011Кадр из фильма «Восстание планеты обезьян», 2011© Twentieth Century Fox

Верстают под стандарт «Планету» и на уровне визуального решения, привлекая операторов с определенным бэкграундом. Первую часть снимал Эндрю Лесни, работавший над «Властелином колец», вторую и третью — Майкл Серезин, когда-то сотрудничавший с Аланом Паркером по молодости лет, но (что в данном случае важнее) снявший и «Узника Азкабана».

Новая «Планета» заметно площе и примитивнее. В ней есть эффект, мощная оркестровка. Но нет энергии первооткрывателя, нет и оппозиции духу времени. Это очень спокойное и достаточно обычное кино про необходимость мирного сосуществования. Про мир как единую экосистему. Без лукавства и фиг в кармане. Все честно.

Винить «Фокс» в том, что студия превратила собственный странный шедевр в заурядность, нельзя. Не виноват в этом и дуэт сценаристов, Аманда Сильвер и Рик Джаффа, они — честные мастеровые. И уж точно нечего кивать на Мэтта Ривза, автора «Монстро». «Планета» выпадала из общего контекста в шестидесятые — и было бы странно, если бы окружающий ландшафт не подчинил ее наконец себе. Жить в обществе — даже фильму — и не зависеть от него невозможно.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Илья Будрайтскис: «Важным в опыте диссидентов было серьезное отношение к чужим идеям»Вокруг горизонтали
Илья Будрайтскис: «Важным в опыте диссидентов было серьезное отношение к чужим идеям» 

Разговор о полезных уроках советского диссидентства, о конфликте между этикой убеждения и этикой ответственности и о том, почему нельзя относиться к людям, поддерживающим СВО, как к роботам или зомби

14 декабря 202259112
Светлана Барсукова: «Глупость закона часто гасится мудростью практических действий»Вокруг горизонтали
Светлана Барсукова: «Глупость закона часто гасится мудростью практических действий» 

Известный социолог об огромном репертуаре неформальных практик в России (от системы взяток до соседской взаимопомощи), о коллективной реакции на кризисные времена и о том, почему даже в самых этически опасных зонах можно обнаружить здравый смысл и пользу

5 декабря 202236937
Григорий Юдин о прошлом и будущем протеста. Большой разговорВокруг горизонтали
Григорий Юдин о прошлом и будущем протеста. Большой разговор 

Что становится базой для массового протеста? В чем его стартовые условия? Какие предрассудки и ошибки ему угрожают? Нужна ли протесту децентрализация? И как оценивать его успешность?

1 декабря 202287187
Герт Ловинк: «Web 3 — действительно новый зверь»Вокруг горизонтали
Герт Ловинк: «Web 3 — действительно новый зверь» 

Сможет ли Web 3.0 справиться с освобождением мировой сети из-под власти больших платформ? Что при этом приобретается, что теряется и вообще — так ли уж революционна эта реформа? С известным теоретиком медиа поговорил Митя Лебедев

29 ноября 202251760
«Как сохранять сложность связей и поддерживать друг друга, когда вы не можете друг друга обнять?»Вокруг горизонтали
«Как сохранять сложность связей и поддерживать друг друга, когда вы не можете друг друга обнять?» 

Горизонтальные сообщества в военное время — между разрывами, изоляцией, потерей почвы и обретением почвы. Разговор двух представительниц культурных инициатив — покинувшей Россию Елены Ищенко и оставшейся в России активистки, которая говорит на условиях анонимности

4 ноября 202237670