14 апреля 2014Литература
176

Александр Подрабинек: в поисках жанра

В издательстве «АСТ» вышла книга воспоминаний Александра Подрабинека «Диссиденты»

текст: Мадлена Розенблюм
Detailed_picture© Colta.ru

Определить жанр написанной Александром Подрабинеком книги непросто.

Навскидку можно было бы назвать этот текст мемуарами, охватывающими короткий период жизни СССР с 1967 по 1983 год, где живая эпоха представлена полно, обстоятельно и многосторонне. Документы, свидетельства, факты то разворачиваются в панорамную картину, то фокусируются на точных и узнаваемых деталях. Подрабинек не сводит счетов ни с кем из своих героев, старается не давать оценки тем или иным поступкам персонажей. Беспристрастные документы говорят сами за себя.

Роман-хроника? Скрупулезный летописец, автор час за часом восстанавливает события упорной борьбы горстки порядочных людей против огнедышащего дракона о ста головах. Борьба идет против советских органов правопорядка, превращенных в тотальную карательную экспедицию против собственного народа, против использования медицины, и особенно психиатрии, в карательных целях, против цензуры, произвола и лжи.

Но назовите книгу документальным романом — тоже не ошибетесь. Произведение густо заселено, и в этом бурном коммунальном мире сталкиваются правозащитники и работники Комитета госбезопасности, рабочие и баптисты, врачи и смертники, убийцы и бессребреники, герои и предатели. В войне против тоталитаризма герои романа на каждом повороте оказываются на сложных перекрестках, когда моральный и этический выбор необходимо делать под давлением обстоятельств здесь и сейчас.

Строгая полифония звучит без усилий и натяжек. Это хор баптистов, которых «по одному выволакивали в воронки, а они отвечали молитвой на государственное насилие». «Сначала выводили мужчин. Оставшиеся продолжали петь, не обращая внимания на милицию, и по мере того, как уводили мужчин, голос хора становился все выше и пронзительнее. Он звучал так, будто над нами был не потолок на высоте двух с половиной метров, а купол огромного храма или целый мир, который сверху взирал на то, что делается на жалком пятачке стандартной московской квартиры». Это голос отважного адвоката Софьи Васильевны Каллистратовой, которая опекает и напутствует диссидентов: «Вы видели, как пешеходы переходят у нас перекресток со светофором? Кто как хочет. А я вам говорю: переходите только на зеленый свет. Вам не сойдет с рук, если вы перейдете на красный». Это ироничный и ласковый голос «мамы» Зинаиды Михайловны Григоренко, которая на вопрос, почему она не велела друзьям встречать автора после боевого крещения у ворот тюрьмы, ответила: «А чтоб не зазнавался!» Это напряженное и драматичное трио Подрабинеков: отца, Пинхоса Абрамовича, и его сыновей, Кирилла и Александра. Это рычание садистов в форме. Это немой выход флегматичного надсмотрщика, прапорщика Володи Суреля, который молча клал буханку хлеба в кормушку одиночной камеры, чтобы хоть как-то подкормить автора, который весил на тот момент 40 (СОРОК) килограммов (привет Освенциму!). Это самая короткая партия баландера Витаутаса Абрутиса, у которого в те же дни автор попросил хлеба. Попросил, потому что тот тоже был политическим заключенным. Абрутис ответил «предельно вежливо и лаконично»: «Не положено». Все мотивы тесно переплетаются, однако каждая линия исполнена четко и западает в память, чтобы сделаться органичной частью опыта читателя.

© АСТ, Редакция Елены Шубиной

Роман насыщен точными портретами, и каждый запечатлевается в сознании читателя. Изобилие и плотность информации не создают ощущения толчеи и духоты — роман дышит естественно и широко.

Каждая глава — самостоятельная новелла, каждая новелла — психологическая дилемма. Зачастую, как у Чехова, кульминация новеллы вынесена за пределы повествования. Автора с Чеховым роднит не только принадлежность к медицине, но и активное сострадание к беззащитным и бесправным. Пока советские врачи, поименно названные автором, состязались в жестокости с КГБ, закалывая здоровых людей психотропами, фельдшер Подрабинек истово следовал букве клятвы Гиппократа: сидел у больных так долго, сколько было необходимо больному, а не 60 минут, чего требовали правила, добывал нужные лекарства. 20-летним фельдшером скорой помощи он узнал о практике насильственных психиатрических госпитализаций инакомыслящих.

