Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 2024257522 октября 2020 года Ивану Алексеевичу Бунину исполняется сто пятьдесят лет. Понимая — и отказываясь понимать — свое место на путях европейского модернизма, Бунин до конца дней продолжал вести себя как последний патриарх классической русской литературы. При этом с самых ранних своих рассказов 1890-х годов и до рассказов, написанных в 1940-е годы, Бунин был и оставался наблюдателем табуированной любви; нимфолепты появились в его творчестве задолго до того, как этот термин был введен в обиход культуры другим великим изгнанником.
Бунин родился 10 (22) октября 1870 года в Воронеже в обедневшей семье столбовых дворян и провел детство и юность в (тогдашней) Орловской губернии. Узами родства Бунин был связан с русскими поэтами первой половины XIX века — Анной Буниной и Василием Жуковским. Бунин учился в Елецкой мужской гимназии, курс которой не завершил. В молодости Бунин пережил сильное увлечение толстовством. Кончина Семена Надсона в январе 1887 года вызвала к жизни поэтический дебют Бунина в петербургском еженедельнике «Родина».
Литературная слава пришла к Бунину в поздние 1900-е — ранние 1910-е годы. Еще до эмиграции — после публикации его черноземной готики (повести «Суходол», «Деревня») и тех рассказов и новелл о желании и смерти, из которых отчасти вышли поздние, гениальные рассказы второй части «Темных аллей», — Бунин стал живым классиком. У Бунина страсть — смертоносная сила, разрушающая границы запретного. Особняком стоят дореволюционные рассказы и новеллы Бунина, в которых действуют иностранные персонажи («Господин из Сан-Франциско») и фигурируют мотивы восточной, буддийской и даосской метафизики («Сны Чанга»). Заслужив национальное признание своей деревенско-дворянской прозой, Бунин был и оставался одновременно одним из самых «западных» и одним из самых «восточных» русских писателей. Неореализм и символизм оставили тематические и стилистические отпечатки на поверхности прозы Бунина, но не переменили его творческую ориентацию.
В своих стихах Бунин одновременно вторил лучшим поэтам середины XIX века и пел своим собственным, неповторимым голосом. В рецензии 1929 года Владимир Набоков, стремительно становившийся соперником Бунина среди прозаиков русского рассеяния, назвал стихи Бунина «лучш<им>, что было создано русской музой за несколько десятилетий», однако добавил: «музыка и мысль в бунинских стихах настолько сливаются в одно, что невозможно говорить отдельно о теме и о ритме». Поэзия Бунина — особенно его «ближневосточные» стихи — еще ждет своих главных интерпретаторов и своих переводчиков.
Покинув Москву в июне 1918 года, Бунин и его будущая вторая жена Вера Муромцева провели полтора года в Одессе. Бунин бывал в Одессе в поздние 1890-е и там познакомился со своей первой женой Анной Цакни, дочерью обрусевшего грека и еврейки. Брак Цакни и Бунина распался; их сын Николай, единственный генетический наследник Бунина, умер в 1905 году. В январе 1920 года Бунин и Муромцева навсегда оставили Россию, а в марте 1920-го приехали в Париж. Уже во Франции в 1922 году Иван Бунин и Вера Муромцева смогли обвенчаться.
Во Франции Иван Бунин (Ivan Bounine) прожил тридцать три года — в Париже (в 16-м арондисмане) и в Грасе (в Приморских Альпах). В эмиграции будет создан и опубликован единственный роман Бунина «Жизнь Арсеньева». В 1933 году Бунин — изгнанник, противник левого и правого тоталитаризма — стал первым русским писателем, удостоенным Нобелевской премии по литературе.
Иван Бунин пережил войну и немецкую оккупацию, удержался от послевоенного «большевизанства» парижских эмигрантов. Пережил он и Сталина — на 248 дней. Иван Алексеевич Бунин умер в Париже 8 ноября 1953 года и похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. Над местом, где когда-то стоял родовой хутор Буниных Бутырки, кружат вороны и шумят высокие травы.
* * *
Американский писатель и литературовед Максим Д. Шраер, автор книг «Бегство», «Бунин и Набоков. История соперничества» и «Антисемитизм и упадок русской деревенской прозы», обратился к своим коллегам-славистам с просьбой кратко ответить на четыре вопроса:
1. Каков вклад Бунина в современную русскую и мировую культуру?
2. Как на вас повлиял Бунин?
3. Как соотносятся поэзия и проза в творчестве Бунина?
4. Какие тайны жизни и искусства Бунина для вас до сих пор не раскрыты?
В день 150-летия со дня рождения Ивана Бунина мы публикуем ответы на вопросы о значении и влиянии писателя.
Андрей Бабиков (Россия)
Ирина Белобровцева (Эстония)
Анна Бродская-Кроткина (США)
Стефано Гардзонио (Италия)
Александр Жолковский (США)
Борис Ланин (Россия)
Олег Лекманов (Россия)
Анна Лушенкова-Фосколо (Франция)
Андреа Майер-Фраатц (Германия)
Татьяна Марченко (Россия)
Томас Гайтон Марулло (США)
Кинуё Миягава (Япония)
Сергей Морозов (Россия)
Евгений Пономарев (Россия)
Григорий Утгоф (Эстония)
Люба Юргенсон (Франция)
1. Как бы нам ни хотелось верить в непрерывность пути в историческом смысле, культурная эпоха, к которой принадлежал Бунин, достигнув своего расцвета к началу XX века, сменилась другой, еще незрелой и неизвестно что обещающей. Бунин оказался не только одним из главных передаточных звеньев, обеспечивающих преемственность культурных эпох, но и столь же важным посредником между русской и мировой культурой. Он занимает особое место русско-европейского писателя, которого в равной мере увлекают быт крестьян в Елецком уезде и нравы неаполитанских рыбаков. Ушедшая эпоха Бунина зрима и слышима благодаря его необыкновенному изобразительному искусству, этому цветному кинематографу XIX века, когда никакого кинематографа еще не было. «Съемки» Бунина в разных уголках планеты бесценны. Это искусство непреходящих достоинств, на нем лежит отпечаток совершенства: в бунинской прозе, как удачно заметил Георгий Адамович, «нечему стареть».
