8 июня 2021Кино
249

Поездка в Италию

«Папа»: Валерия Гай Германика возвращается в документалистику

текст: Инна Денисова
Detailed_picture© Leos Film

Девочка-подросток сидит на полу кухни, из-за ее плеча торчит микроволновка — горизонт завален, кадр не выстроен: это хоум-видео. Едва включившись, камера тут же фиксирует драму. «Я самый грустный человек в мире, мне очень плохо живется», — без тени кокетства заявляет 13-летняя Октавия. Действие следующей сцены, снятой так же криво, с рук, происходит на горной дороге: голос за кадром подкалывает старика-отца за несчастное лицо. В финале пролога режиссер отразится в зеркале с камерой в руках, саморазоблачившись и как оператор, и как глава семьи, где все ходят с несчастными лицами, а ей хочется понять почему.

«Папа» — возвращение Валерии Гай Германики к корням во всех смыслах: она снова работает в поле дока, с которого начинала и наработки и эстетику которого использовала в игровом хите «Все умрут, а я останусь», получившем приз в Каннах и превратившем Германику в селебрити.

Документалист по образованию и призванию, Германика дорожит ощущением «документальной правды»: зритель верит ее героям, будь они школьницами, которых буллят, или любовницами, которых бросают, — у них все «как в жизни». Психологический реализм — любимый прием, неважно, снимается ли кино с расчетом на Тьерри Фремо или Константина Эрнста (сериал «Школа»). Германику всегда интересуют сильные эмоции и их драматический пик. Не фальшивить в этом высоком регистре могут немногие. Если Звягинцева, другого любителя поиграть на струнах зрительской души, часто упрекают в грубом пафосе, Германика здесь безупречна.

© Leos Film

По мере взросления ее сперва затягивал мир бунтующего подростка (который, к слову, никто в российском кино не смог показать лучше: недаром ее называют русским Хармони Корином). Затем объектом ее исследований стали деструктивные отношения в паре, где каждый раз ей удается объяснить актерам, как играть, чтобы не выглядеть истеричными дураками (если бы фильм «Кто-нибудь видел мою девчонку?» сняла Германика, все, возможно, могло бы быть иначе).

Потом случилась экскурсия в теософский сюрреализм: ведомая сценарием мистика Юрия Арабова, Германика отправилась погулять в волшебный лес, где живет мысленный волк (сказалось ее собственное увлечение православным традиционализмом). Но вот, выбравшись из чащи целой и невредимой, в абсолютно трезвом уме, она снова взяла в руки камеру, чтобы снять интимный дневник и расковырять очередную рану — отношения в семье, которые никогда не выяснялись. Фильм стал единственной возможностью диалога, а камера — лупой и слуховым аппаратом, позволяющими отцу с дочерью рассмотреть и расслышать друг друга. Или хотя бы попытаться.

© Leos Film

На экране — семья, переживающая момент единения, как выяснится позже — после трагедии: восемь месяцев назад похоронили маму. Дед вовлечен в жизнь внучек, мы видим его то в школьном актовом зале на спектакле старшей, то на игровой площадке с младшей. В квартире дочери завязывается фабула: муж Германики Денис уговаривает отца съездить с семьей на курорт. Отец отбивается, но из пролога мы уже знаем, что поездка в Италию состоится. Тут бы и вспомнить Росселлини с героями, выясняющими отношения на неаполитанской вилле; Трюффо писал, что Росселлини снимал наспех, забывая ставить дубли, и допускал проходные кадры. Все это относится и к манере Германики, однако все аналогии с итальянским неореализмом — скорее совпадение, чем цитаты.

Оказавшись закрытыми в одном пространстве на неаполитанской вилле, герои, они же члены семьи, начнут толкаться и истязать друг друга взаимными претензиями и обидами. Полюсы конфликта — отец, которого камера не выпускает из виду, и дочь, вернее, ее закадровый голос. Упрямый и своенравный папа — про его характер мы все уже поняли после сцены с покупкой ботинок в ЦУМе, когда он предлагал «взять автомат и всех расстрелять», — всем недоволен и обижен. Дочь тоже не сахарок: колкие замечания ранят не только отца, но и старшую дочь Леры Октавию, самого нежного персонажа, оттеняющего сложных взрослых своей эльфийской хрупкостью (за сестру трогательно вступается трехлетняя Сева).

Конфликт отцов и детей работает на классической антитезе «идеалист/прагматик». Отец верит, что «все отдал для страны», и все время оплакивает мать. Лера прагматична и хочет обсудить, кому достанется квартира после его смерти, без лишней деликатности. Позже выяснится, что не зря, что лишняя деликатность часто оборачивается мягкотелостью. Самыми серьезными обвинениями они обменяются в финале, ради чего Лера даже войдет в кадр и сядет рядом с отцом, чтобы бесстрашно достать скелеты из шкафов и произнести неудобную правду вслух.

© Leos Film

Препарируя личную драму, Германика достигает универсальности — семья как мир, где люди не умеют любить друг друга, а только мучают, — и пытается понять, почему так происходит. Фильм «Папа» — еще один запрос на любовь, которым всегда одержимы герои всех ее произведений. Кроме попытки диалога режиссер, очевидно, преследовала еще одну цель — сделать портрет отца, сохранив память. Ее камера любуется статным усатым стариком, сидящим то в фас, то в профиль и произносящим длинные монологи то о судьбах России, то о клинической смерти.

Вписанный в натюрморт — на столе корзина с яблоками, сзади растение — портрет поражает глубиной и красотой. Это признание в любви от дочери, которая не может выразить ее словами (да и не существует тех слов). Честный портрет: ничего постановочного, все снято врасплох. Германику не волнует дергающаяся камера, она не стесняется наводить резкость. Портрет без стеснения, без стыда и без ретуши — такой же, как и ее с ним разговор. Германика не пытается понравиться, не стремится преподнести себя в выгодном свете как хорошую дочь: она ищет откровенности и оказывается на нее способной.

В скромный безбюджетный фильм длиной всего час пятнадцать минут вмещается все — и жизнь, и слезы, и любовь. И страх. И близость смерти — карета скорой помощи там тоже будет. И нехитрая мысль о том, как важно успеть честно поговорить с близким человеком при жизни.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20247334
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202413981
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202418515
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202423700
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202425301