«Я и не предполагал, что медицина может быть использована таким диким способом», — пишет Подрабинек. Это открытие призывает автора выполнить моральный долг. Он принимается за создание книги «Карательная медицина», отдавая себе отчет в том, что это будет стоить ему свободы. Всякий, кто знаком с книгой «Карательная медицина», наверняка удивлялся, что этот зрелый труд — не произведение коллектива маститых психиатров, а проба пера юного фельдшера. Даже в отвратительном переводе на английский она была востребована: в Штатах мне попал в руки экземпляр, прилежно испещренный пометками читателя.

«Диссидентов» можно без натяжек назвать детективом. Только здесь детективный сюжет возникает сам собой, по велению жизни. Автор мастерски пользуется возникающими возможностями и усиливает детективное звучание, не забегая вперед, а следуя причудливой нити подлинных событий. Кто был тупица-комитетчик на обыске, который откладывал в стопку для следствия всякую чепуху, проходя мимо крамольных документов? Какова судьба зеленых носков, которые автор, отрывая от сердца, отдал в общак? Кто посылает важные сигналы из стана врага: крот в КГБ или провокатор?

Приключенческий роман? Триллер? Юная энергия, витальность и остроумие героя наводят на некоторые параллели с д'Артаньяном. Гасконцу, почти сверстнику героя, также были присущи изобретательность, бесшабашность и дерзость, с одной стороны, и щепетильность, смелость и рассудительность — с другой. Читая строки, посвященные жизни в ссылке, невольно вспоминаешь Робинзона Крузо. Кропотливая, упорная созидательная деятельность позволяет автору вырваться из водоворотов невзгод и уныния. За что бы ни взялся автор, будь то создание Рабочей комиссии, написание книги или строительство туалета в вечной мерзлоте, — осмысленный труд выполняется основательно, на совесть.

«Диссиденты» — это подробный и всеобъемлющий учебник для каждого, кто решает бороться за право жить честно и достойно. Бесспорно, это продолжение славного дела Анатолия Марченко, принявшего мученическую смерть в застенках и оставившего бесценные документы потомству. Кропотливое сражение за секунды, граммы и миллиметры жизни в одиночных камерах, под лютыми физическими и психологическими пытками. «В отношениях со следователем, когда между вами стол, а на нем протокол допроса, всего две трудности: надо перестать видеть в следователе человека и надо перестать надеяться на лучшее… И забудьте, что вы можете получить срок меньше максимального. Рассчитывайте на всю катушку. Тогда вы станете свободны, страх уйдет, голова прояснится, и вы получите такие силы, о которых вы и не мечтали».

И здесь Подрабинек-наставник скрупулезен и серьезен. Он честно предупреждает всякого, кто горит желанием «жить не по лжи», чтобы тот точно рассчитывал свои силы, оценил прочность своего нравственного стержня, хорошенько изучил свои уязвимые места, ибо садисты безошибочно будут бить в самое сердце. Готов ли человек, вступающий на путь борьбы за собственное достоинство и справедливость, к испытаниям, которым несть числа? Описывая перипетии славных судеб, Подрабинек, прекрасный рассказчик, отсылает нас к фольклору. Семь пар железных сапог сносить, семь железных посохов, чтобы отыскать источник живой воды. Способны ли вы выдержать допросы и не сдать всех, включая жену и одиннадцатилетнего сына? Хорошо. Тогда пойдем дальше. Испугаетесь ли суда? Лишения свободы? Поражения в правах? Ссылки к полярному кругу, где при —64 по Цельсию на ресницах нарастают сосульки и невозможно моргнуть, не повредив глаза, а до работы 30 минут ходу? Устоите ли в одиночке, где одна задача: не помереть от холода, голода и не сойти с ума? Готовы ли вы к цинге? К туберкулезу? Готовы ли объявить голодовку? Готовы ли к пытке бессонницей? К физическим пыткам? А если будут травить собаками? А если закуют в наручники и сдавят их так, что вы потеряете сознание? Готовы ли вы к тому, что за минуту до освобождения вам накрутят новый срок? Готовы ли к тому, что вас станут шантажировать свободой и жизнью родных? Вторя Оруэллу в «1984», автор предупреждает: КГБ безошибочно найдет все ваши уязвимые места и страхи прежде, чем вы сами их осознаете, и станет методично и беспощадно их эксплуатировать.

Чаплиниана на крови.

В книге наглядно представлены ошибки тех, кто переоценил свои силы. На угрозе нового срока и страхе за близких КГБ сломал многих, кто стойко держался в неволе. Подрабинек осаживает заблуждающихся. Он отказывается принимать помощь, сколь щедрую, столь и необходимую, от активистки Иды Нудель. Она настаивает на том, что готова помогать политзаключенным-евреям. Подрабинек пишет: «А кто будет помогать, например, фельдшеру или лифтеру? Фонд помощи политзаключенным глупостями не занимался, поддержку получали все без различия нации или профессии». Строго и последовательно проводит водораздел между теми, кто идет в протестное движение по зову сердца, и теми, кто хочет заслужить вожделенную визу на выезд в эмиграцию, аккуратно притулившись к периферии правозащитного движения.