2. Осторожно: высокое напряжение. Первое и сильное впечатление, еще школьных лет, — «Митина любовь». Какими-то новыми, неизвестными средствами Бунин улавливает, удерживает и передает необыкновенное физическое напряжение, возникающее как будто в самой природе вследствие чудовищного противоречия — неразрешимости Митиной любви. Грозовое, душное напряжение, медленно растущее до последнего предложения — выстрела, удара молнии. Сила жизни против самоё себя и заложенное в человеческом естестве неистовое противоречие между влечением и смертью — вот, по-моему, главная тема Бунина, от «Маленького романа» до «Темных аллей». Всякий, кого прохватило это бунинское электричество, особенно в юности, уже никогда, как говорится, не будет прежним.
3. Как Пушкин и Набоков, Бунин принадлежит к узкому кругу всесторонне одаренных писателей, он дважды снимает урожай с одних и тех же десятин — сперва как поэт, затем как прозаик. Материал у него проходит как бы двойную творческую перегонку, благодаря чему его проза набирает особую прозрачность и крепость. Но Бунин-прозаик смелее, беспощаднее и «бесстыднее» Бунина-поэта, на его долю выпало больше испытаний и приключений, как, впрочем, и на долю самой европейской прозы XX века.
4. Бунин ощущал связь с бесконечно удаленными в пространстве и времени событиями и состояниями. Благодаря этому он умел находить то общее, что пронизывает все сущее, и видеть окружающее чужими глазами — не только людей, но и какого-нибудь воронежского филина или палестинского ослика. Примечательно, что Дмитрий Святополк-Мирский заметил в этом универсальном чутье Бунина только одну сторону — «необыкновенно острое историческое чувство гниения и разложения всего старого уклада русской жизни». Едва ли столь необыкновенно острое чувство могло быть ограничено каким-нибудь одним предметом. Как набоковский Фальтер, познавший суть вещей, Бунин, кажется, знал главную тайну мира, но знал не рационально, а интуитивно, не умом, а сердцем. Он умел проникать — слушая звуки леса, глядя на звезды — в ход самой жизни и в мировое устройство, за которым сквозил не раз упомянутый им Идеал, некое Совершенство, которому он старался отвечать совершенством своих произведений. И мне кажется, что Бунин сознавал прямую зависимость своего провидческого дара от той дани, которой этот дар от него требовал, — его строгого и стройного искусства.
1. Судя по тому, что такие вопросы вообще задаются, вклад есть. Не уверена, что в мировую культуру, но говорить о рубеже XIX и XX веков, не называя имени Бунина, невозможно. Если когда-то в 1970-х годах в США прозвучало мнение литературного критика о том, что ни один американский рассказ за последние полвека не был написан без влияния Чехова, то можно сказать, что начиная с середины 1950-х годов советские прозаики, работавшие в жанре рассказа (Юрий Казаков, Владимир Солоухин, Юрий Куранов, Сергей Антонов и др.), обращались, прежде всего, к Бунину.
2. Научил ждать и различать в каждом рассказе портал, туннель, прорыв, неизменно ведущий от обыкновенного — влюбленности, встречи, завязи отношений, внезапной смерти, ерундовой фразы — к тайне, к неведомому, к тому, что можно ощутить и невозможно разъяснить. Странно, что не Бунину принадлежит, может быть, самое меткое определение этого: «Эта тайна та-та, та-та-та-та, та-та, / а точнее сказать я не вправе».
3. Принято считать, что в прозе Бунин тоже поэт, кто-то сказал даже, что проза Бунина — это проза художника. Мне интересны как раз те его стихотворения, где он ближе к своей прозе с ее внезапными озарениями: «Я к ней вошел в полночный час…» с последними двумя стихами, написанными как будто много позже, — «И тихо, как вода в сосуде, / Стояла жизнь ее во сне»; «Одиночество» с немотивированным, чеховским концом, «Венеция», «Сапсан».
4. Пресловутый бунинский характер. Да, конечно, не червонец, чтобы всем нравиться. Но такого смыкания добросердечия и мгновенной, часто немотивированной раздражительности, душевной тонкости и бесцеремонности, пиетета перед традициями русской литературы и пейоративных отзывов о выдающихся ее представителях ни в ком другом не найти. Отсюда зависть и предательство собратьев по цеху, некоторых друзей, отсюда неблаговидные и ложные слухи, распускавшиеся молодыми и энергичными писателями и писательницами. Яркий пример: получив Нобелевскую премию, Бунин 10 процентов денег передает комитету, который распределяет их в виде помощи нуждающимся писателям. И — возникает столько обид, что Надежда Тэффи с присущим ей юмором говорит: впору образовать еще одно общество — Общество обиженных Буниным.
1. Иван Бунин — это наш музейный хранитель, сберегший для нас прелесть уже почти современного, но еще дореволюционного языка, не замутненного советским наречием, не обогащенного блатной феней и не уснащенного англицизмами и американизмами. Для русского читателя Бунин — это русский Марсель Пруст, открывший нам всю прелесть не только утраченного языка, но и исчезнувшего быта, забытых мыслей и кажущихся теперь старомодными чувств. К сожалению, в переводе на другие языки проза Бунина немногим лучше черно-белой репродукции музейной картины. Проза его так же непереводима, как хорошая поэзия.
