Рыцарь, мне не нужен свет

«Иоланта» Марата Гацалова в Перми

текст: Кей Бабурина
Detailed_picture© Андрей Чунтомов

Пермский театр оперы и балета под занавес сезона-2020/2021 выпустил премьеру «Иоланты» в постановке главного режиссера театра Марата Гацалова и главного дирижера Артема Абашева. Показы прошли 25 и 26 июня.

Казалось бы, эпоха, когда имя дирижера по праву занимало первую строчку в списке постановщиков оперы, осталась где-то в прошлом, когда Караян был жив, а Темирканов бодр. Дирижера могут в рецензии не упомянуть вообще: оперный жанр — вотчина режиссера. Валерий Гергиев в этой ситуации ставит спектакли с теми, чья постановка гарантированно не затмит работу оркестра; Теодор Курентзис порой находит равных по силе партнеров — а порой нет, и тогда весь спрос идет с него. Но Курентзис покинул пермский театр в 2019 году. И уже после него в Перми снова появился спектакль, применительно к которому говорить хочется в первую очередь о дирижерской трактовке.

Анемичный посткурентзисовско-пандемийный сезон-2019/2020 Пермь компенсировала чередой амбициозных режиссерских экспериментов сезона нынешнего («Дон Жуан» Марата Гацалова, «Любовь к трем апельсинам» Филиппа Григорьяна, «Кармен» Константина Богомолова). «Иоланта» на их фоне выглядит необязательным довеском, вброшенным напоследок в и без того набитый урожаем кузов (она не была заявлена в планах на сезон, и разговоры о ней пошли только с марта). Зато звучит она полноценно и бескомпромиссно.

© Андрей Чунтомов

Сценическое действие лаконично, условно и стерильно: режиссерская опера в усредненном варианте. В черном кабинете скупо, словно экономя иссякающие к концу сезона силы, двигаются на дистанции друг от друга одетые в белое люди (художник-постановщик — Ксения Перетрухина, художник по костюмам — Леша Лобанов). Иногда на них свешиваются с колосников, как сезонные украшения с потолка торговых центров, фигурки голубей, столбы из лампочек, объемные неоновые буквы или нанизанные на леску вниз головой розы. Увы, для сцены, не понаслышке знакомой с напряженной статикой Роберта Уилсона и поэтично-взрывной условностью Ромео Кастеллуччи, минималистичное решение должно быть проработано очень тщательно. Гацалов же дотошно (хоть и неоригинально) отстраивает самое начало (как Иоланта расположена относительно своих подруг, как эти подруги одна за другой вычленяются из общей группы), а потом бросает сценический текст на произвол судьбы. Такое ощущение, что задачи артистам ставились пунктирно, в рамках генерального стремления произвести как можно меньше энтропии. Опасное приближение к формату «стой и пой» в том его унылом изводе, который с режиссерской оперой не ассоциируется.

Иоланта — Элона КоржевичИоланта — Элона Коржевич© Андрей Чунтомов

Линейная история о мучительной инициации у Гацалова оказывается бегом по кругу. Свет, узренный Иолантой, — в спектакле его воплощает оранжевый прожектор, бьющий в зал с такой силой, что каждый зритель рискует оказаться пациентом мавританского врача (спасибо художнику по свету Илье Пашнину), — на наших глазах переходит в затмение. А над сценой зависают в угрожающем парении те же голуби, больше похожие на коршунов, что висели в самом начале в сотканном из лжи мирке Иоланты.

Что ж, прозрение тождественно слепоте, а каждый человек одиноко блуждает в темноте, видит в ней что-то свое, и выход искать бессмысленно. Для пущего обособления бедных заблужденцев хор убран за кулисы и выходит на сцену только в самом финале. Дмитрия Чернякова или скованного пандемийными ограничениями Барри Коски смешно было бы упрекнуть в том, что они такими приемами расписываются в неумении работать с хором, а вот драматический режиссер Гацалов ставит себя в очень шаткое положение: в «Дон Жуане» он уже применил чит, убрав вообще всех людей со сцены; два раза подряд — неспортивно. А в условиях, когда для западных театров прореживание людей на сцене является единственным решением, чтобы спектакль состоялся, это еще и выглядит слепой (каламбур намеренный) погоней за модой.

Роберт — Константин Сучков, Водемон — Сергей КузьминРоберт — Константин Сучков, Водемон — Сергей Кузьмин© Андрей Чунтомов

И вот, пока смотреть на сцену в лучшем случае скучно, в худшем — неловко, яма дышит живой и деятельной жизнью. Пылкая и многособытийная партитура Чайковского, для которой выстроенные на сцене пространство и действие слишком бледны, звучит в трактовке Артема Абашева как балет. Начиная с увертюры, где Абашев играет отчетливое танго, вся музыка звучит упруго и дансантно, всюду акцентирован ритм. И нет, это не потому, что «Чайковский — балетный композитор», и не потому, что «Иоланта» впервые поставлена была в паре со «Щелкунчиком». Энергия этой интерпретации делает спектакль выпуклым, насыщает его событиями и контрастами. Четкий ритм не оставляет места и времени на проявление человечности, поэтому песни подруг Иоланты бегут лицемерной скороговоркой, а славословия свету становятся оболванивающим маршем, под который нужно шагать, не раздумывая. Ритмичность уступает место рубатности и полету только в арии Роберта, и комически решенную сцену (на герое дурацкая шуба, а неоновые «Вернись назад», «Исполненный боязни» и так далее складываются в воздухе в бессмысленные фразы, словно передавая привет словесным играм Богомолова) заполняет свобода, которая в этот момент нужнее страсти. А обреченно-страшный финал наконец объединяет сцену и яму. Вот только к этому моменту музыка уже утвердила себя как альтернативная, а не дополненная реальность спектакля.

Король Рене — Гарри АгаджанянКороль Рене — Гарри Агаджанян© Андрей Чунтомов

Плюс отсутствия изощренных режиссерских задач очевиден: певцам проще петь. Работы Элоны Коржевич (исполняла Иоланту 26 июня), Сергея Кузьмина (Водемон), Гарри Агаджаняна (Рене), Константина Сучкова (Роберт) могли бы пристыдить солистов Большого театра, где в те же дни проходили премьерные показы оперы Чайковского «Мазепа».

Перед нами сезон сплошных обращений к неочевидным произведениям Петра Ильича: то «Опричник» в Михайловском театре, то «Орлеанская дева» в Мариинском — а ведь Чайковский даже не празднует никаких особенно круглых дат. Впрочем, «Иоланта» в Перми демонстрирует и другой, сугубо местный, тренд. Намеренно или нет, но Гацалов и Абашев уже второй раз берутся за название, работа над которым была важной вехой в карьере Курентзиса: тот ставил «Дон Жуана» с Черняковым, а «Иоланту» с Питером Селларсом.

Иоланта — Элона Коржевич, Водемон — Сергей КузьминИоланта — Элона Коржевич, Водемон — Сергей Кузьмин© Андрей Чунтомов

И если амбиция Абашева понятна, а в случае с «Иолантой» и оправданна, то Гацалов играет в чужую игру и пока сильно проигрывает.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20248248
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202414893
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202419297
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202424558
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202426033