Может, «Диссиденты» — это сатирический роман? Свободный человек, обладающий жизнеутверждающим сознанием личности эпохи Возрождения, автор говорит о самых страшных испытаниях просто, с присущим его здоровой натуре целительным смехом. Один недалекий критик яростно возмущался, что скорбные страницы наполнены живым юмором. Но всякий грамотный врач знает, что только умение смеяться над собой в одиночку и вместе с миром способно помочь человеку преодолеть самые трагические и травмирующие события.

Темпоритм книги, то вдумчивый и обстоятельный, то стремительный, но во всех случаях захватывающий, создает обманчивое впечатление, что это легкое чтиво. Действительно, оторваться невозможно. Однако книга вызывает к жизни такие серьезные переживания и задает читателю столь сложные морально-этические головоломки, что биение сердца не поспевает за повествованием. Главы, посвященные истории с заложничеством, требуют не только вдумчивого прочтения, но и досконального анализа. Это как одновременный сеанс нескольких шахматных партий с непредсказуемыми ходами. Впрочем, сравнение с шахматами грешит неточностями: это белые играют по шахматным правилам, а черные настаивают на форе, отнимая перед партией белого ферзя и обоих слонов; меняют правила игры на каждом ходу, крадут фигуры и опрокидывают доску, если партия кажется им проигрышной.

Подрабинек — вдумчивый санитар, и он делает живому и здоровому телу книги необходимые прививки. Гордыня и заносчивость подстерегают каждого сильного человека — он без колебаний дает слово своим соратникам и оппонентам и вводит в книгу две развернутые цитаты. Читателю предоставлена возможность услышать голос жены Аллы, в которой она описывает одну ночь якутской ссылки. Отрывки из воспоминаний отца, Пинхоса Абрамовича Подрабинека, «Заложники» позволяют читателю услышать неоднозначные оценки поступков самого автора. Сахаров за спасительную эмиграцию. Солженицын поддерживает решение отказаться от эмиграции и стать на мученическую стезю. Это решение разрешит не только сегодняшнюю проблему участников, но и обозначит вектор, по которому будут определяться отношения трех семей на десятилетия вперед, а времени на решение — несколько тягостных и болезненных часов. Судьба отца и двух его сыновей вкупе с их семьями завязана в драматичный узел: ни развязать, ни разрубить… «Решение проблемы было не в выборе между тюрьмой и свободой, а в выборе между свободой и внутренним согласием».

«Диссиденты» — готовый сценарий. Бурные события, бытовые сцены, погони, слежка, смена лиц и пейзажей, обилие сюжетных линий, неожиданные повороты, увлекательные вставные новеллы, свежесть взгляда, неординарные трюки — все это зовет к кинематографическому воплощению. Чего стоит сцена, когда Подрабинек указал сыну Марку на слежку в 1988 году. Восьмилетний ребенок «пришел в восторг от того, что за нами идут люди, которые поворачивают не туда, куда нужно им, а туда, куда нужно нам. Перед каждым поворотом он оборачивался и приманивал их, как собачек, безмерно радуясь их послушанию».

Это психологический роман, в котором важные этические и моральные вопросы поставлены на обсуждение и допускают множественные решения. Подрабинек умеет видеть себя со стороны, умеет взвешенно и трезво рассуждать о своих сомнениях, слабостях и несовершенствах. Маленький человек в одиночке встречает Новый год и неуклюже переваливается с ноги на ногу у нарисованной елочки. Простые слова — и такое пронзительное ощущение тотального одиночества и страдания. Нагота в романе полностью очищена от эксгибиционизма или мазохистской идентификации себя с жертвой обстоятельств. Голый человек на голой земле уважает себя и заставляет палачей относиться к нему с уважением (насколько эта этическая категория им вообще доступна). Даже мучительное отсутствие уединения во время физиологических отправлений становится формой протеста. Сидя на параше, автор смущает своих мучителей безмятежной силой духа. «Верной дорогой идете, товарищи», — напутствует он вертухаев обоих полов и торжественно машет им рукой, словно вождь с высот Мавзолея. Чаплиниана на крови.

Для человека, стремящегося жить по чести, «Диссиденты» — роман-камертон. Для любого читателя это роман-набат.

Александр Подрабинек. Диссиденты. — М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2014. 477 с.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320799
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325919