2. Язык Бунина — это коробочка с подарками. Когда мне приходится писать (даже если это газетный материал), то часто вспоминаю построение бунинской фразы — структура предложения простая и ясная, но внутри, в каком-нибудь причастном обороте или придаточном предложении, спрятан неожиданный и радующий сюрприз.
3. Поэзия Бунина вежливая, отдающая дань поэтической традиции и поэтическому лексикону. В своих стихах Бунин всерьез и без подразумеваемых кавычек пользуется такими словами, как «очи», «небеса», «внимать» или «пробуждать». В любовной лирике Бунину часто нужны такие поэтические атрибуты, как «лучистые ресницы», «арфы» или сомнительное, но романтическое нечто вроде материала, который Бунин-поэт описывает как «креп — прозрачный легкий газ». В прозе же Бунин никому ничего не должен. Его поэтический словарь без оглядки на историю литературы перемещается в новый, нетрадиционный контекст: если это «блаженное» или «сладострастное» чувство, то оно может относиться к сафьяновым сапожкам и кожаной плеточке. А среди чудных «мгновений» может быть жадный укус хвоста редьки «вместе с синей густой грязью, облепившей его».
4. Роман «Жизнь Арсеньева», бесспорный шедевр Бунина, во многом хорош своими антиидеологичностью и бессюжетностью. Ни политические драмы, ни сюжетные коллизии не замутняют силы и красоты индивидуального видения, яркости языка и выпуклости деталей. Кто из читателей Бунина не помнит «два белых чайника с мокрыми веревочками, привязанными к их крышечкам и ручкам…» После такой победы над сюжетной прозой не совсем понятно, почему Бунин в «Темных аллеях» вернулся к более традиционным любовным коллизиям как фону все для своих бессмертных деталей.
1. Творчество Бунина больше ценят в России, чем за границей. Несмотря на Нобелевскую премию 1933 года и многие переводы его наиболее значительных вещей, Бунин не смог, как мне кажется, заслужить признание зарубежных читателей в той же мере, в какой его заслужили русские классики XIX столетия, или же, например, Леонид Андреев благодаря широкому распространению его пьес на европейской сцене, или же некоторые представители русского модернизма. В России, напротив, несмотря на статус писателя-эмигранта, Бунин пользовался огромным успехом у читательской публики (пожалуй, лишь в меньшей степени — у критиков) — отчасти потому, что его простодушно и прямолинейно относят к сфере реализма. Однако следует отметить, что — особенно в последние десятилетия — критический подход к Бунину переменился и появились исследования, в значительной мере проясняющие особенности творческого наследия Бунина. Несомненно то, что лучшие из советских «рассказчиков», особенно начиная с 1960-х — 1970-х годов XX столетия, пострадали от его влияния, и то, что сегодня проза Бунина по-прежнему популярна среди российских читателей.
2. Откровенно говоря, мне трудно ответить на это вопрос, поскольку Бунин не только не стал главным предметом моих филологических и историко-литературных работ, но и не сыграл существенной роли в моих собственных скромных литературных опытах. Однако я должен сказать, что недавнее двухтомное издание стихов Бунина в серии «Библиотека поэта» позволило мне в полной мере открыть для себя значение и оригинальность Бунина-поэта, и я считаю особенно важным изучение его роли в развитии русской поэзии, вышедшей из дореволюционного модернизма и продолжавшейся в эмиграции.
3. Это представляется мне одним из ключевых вопросов литературного наследия Бунина. Разумеется, проза его — не «проза поэта», но автономная и целостная форма во всех чертах ее поэтики. Но при этом мне кажется, что и проза, и стихи Бунина отмечены особенной атмосферой, загробным голосом, который стремится выразить, обнажить некие подсознательные, скрытые черты писательского биографизма. Но, разумеется, и прозаический, и поэтический поиск Бунина озарен яркостью образов, цвета, вещественной конкретики. Повторяю: лишь недавно открыв для себя поэзию Бунина, я еще не до конца ее осмыслил и осознал.
4. Здесь следует коснуться той сложной «переплетенности» и «взвихренности» чувств, которая характерна для биографического опыта писателя — или же, в области литературных отношений, для его дружеских и враждебных отношений с другими писателями в России и в эмиграции. Для меня не разрешен вопрос о художественной искренности писателя — не о конкретном соответствии творчества Бунина событиям его жизни и окружавшим его историческим событиям, а именно о его «искренности» художника. Этот вопрос сближает Бунина с его литературными соперниками — сначала с Горьким, позднее с Набоковым. Соотношение идеологии и художественного творчества — вещь очень сложная, в которой «искренность», «интеллектуальная честность» в глазах читателя и в зеркале собственных убеждений писателя образуют самую сердцевину писательского «я». Я признаю искренность у Блока, даже у Маяковского, меньше у Андреева, Есенина, Горького. В искренности Бунина я продолжаю сомневаться, хотя, конечно, считаю его великим художником.
Авторизованный перевод М.Д.Ш.
