10 февраля 2014Академическая музыка
186

Смыть с себя прошлое

«Князь Игорь» Чернякова в Метрополитен

текст: Майя Прицкер
Detailed_picture© Metropolitan Opera

В Metropolitan Opera состоялась премьера «Князя Игоря» Бородина в постановке Дмитрия Чернякова. За пультом был Джанандреа Нозеда. 1 марта спектакль покажут в кинотеатрах мира, в том числе и в России. Нью-йоркские впечатления от Майи Прицкер.

Не помню, чтобы я так ждала какую-либо еще премьеру в Метрополитен, как только что показанного «Князя Игоря». По многим причинам. Начнем с того, что эту оперу в последний раз видели в Нью-Йорке в постановке Сити-оперы (увы, ныне покойной) почти 20 лет назад. Вскоре после этого Мариинский показал на нью-йоркских гастролях вопиюще безвкусную постановку Юрия Харикова, которая привела в растерянность даже самых горячих поклонников русской оперы. Ну, а в Метрополитен первая и единственная постановка «Игоря» была осуществлена сто лет назад, причем на итальянском, и в последний раз показана в 1917 году. Добавим, что американцы — особенно старшего поколения — знают мелодии оперы по нелепому и, к сожалению, даже экранизированному мюзиклу «Кисмет», что может сильно затуманить для них восприятие оригинала.

Впрочем, об оригинале говорить можно с большими натяжками. Бородин, как известно, оперы не завершил, оставив после себя лишь написанное им самим либретто и ряд сцен: одни оркестрованы, другие — только в варианте для голоса и фортепиано. В результате Россия и весь мир знали «Игоря» в редакции и оркестровке Римского-Корсакова и Глазунова — до сравнительно недавнего времени, когда Валерий Гергиев и мариинцы записали на фирме Philips все, что удалось найти из оригинала Бородина. Запись, однако, не решила вопроса, в чьей же версии исполнять оперу (ни одна не является полной и исчерпывающей) и каков должен быть порядок сцен и номеров.

© Metropolitan Opera

К этим вопросам в канун премьеры добавился еще один: как поставит этот монументальный музыкальный эпос Дмитрий Черняков — режиссер, который, с одной стороны, как никто другой, умеет вдохнуть жизнь, мысль и энергию даже в самые длинные русские оперы (его «Руслан» в Большом, «Хованщина» в Баварской опере в Мюнхене и «Китеж» в Мариинском — лучшие тому примеры), но с другой — постоянно вызывает негодование блюстителей традиций, когда в поисках универсального подтекста то и дело разрушает шаблоны, милые сердцу тех, кто с ними вырос.

Черняков себе не изменил. Версия, поставленная им в Мет, — это лучший сегодня «Князь Игорь»: будоражащий душу своей человечностью, актуальный в лучшем смысле этого слова — не костюмами или декорациями, но проблемами, которые он затрагивает и над которыми заставляет задуматься.

История вершится людьми, люди совершают ошибки. Ошибки тех, кто наделен властью, — результат непомерных амбиций, ограниченности, самонадеянности, эгоизма — ведут к страшным последствиям. Так было во времена «Слова о полку Игореве», так было во время Крымской кампании, современником которой был Бородин, так было во время русско-японской и Первой мировой (об этой эпохе напоминают превосходно выполненные костюмы Елены Зайцевой). Так происходит сегодня во многих точках земного шара, и благодаря беспрецедентному доступу к информации мы это ощущаем с остротой, неведомой предыдущим поколениям.

© Metropolitan Opera

Спектакль играется в двух контрастных пространствах: наглухо закрытом, с тяжелыми дверями, мощными балками и узкими окнами храме, на светлых стенах которого уже в прологе видны признаки неблагополучия, и в покрытой алыми маками степи под гигантским синим небом. Для меня контраст этот — внутренний. Граница между «русским» и «половецким» на самом деле проходит в душе Игоря, где и синь небесная, и радость, и свобода — лишь мечта. И только вернувшись в разрушенный храм и смыв с себя свое прошлое (вода, омовение, очищение — возвращающаяся метафора в спектакле), можно начать долгое духовное преображение.

