
Литературный 20-й
Редакция продолжает заказывать тексты студентам Школы гражданской журналистики. На этот раз Анастасия Платонова рассказывает о человеке, который один на один вышел на борьбу с государством.
В конце зимы я оказалась на митинге рабочих в Твери. Мне хотелось узнать, как изменилась жизнь рабочих Тверского вагоностроительного завода: ощущают ли они кризис и насколько остро, доверяют ли власти или обвиняют ее?
Митинг проходил в формате встречи с депутатом Думы от КПРФ Василием Соловьевым. Рабочие десятиминутную речь Соловьева слушали молча, не реагируя ни на призывы «выступить дружным фронтом против сокращений», ни на выпады в адрес «продажного профкома ТВЗ». На моей памяти это был самый тихий митинг: ораторы просто сменяли друг друга один за одним, а рабочие так и стояли беззвучно. Только на площади шумела техника: машины ездили кругами, убирая несуществующий снег. Но слух к этому ровному гулу быстро привык.
Странное молчание нарушили только один раз: спорили женщина с пачкой листовок и пожилой мужчина в черном строгом пальто:
— Мы на Майдан сами пойдем, потому что корни Майдана в России. Путина под суд! Сечин — друг Путина, пять миллионов получает в день, негодяй. Стрелять таких надо! Майдан тут будет, никуда не денетесь. Мой отец погиб под Сталинградом не за это. Мы предали Россию, нас считают за овощей, а мы просто молча сидим, овощи и есть!
Cпорили в стороне от сцены, позади толпы. На шум митингующие не обернулись: дослушивали выступление депутата Тверского законодательного собрания Андрея Истомина. Он как раз говорил:
— Нельзя ждать молча, пока твои проблемы решат. Сегодня нужно стучаться и кричать. И кто громче кричит, тот больше для себя выбьет.
Позднее мужчина в черном пальто подошел ко мне и протянул лист бумаги: обращение в Правительство РФ от некого Олега Образцова. Цифры, ссылки на законы — сухой официальный язык. Образцов требует изменить порядок индексации пенсий пострадавшим на производстве. «Если требования не будут выполнены, я полон решимости совершить публичный акт самосожжения».
— Человек тут у нас есть один. Обращается, а его отфутболивают. Вплоть до самосожжения, — мужчина говорит очень тихо, смотрит в сторону. Помолчав, добавляет: — Я этот человек.
Образцов отдал мне обращение, начал путано рассказывать о его сути, быстро смялся и заторопился уходить. На копии обращения был указан номер телефона. Я договорилась о встрече.
Дома Образцов показал мне две толстые бумажные папки с отпечатанным заглавием «Дело №». Вместо номера на папках было подписано: «Переписка по индексации» и «Инвалиды». Заваленный бумагами стол не вписывался в тщательный, почти нежилой, порядок комнаты: диван, шкаф, расставленные книги — нет ничего, что не было бы на своем месте. Инородным казался только большой плюшевый медведь, который сидел на тумбочке рядом со столом.
Я потерял все зубы в химической промышленности из-за испарений серной кислоты. На что я могу себе вставить зубы? Вот и живи. Эту жизнь я готов отдать.
Олегу Образцову 71, дворник. На первом курсе училища, в 21 год, потерял на производственной практике правый глаз. Образцов переписывается с правительством: требует изменить порядок индексации пенсий пострадавшим на производстве.
Первое обращение датировано 2006 годом: Образцов обратился в Думу. Тогда же, в декабре, пришел первый ответ. Содержание ответа восьмилетней давности почти полностью совпадает с последним, присланным в феврале 2015 года: «Коэффициент индексации и ее периодичность определяются Правительством Российской Федерации».
— Я обращаюсь и в правительство, а они стали делать карусель. Заворачивают в Министерство труда. А Минтруда отвечает, что это — прерогатива правительства.
В 2000 году Образцов вышел на пенсию и попытался получить пособие за потерянный когда-то на практике глаз. Размер выплаты за травму составил 40% от прожиточного минимума: 3312 рублей в месяц.
— Я пишу, чтобы сделали справедливый коэффициент. Каждый год у пострадавших уворовывают деньги. Меня-то это уже не так касается, я получаю пенсию и по старости, хоть и мизерные деньги. А те люди? Он, допустим, молодой. Работать не может, травму получил. И не берут никуда, а у них семья, дети. Вот и живут на нищенскую пенсию. Сначала, когда я начинал писать, я и ответы эти не копил, надеялся. А ведь пострадавшие на производстве вообще ничем не защищены, никаких у них нет общественных организаций, никто не представляет их интересы, этих людей как будто не существует.