1. Это вклад великого мастера новеллы, а что касается «большой формы» — одного из основателей и классиков русского «кюнстлерромана» — романа о воспитании/созревании художника. Вклад в обоих отношениях потенциально огромный, но, на мой взгляд, русской и мировой культурой недооцененный и потому ею недополученный. Причиной тому — отчасти долгий запрет на Бунина на родине, отчасти традиционная «органичность», непрограммность — как эстетическая, так и идеологическая — его художественного творчества. В результате он — писатель, прежде всего, для читателей, а не для писателей, критиков, литературоведов, теоретиков искусства — литературных институтов, контролирующих рецепцию писателя. И потому бунинская полка в типовой университетской библиотеке выглядит непропорционально скромно рядом с полками, скажем, Белого, Хлебникова, Набокова… Между тем тайны его ремесла остаются во многом неразгаданными: обсуждать идеи и манифесты гораздо проще, чем исследовать магию подлинного искусства, особенно бунинского, поразительного мастерской натурализацией смелых структурных замыслов. Невольно хочется довериться якобы безыскусной жизненной «правде» его повествования и упустить из виду тайны стоящей за всем этим «поэзии».
2. Прежде всего, как на исследователя — манящей загадочностью своего искусства, начиная с «Легкого дыхания» в интерпретации Выготского. Я отозвался на его статью собственным анализом, отчасти полемичным, и продолжаю до сих пор разрабатывать проблемы, восходящие к этому новаторскому разбору. Отчасти повторяя свой ответ на ваш первый вопрос, скажу, что проза Бунина — вызов исследователю, задающемуся целью выявить приемы и конструкции, «отделив» их от мастерских мотивировок-натурализаций; вызов тем более интересный, что разгадки не обедняют, а обогащают твое читательское впечатление от текста. В какой-то мере Бунин, наверное, повлиял и на мои попытки писать собственную прозу, в основном мемуарную, но это, конечно, факт моей биографии, а не его.
3. В противовес известной оценке Набокова проза, а не поэзия Бунина кажется мне главной, магистральной его удачей, хотя и поэт он, несомненно, крупный. Его стихами я почти не занимался, если не считать короткого инфинитивного <«Без меня»>, а о прозе — рассказах — писал несколько раз. Более или менее ясно, что его новаторская проза (новаторская под маской традиционности) многим обязана поэтической ипостаси автора. Как именно «сделана» бунинская «поэтическая проза» — благодарная тема для исследования.
4. Меня волнуют, прежде всего, тайны его повествовательной магии, о которой я все время твержу начиная с ответа на первый вопрос. Что касается биографии, то событийных тайн там, может быть, и не остается, все более или менее известно. Но остаются загадки этой неповторимой личности, такой независимой, трезвой, мудрой, несмотря на отсутствие формального образования, но попадавшей в столь трудные житейские ситуации, социальные и семейные. Заказ на полноценную, проблемную, интеллектуально адекватную биографию (типа, скажем, чеховской работы Рейфилда) все еще ждет исполнителя.
1. После присуждения Бунину Нобелевской премии русские писатели обрели перед собой сияющую вершину, к которой — помимо прочих — устремились. Бунин развеял демагогические лозунги о том, что русскому писателю нельзя стать великим, если он покинул Россию. Географические перемещения не влияют на такие параметры, как Талант и Писательская Судьба. Правда, спустя 60 лет после его смерти появились русские писатели, вполне благополучные и административно успешные, которые публично на теледебатах уверяли, что писатели-эмигранты «всегда работают не на Россию, а на своих новых хозяев». Думаю, что именно из-за таких звезд районного масштаба Россия потеряла и продолжает терять своих выдающихся и бескорыстно любящих ее граждан. Невозможно представить себе Бунина, работающего «на хозяев».
2. Бунин научил меня читать медленно и понимать внутренний ритм прозы. Кроме того, я навсегда запомнил историю Валентина Катаева о том, как Бунин исправил набросок его стихотворения. Такие истории куда важнее толстых фолиантов, посвященных литературному образованию.
3. О «соотношении» трудно судить, но справедливо предположить, что поэтическое творчество отточило прозаическое мастерство Бунина. В первую очередь это касается подбора метафор, да и стиля в целом.
4. Для меня загадкой остается непроницаемость Бунина для кинодеятелей и киноиндустрии. Рассказы Бунина — это готовые сценарии будущих фильмов, а «Темные аллеи» — сценарий длинного сериала. Когда эти фильмы начнут появляться, это привлечет множество новых поклонников его творчества.
1. Я думаю, что Бунин — один из пяти-шести лучших русских прозаиков первой половины ХХ века, но это ведь было в первую очередь время поэзии. Вот в XIX столетии Бунину пришлось бы посложнее, что он, впрочем, и сам понимал, ощущая себя (во всяком случае — до получения Нобелевской премии) последышем великой эпохи, «средним арифметическим» Льва Толстого, Тургенева и Чехова, все-таки меньшим, чем каждый из этих писателей.
2. Я читаю большинство вещей Бунина со странной смесью восхищения его мастерством и зоркостью и одновременного раздражения от внутреннего бунинского самолюбования («Вот как я могу!»), которое очень часто прорывается в его книги. Но я, конечно, люблю «Антоновские яблоки», и «Легкое дыхание», и «Чистый понедельник», и многое еще и, скажем, в осеннем лесу часто вспоминаю бунинские образы, то есть — смотрю на мир «бунинскими глазами».
3. Я больше люблю прозу, хотя и многие стихотворения — тоже. Он в стихах точен, ярок, но все-таки недостаточно смел — такое осторожное и умелое развитие поэтики Фета (а лучшие из его современников-поэтов, от Блока до Хлебникова, которых Бунин ненавидел, были куда смелее).
4. Да никакие толком не раскрыты — как и всякого очень большого художника. Радуюсь, когда кажется (возможно, слишком самонадеянно), что удалось разгадать «мелкие» секреты в конкретных рассказах — в первую очередь в «Чистом понедельнике».