Игорь (Ильдар Абдразаков), чье красивое и властное лицо появляется на огромном экране в первые моменты оперы, проходит весь путь: от решительного военачальника до раздавленного поражением пленника. Но режиссер ведет его дальше: муки совести, кошмары, воспоминания о погибших солдатах (еще одно видео между прологом и первым действием сообщает в нескольких незабываемых кадрах, что же произошло в момент встречи русских полков с врагом), отчаяние, перемежающееся со снами о счастье и воле, депрессия — и в самом конце реальная попытка искупления и возвращения к жизни. Не под звон праздничных колоколов, не в венце героя и спасителя, а в смирении повседневного тяжелого труда.

Именно этой историей внутреннего преображения Игоря обусловлены два самых значительных отклонения от более-менее устоявшегося текста оперы: в последнее действие добавлены практически никогда не исполнявшийся раньше, но очень важный монолог (вторая ария) Игоря и новый финал, в котором используется музыка Бородина, а Половецкий акт происходит раньше Путивльского. Невероятной красоты и многозначности Половецкое действие представлено как череда видений и воспоминаний в сознании раненого Игоря. Не ждите волооких одалисок и машущих саблями воинов (хотя балет есть — в постановке Ицика Халили), но получившееся действие — куда более логичное, глубокое и эмоционально оправданное, чем знакомая героическая эпопея в сарафанах, кольчугах и кокошниках.

© Metropolitan Opera

Благородный, но слегка картонный Игорь советского монументального стиля обрел кровь и душу. Одномерный герой превратился в непростой, по-человечески узнаваемый характер. Как, впрочем, и остальные персонажи. Не случайно не только Ильдар Абдразаков, в котором работа над ролью Игоря открыла талантливого актера, но вообще все исполнители сольных ролей создают их словно заново.

Особенно хороша Анита Рачвелишвили (Кончаковна) — обольстительная и отчаянно-страстная в своей любви к Владимиру Игоревичу: тут и актерская смелость, и роскошная фактура, и вокальное богатство. У княжича (Сергей Семишкур) нет никаких шансов устоять перед этим огненным шквалом. После сухощавого, молодого, резкого, злого Галицкого (Михаил Петренко) уже трудно будет мириться со всеми прежними Галицкими, которые обычно бывали всего лишь раблезианскими буянами. Дезертир Скула (Владимир Огновенко) — идеальный приспособленец «всех времен и народов»: он в центре и в то же время слегка в стороне; подначивает, подталкивает, первым аплодирует, громче всех смеется — и выглядит при этом вполне добропорядочно, даже элегантно в своей хорошо отглаженной серой «двойке». И даже более традиционные Ярославна (Оксана Дыка) и Кончак (Стефан Кочан) кажутся очищенными, отмытыми от патины старых шаблонов.

Музыкальный руководитель и главный дирижер спектакля Джанандреа Нозеда — вполне русский итальянец: десять лет в Мариинском, дебют в Мет в «Войне и мире» Прокофьева, почти десяток русских наименований на афише руководимого им Teatro Regio в Турине... Правда, этот «Игорь» у него первый, но это и хорошо: он чуток к идеям Чернякова, с которым вместе выстраивал версию Мет. С итальянскими теплом и кантиленностью высвечивая мелодичность партитуры, он в то же время придает ей динамику и полетность. Оркестр Мет играет с воодушевлением, а хор на сей раз просто выше всяких похвал — даже русское произношение ясно и отчетливо.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России» Журналистика: ревизия
Евгения Волункова: «Привилегии у тех, кто остался в России»  

Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо

12 июля 202364552
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал»Журналистика: ревизия
Тихон Дзядко: «Где бы мы ни находились, мы воспринимаем “Дождь” как российский телеканал» 

Главный редактор телеканала «Дождь» о том, как делать репортажи из России, не находясь в России, о редакции как общине и о неподчинении императивам

7 июня 202338436