О пострадавших, чьи права он защищает, Олегу Борисовичу известно мало: он точно знает, что такие люди есть, но лично ни с кем не знаком. Несколько лет назад он пробовал найти их через Фонд социального страхования, но там ему отказали, основываясь на законе о персональных данных. Но переписку он не оставил:
— Я бомблю их каждый год, когда уже предвижу, что они обманут. Писать начинаю в ноябре, когда еще утверждают бюджет. Но начинаются ответы эти пошлые, и каждый раз назначают нищенские выплаты. В 2014 году мне впервые пришла мысль о самосожжении. Я раз обратился, второй… ну а что делать? Что в моих силах? Если бы было оружие, я бы с оружием в руках. Жалко, что я с собой не могу захватить еще кого-нибудь из чинуш. Последней каплей, конечно, стал рост цен из-за их так называемого кризиса. Вот, например, я сам себе позволил лишнего? Два раза сходил в театр (700 рублей), два раза в баню (130) — и все, пенсия кончилась. Покупаю в два раза меньше овощей и фруктов, перестал выписывать газеты. Я потерял все зубы в химической промышленности из-за испарений серной кислоты. На что я могу себе вставить зубы? Вот и живи. Эту жизнь я готов отдать. И я готов ее отдать просто за то, чтобы обратить внимание. Я всей своей жизнью готовился к этому. Раньше я не мог: заботился об инвалиде первой группы, жене, но она умерла от ревматоидного артрита. С женой через все прошел, нам не давали лекарства, коляски.
О жене Олег Борисович говорит мало: заболела в 80-х и постепенно угасала. Умерла два года назад. Тогда, столкнувшись с болезнью жены, Образцов вошел в круг «инвалидских проблем» и начал заниматься ими. Сейчас он ведет две истории: пенсию пострадавшим на производстве и права инвалидов в Тверской области. Примерно пять лет назад Образцов основал инициативную правозащитную группу инвалидов Тверской области.
Я знаю, что мой поступок не решит проблемы. Иллюзий не питаю в этом жульническом государстве. Но капельки — они же разрушают камень.
В его комнате фотографий жены нет, только в папке с бумагами мне случайно попалось записанное на листке расписание приема ее лекарств. Мельком он упоминает двух сыновей — наверное, странный для этой комнаты медведь на шкафу принадлежал одному из них.
— Мы писали обращения, собирали подписи, приходили на заседания, пикетировали Законодательное собрание Тверской области. Последний раз вот я стоял с одиночным пикетом 25 декабря, пытался донести до депутатов… В 2012 году тоже местная администрация отменила половину льгот для инвалидов. Мы тогда устроили собрание (инвалидов. — Ред.): обзвонили всех, распечатали за свой счет объявления, развесили по городу. Всего собралось человек 150...
Все истории Образцов заканчивает одинаково — «но ничего нам добиться не удалось»: не удалось получить льготы для инвалидов-автомобилистов или скидку на капитальный ремонт дома.
Образцов говорит и смотрит прямо перед собой: искусственный глаз внешне не отличается от настоящего, только не двигается зрачок протеза. Из-за этого взгляд тоже становится статичным и отстраненным.
— Я делаю то, что в моих силах. Если ничего не делать, это явно ничего не решит. Ведь эта власть недоступна людям. Как еще с ней говорить? Мы же не можем думать только о себе, у нас есть дети, внуки. Мы должны о них позаботиться. Только благодаря тем людям, которые борются, нас пока в бараний рог не согнули. Но таких людей мало, все стали овощами. У-у-ух, тут вся жизнь нужна только на то, чтобы бороться, в этой стране жуликов и воров. Я просто думал: что можно предпринять? Что могу сделать? Я перед своей совестью буду держать ответ. Больше у меня нет средств никаких, я их не вижу. А так просто сидеть я больше не могу. Я готов довести дело до конца. Мне терять-то практически нечего. Я знаю, что мой поступок не решит проблемы. Иллюзий не питаю в этом жульническом государстве, какие уж тут средства. Но капельки — они же разрушают камень. Я готов стать одной из капель.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиКсения Реутова беседует с Дмитрием Рудаковым, режиссером «Сентенции» — маньеристского игрового кино о последних днях писателя
25 декабря 2020557Зачем нам нужна жизнь в соцсетях и что нам обещают алгоритмы? Быть не прошлым и единичным собой, а будущим и вместе с кем-то, утверждает Полина Колозариди
25 декабря 2020423Журналистика факта и журналистика мнений чередовались друг с другом из-за технологических новшеств. С появлением соцсетей наступила вечная эра мнений. Факты больше не вернутся, кто бы ни говорил об их ценности, считает Андрей Мирошниченко
24 декабря 2020904«На стене радуга, потому что впереди еще лучшее будущее». Премьера фильма — визуалайзера музыкального альбома «Святые»
24 декабря 2020660Архитектор и историк украинской архитектуры — о независимости в науке и о будущем миллениалов
24 декабря 2020491Ольга Балла-Гертман о романе Ольги Медведковой «Три персонажа в поисках любви и бессмертия»
23 декабря 2020289«Катя и Вася идут в школу»: грустная хроника хождения в народ, удостоенная «Лавровой ветви» за лучший фильм
23 декабря 2020485