1. Как Марсель Пруст обогатил мировую культуру «эффектом Пруста», сделав вкус французского бисквитного печенья мадлен символом феномена непроизвольной образной памяти, так И.А. Бунин придал художественную ценность аромату антоновских яблок. Однако если этот образ близок прежде всего русскоязычным читателям, то мировой литературе Бунин в первую очередь подарил одно из самых эмоциональных по содержанию и самобытных по форме свидетельств своего времени — «Окаянные дни». Помимо этого, он стал одним из самых ярких певцов стихии Эроса. Одним из самых ярких и пугающих... Наконец, существует сфера, вклад Бунина в которую, на мой взгляд, пока не оценен по достоинству, и это — литература, отражающая детский опыт отношений с миром, со взрослыми, с самим собой.
2. Когда-то, в школьные годы, Бунин вошел в число моих любимых писателей. Несколькими годами позже его влияние на мою жизнь проявилось в полной мере: я начала писать диссертацию. Таким образом, можно сказать, что интерес к творчеству Бунина вполне конкретно повлиял на ориентацию моего жизненного пути.
3. На мой взгляд, именно в прозе поэтический дар Ивана Бунина проявляется в полной мере. Большинство его рассказов являют собой ярчайшие образчики поэтической прозы. Быть может, именно поэтому их прелесть доступна в первую очередь русскоязычному читателю?
4. Бунин — это писатель, завороженный и тайнами бытия, и прелестью повседневности. При всем этом он — не только поэт, «благовествовавший» радость «полной» жизни, но и строгий свидетель своего времени. Чем больше я узнаю о Бунине, чем глубже погружаюсь в его тексты, тем более загадочной мне кажется тайна его творческого дара. Каким образом из-под пера одного и того же автора появились такие разноплановые книги, как «Деревня», «Темные аллеи», а также полные поэзии и нежности произведения, подобные рассказу «Снежный бык», или же загадочные фантазии вроде миниатюры «В некотором царстве»?
1. Вклад Бунина в современную русскую культуру велик: с тех пор как его творчество стало доступно в целом, русская культура приобрела классика времен модернизма, не только сохраняющего в своих рассказах и романах жизнь дореволюционной России, но и касающегося существенных вопросов жизни человека. Рассказы Бунина были экранизированы, и, значит, Бунин вошел в культурную память России. Вне России Бунин, несмотря на полученную им Нобелевскую премию, к сожалению, менее известен. Только в последние годы начали полностью переводить Бунина на немецкий язык и издавать на немецком языке полное собрание его сочинений. Не случайно с инициативой такого издания выступили слависты: кроме славистов в Германии мало кто знает Бунина. Как обстоит дело в других странах Запада, я не знаю.
2. Так как я писала свою кандидатскую диссертацию (PhD) о сонетах Бунина, Бунин — в особенности его стихи — сопровождал меня несколько лет. В течение времени я невольно выучила наизусть все тексты, которые анализировала, и начала смотреть на мир глазами Бунина-поэта. В многочисленных ситуациях, когда я видела явления, описываемые в его сонетах, вокруг себя, в настоящем, — я вспоминала фрагменты его стихов. В течение многих лет я проводила семинары на различные темы, связанные с творчеством Бунина: о его стихах, о его эмигрантской прозе и недавно о его цикле «Тень птицы». Я надеюсь, что таким образом мне удалось заинтересовать Буниным несколько студентов и коллег и одновременно расширить его известность — по крайней мере, в Германии. Помимо «влияния» Бунина на меня в области науки знакомство с Буниным-писателем и Буниным-человеком (чтение биографических работ о нем) уверило меня в том, что написанное писателем не обязательно относится к самому человеку. Во многом содержание его стихов или рассказов противоречит частной жизни и поведению Бунина.
3. Поэзия и проза в творчестве Бунина взаимосвязаны: Бунин писал чрезвычайно поэтизированную прозу, а его стихи часто имеют нарративный характер. В определенных случаях даже можно наблюдать непосредственное отношение стихов к прозе или наоборот. Это в особенности касается цикла «Тень птицы» и некоторых стихов Бунина, написанных им также по поводу путешествия на Восток в 1907 году.
4. Актуально меня занимает вопрос отношения Бунина к христианству. Разумеется, он был православным и отлично знал Библию. Но в его произведениях о Востоке заметно, что он не менее хорошо знает мусульманство и другие восточные религии. Его «путевые поэмы» («Тень птицы») создают — в отдельных текстах — представление о том, что для Бунина, в сущности, все религии равноправны, что «нет в мире разных душ и времени в нем нет». Несмотря на это, цикл «Тень птицы» завершается текстом, посвященным единственно христианству. Это противоречие я (пока) не могу объяснить...
1. Бунин, которого Марина Цветаева назвала «концом эпохи», заключив, что у него не было «никакого, вчистую, влияния», растет постепенно и, кажется, дорос уже до каких-то гигантских размеров в русском литературном пантеоне. Это ведь писатель, словно созданный для эпохи фрилансеров: юг, море, любовь, творчество, природа… Все самое главное. Освобождение от очень и очень многих условностей — города, автомобильных пробок, службы, политики… Тот пьянящий микс, который Бунин создал из русской классики, России, земной красоты, антично, даже библейски прекрасен и ужасающ: «Только я да Бог…» В этом и прелесть, это и притягивает. Идеалов нет? Читайте Бунина... Снимают кино, ставят на сцене, переводят на всё новые языки (из последних — португальский и фарси). Слава, о которой он так мечтал, догнала его — шоколад еще не выпускают, но пиво марки «Бунинъ» разошлось мгновенно, и маску с надписью «Окаянные дни» в эпоху локдауна хочет заполучить каждый.
2. Стал частью моей жизни, определил сферу профессиональных интересов, против воли превратил меня в буниноведа. Когда-то одна моя увлеченная однокурсница говорила: «Я живу с Чеховым». Ну а я вот — с Буниным. Это никогда не был мой собственный выбор, мне кажется, даже поездка в Швецию по семейным обстоятельствам случилась из-за того, что кто-то должен был начать работать с архивным делом первого русского нобелевского лауреата по литературе. Всякий раз, когда я облегченно решаю: ну все, я завершила свой бунинский сюжет, — оказывается, что это был лишь конец главы, пора переходить к следующей. Сейчас это юбилей, выставка и документальное кино, и все эти мои новые ипостаси определяет Бунин.
3. До последнего времени была совершенно согласна с Ходасевичем: Бунин написал несколько сот дрянных и несколько десятков хороших стихов (иные не написали и этого). Только я считала на пальцах — не больше десятка. И вдруг все изменилось: могу читать стихи Бунина бесконечно. Что нужно человеку из мегаполиса, получающему все блага современной цивилизации? Вдохнуть свежего воздуха, сделать глоток ключевой воды, пройтись по лесу, по горной тропе, увидеть усыпанное мириадами звезд ночное небо… То, что казалось неинтересным, неблестящим — да просто скучным, — поразило первозданной чистотой, подлинностью. Проза бунинская всегда казалась непревзойденной (традиционно подразумеваю стиль, а не характеры). Когда задумалась о поэтике Бунина, пришло осознание, что у него это был единый творческий опыт. Поэзия приучила к емкости образа, к предельной его насыщенности смыслом, к выбору единственно точного слова, эпитета, их расстановки в предложении. Когда в прозе Бунин научился делать то, что под силу только поэтам, стихотворчество ему, в сущности, перестало быть нужным.
4. Не хочу совершенно углубляться в личную жизнь Бунина, полностью одобряю Галину Кузнецову, уничтожившую интимную переписку. Она интимная. Я не хочу об этом знать. А вот докопаться, что произошло в отношениях с Куприным, с Рахманиновым, куда исчезли дружба, близость, кажется важным и интересным — что-то мы в Бунине упускаем, хочется поймать. Помню, кто-то из коллег меня спросил, все ли рассказы из книги «Темные аллеи» я собираюсь интерпретировать. Да ведь от меня тут ничего не зависит. Вдруг: у книжных стеллажей в библиотеке, по дороге к метро внезапно приходит мысль, скорее — озарение; хватаешься за текст, проверяешь, ищешь подтверждения в источниках — и вдруг получается что-то увидеть и сказать, еще никем не замеченное и не высказанное. Вычитать — и вчитать. Посмотрим — вдруг опять озарит.
1. Бунин не был модернистом, но он был современен. Как формой, так и содержанием в России и в эмиграции он передавал ощущение жизни мужчин, женщин и детей, оказавшихся в диаспоре в состоянии смятения — физического и социального, духовного и психологического.
2. Об этом писателе часто говорят: «Бунин научил меня видеть». Я с этим согласен. Когда я сталкиваюсь с человеком, особенно впервые, я стараюсь видеть то, что увидел бы Бунин, — особенные лицо, тело, осанку, одежду — с теми самыми точностью и чувствительностью, которым меня научил Бунин.
3. В письме редактору по поводу корректуры рассказа Бунин потребовал, чтобы точка с запятой в середине предложения была заменена на запятую, с тем, чтобы сохранить ритм строки. Так трепетно писатель относился к поэзии и поэтическим приемам в своей собственной прозе.
4. Два аспекта творчества Бунина требуют дальнейшего исследования. Первый связан с влиянием восточной философии и восточных религий на его прозу — следует продолжить изучение воздействия буддизма на его прозу, а также исследовать наследие конфуцианства и синтоизма в творчестве Бунина. Второй связан с продолжением современных исследований воздействия эмиграции и изгнания на Бунина и его современников.
Авторизованный перевод М.Д.Ш.
1. Для творчества Бунина характерно не острое, возбуждающее новаторство, а, скорее, мастерство, где можно обнаружить развитие традиций русской литературы и вместе с тем элементы современного для него модернизма. Его творчество, включающее и традиционные, и новые черты, тем самым никак не определяемое исключительно в рамках либо традиции, либо новаторства, позволяет нам размышлять над тем, что такое современность. Именно это я считаю его вкладом: ведь мы всегда ищем что-то новое, соответствующее современному миру, а творчество Бунина дает нам понять, что существует категория вне старого и нового. Его творчество всегда может быть крайне современным — и сейчас, и в будущем.
2. Знакомство с творчеством Бунина открыло мне глубину художественных образов. Читая его произведения, я чувствую не только природу, но и жизнь русской провинции, ее атмосферу, ее воздух очень реально, хотя все это мне чужое, незнакомое. Его творчество как бы вызывает у меня «образную память», о которой пишет Бунин. Поэтому можно сказать, что именно он сблизил меня с русской литературой или вообще с Россией, что свидетельствует об универсальности творчества Бунина. Этому способствует удивительная образность его описания. Кроме того, меня поражает насыщенность его текстов. Коротко, но столько чувств, эмоций, света и оттенков, переходов атмосферы и т.д.! Все это показывает, что художественный язык может передавать намного больше, чем содержание.
3. Я чувствую поэзию больше в прозе, чем в стихотворениях. Это мое личное ощущение, а не вывод из научных исследований. Научные работы говорят о поэтических началах прозы Бунина, но для меня пока не все исчерпано в этом вопросе.
4. Третий вопрос — о соотношении поэзии и прозы — для меня пока не раскрыт. Кроме того, мне хочется еще разрабатывать тему Востока. Я из восточной страны и всегда с интересом читаю научные работы по этой теме. Меня интересует образное воплощение этой темы. С большим сожалением всегда думаю о том, что у Бунина не получилось приехать в Японию, хотя он планировал, и воображаю себе, что бы он нашел, как бы он изобразил, если бы побывал там. Эта тайна, конечно, никогда не будет раскрыта…
1. Вклад Бунина не только в современную русскую и мировую культуру, но и в целом в ее историю огромен. Значение его творчества со временем только возрастает. Так, например, его «Жизнь Арсеньева» — один из лучших романов ХХ века: это произведение написано в совершенно новом прозаическом жанре и является новаторским. Другой непревзойденный шедевр — «Темные аллеи». Пройдя мимо всевозможных модернистских течений в литературе, Бунин в своих произведениях значительно расширил рамки реализма. Писатель создал непревзойденные образцы русской прозы и поэзии, которые еще при его жизни стали классическими, что послужило неоспоримым доказательством его значимости в мире и дало право членам Нобелевского комитета присудить ему, первому из русских писателей, Нобелевскую премию по литературе.
2. Хотя я и не изучал произведения Бунина в школе, мое знакомство с творчеством писателя началось с детства, прежде всего, с его поэзии. Прозу стал читать позднее. Больше всего меня потрясло отношение Бунина к русскому слову. Благодаря его сочинениям я глубже узнал русский язык и понял, насколько он богат и разнообразен. И теперь, занимаясь научным изучением творчества писателя, я с каждым годом понимаю это все больше. Благотворно повлияли на меня и человеческие качества Бунина — стойкость, честность, настойчивость, терпение, независимость, принципиальность и бескомпромиссность этого великого человека меня всегда восхищали.
3. Бунин, прежде всего, считал себя поэтом. И вообще он не разделял поэзию и прозу, считая, что это единое художественное творчество. Просто в одних произведениях есть рифма, в других ее нет, но каждое произведение должно быть написано в своем ритме. В его стихотворениях и рассказах есть схожие образы, идеи, темы, сюжеты, что снова утверждает неразрывную связь бунинских поэзии и прозы. До революции Бунин параллельно писал и стихи, и прозу. В эмиграции написано мало стихотворений, в основном писатель работал над прозой. Поэзия как бы «перетекла» в прозу Бунина, всегда отличавшуюся поэтичностью, а в эмиграции эта особенность еще более проявилась.
4. Бунин нам оставил довольно много тайн. Думаю, о тайнах его жизни говорить не стоит, так как это его личная жизнь. А вот в творчестве писателя есть немало загадок и вопросов, которые хотелось бы разгадать и решить. Каким образом Бунин мог в малых формах говорить об очень многом, важном и глубоком? Например, в его цикле рассказов «Краткие рассказы» подчас в произведении на полстранички или даже меньше разворачивается целая повесть или роман. Это же можно сказать о его «Темных аллеях» и многих других, более ранних, произведениях. Бунин умел всегда вовремя поставить точку в текстах своих произведений. Тем самым у писателя довольно много рассказов с открытым финалом. Как мог он сохранить наш богатый русский язык в своем творчестве, прожив полжизни в эмиграции во Франции?
1. Бунин — один из главных русских писателей XX века. С одной стороны, он живая связь Серебряного века с Толстым и Чеховым. С другой стороны, он едва ли не единственный «честный модернист» — без рисовки и театральности, которые так раздражали его у тех, кто (в отличие от него) называл себя модернистом. По иронии судьбы Бунин, не переносящий слова «модернизм», стал на два эмигрантских десятилетия главным писателем русского модернизма. К сожалению, мировая культура не слишком это заметила. Причина проста: на фоне модернистской грандиозности СССР эмиграция казалась повторяющей зады русской классики и Серебряного века.
2. По большому счету — никак. Тема исследования вообще не должна влиять на исследователя. В Бунине-человеке мне очень нравится принципиальность. Но очень много черт не нравится совершенно — прежде всего, его противная мягкотелость по отношению к любимым женщинам (что Пащенко, что Цакни, что Кузнецова).
3. Боюсь повторить критический трюизм: поэзия Бунина банальна, проза — великолепна. Однако великолепие прозы напрямую связано с тем, что это проза поэта.
4. Значение Бунина для русской культуры еще предстоит раскрывать. Его эмигрантское творчество показывает, какой была бы русская литература, не случись Октябрьского переворота. Мы поймем Бунина до конца лишь тогда, когда сами переживем и переварим в себе советское наследие.
1. Хочется верить — не меньший, чем у Сергея Рахманинова: и Рахманинова исполняют, и Бунина издают. Не скажу «повсеместно», но там, где к культуре — «своей» и «чужой» — не испытывают неприязни, имена эти на слуху. Примечательно в этом смысле то, как Бунин входил в культуру, за которой я наблюдаю с самого детства, — эстонскую. По-эстонски до революции Бунин не издавался — не было переводов. Все изменилось, когда в 1923 году напечатали «Господина из Сан-Франциско» (перевод Хуго Раудсеппа); в 1936 году в Тарту вышла «Деревня» (перевод Антса Муракина); потом же — до 1964 года — книги Бунина не выходили ни в ЭССР, ни в эстонском рассеянии. В этом веке одна за другой вышли пять бунинских книг (речь идет о переизданиях), но сейчас тиражи распроданы, и эстонские магазины предлагают на выбор или «Dark Avenues» в переводе Хью Эплина, или «Окаянные дни» — на русском.
2. Не секрет, что в «Других берегах» Набоков-Сирин о Бунине отозвался как о писателе, из которого, как из одежды, вырастаешь еще подростком: «Книги Бунина я любил в отрочестве, а позже предпочитал его удивительные струящиеся стихи той парчовой прозе, которой он был знаменит». В отрочестве, как ни странно, Бунина я не прочел, а вот в юности, когда в силу обстоятельств места и времени я был невыездным (в 1993 году мне был вручен — без торжественности — советский паспорт; эстонское же гражданство я получил в 20 лет — после языкового экзамена), Бунин стал для меня чем-то вроде путеводителя по России («крепостные стены, из-за которых блестят золоченые репы собора» и проч.). Первокурсником я был уверен, что буду писать о Бунине (замысел был очень прост: сделать с рассказами Бунина то же самое, что Ю.К. Щеглов сделал в своей работе о детективной новелле, а до Щеглова — В.Я. Пропп в «Морфологии волшебной сказки»), но, как только дело дошло до выбора темы, я взялся писать о романе Набокова-Сирина «Подвиг». Из бунинской прозы я, впрочем, так никогда и не вырос...
3. ...а до стихов — не дорос. Я филолог, и объясняться в нелюбви к тому или иному поэту мне несвойственно, но если прозой Бунина я зачитываюсь, то его стиховое наследие оставляет меня равнодушным. Скажем, я вижу, как «сделано» стихотворение «Хая-Баш (Мертвая голова)» («Ночь идет, — молись, слуга пророка. / Ночь идет — и Хая-Баш встает. / Ветер с гор, он крепнет — и широко, / Как сааз, туманный бор поет»: ожидаемый глагол движения в начале первой строки, ожидаемая же цезура после третьего слога; это уже не Лермонтов, но это еще не Блок), но меня — как читателя — трогает, скорее, не это, а то, что иные рассказы Бунина читаются как прозаические переложения никогда не существовавшего стихового оригинала.
4. И тайн, и загадок — немало. Вот одна (и — похоже — из тех, на которые нет ответа): в зрелости Бунин был явственным ипохондриком, считай — молодым стариком. Был бы он чуть доверчивее к этой жизни, знай он тогда, что впереди — долголетие?
1. На эту тему много написано. Для меня же одним из примеров «преемственности» является роль Бунина в судьбе Варлама Шаламова, который, уже находясь в лагере, был вновь арестован в 1942 году за то, что назвал Бунина «великим русским писателем». Бунин же и спас Шаламова: новый срок тот получил за «антисоветскую пропаганду» — преступление, несомненно, меньшее, чем инкриминируемый ему прежде троцкизм. С этим пунктом 58-й статьи он смог поступить на фельдшерские курсы в Магадане и выжил. Слово оказалось действенным. Бунин, чье имя позже вернулось в русскую литературу вместе с именами других эмигрантских писателей, — наглядный пример того, что история литературы — нелинейный процесс. В лице своих почитателей Бунин сбрасывает маску классика и возвращается в область эксперимента, модернистских исканий.
2. Долгое время я у Бунина читала главным образом «Окаянные дни». Отрывочные заметки об увиденном, об услышанном, воспроизведение повседневности в контексте Февральской революции казались мне в большей степени образцом письма, чем рассказы с их композиционным совершенством. Именно то, что Бунин смог отказаться от своего «совершенства», представлялось неким литературным подвигом. Но впоследствии я научилась видеть незавершенность в рассказах, и эта незавершенность, которую порой не различишь невооруженным глазом, — высшее мастерство. Это не чеховская недосказанность, это всесказанность. Незавершенность — сизифова. Если что повлияло, то ранние рассказы, слегка размытые пейзажи, чистое вещество текста без начала и без конца. Это рассказы о том, куда нельзя пойти, о путях, которые будут оставлены. Бунину подражать невозможно, но можно вернуться к этим первым рассказам и проторять какой-нибудь из отвергнутых путей.
3. У меня всегда было впечатление, что Бунин-прозаик постоянно вырастает из своей поэзии в обоих смыслах слова, то есть происходит из нее (пейзажная лирика превращается в пейзажную зарисовку) и в то же время она становится ему мала, но он этого как бы не замечает. Наверное, в начале творческого пути поэзия является лабораторией прозы, так как предшествует прозе и многие образы как бы перетекают из поэзии в прозу. Позднее проза ее опережает, развивается самостоятельно. В поэзии Бунин продолжает противостоять модернизму, его к этому склоняет сама избранная им форма, что удерживает его на уже пройденном этапе литературного процесса (хотя что-то его роднит с акмеизмом — экзотизм, которого нет в прозе). Поэзия Бунина — это род памяти о преодоленных состояниях, о пройденных «перевалах».
4. Должна признаться, что не пыталась вникать в тайны жизни Бунина. Что же касается искусства, то не раз пробовала понять, «как сделана» проза Бунина. Нащупать швы, складки, вывернуть текст наизнанку. Не нахожу ни швов, ни изнанки. Проза эта как бы и не сделана, а создалась сама собой. В принципе, такая установка на «несделанность» — признак классической фактуры, реалистической прозы. Бунин не сообщает о том, как рождается текст. И это в то время, когда писали Белый, Ремизов, Замятин… Этого же быть не может. Я понимаю, что чего-то не понимаю. Конечно, «Перевал» — это и есть метатекст. Перевал — смена парадигмы. Но, подойдя к нему, человек уже ничего не различает во мгле. Мало того, ему «все равно». В этом тумане, в этой мгле и скрыта тайна Бунина.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20242575Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20243465Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202411074Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202417658Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202418359Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202421033Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202421844Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202426951Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202427170Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202427970