Хиппующий Орфей

Опера Монтеверди в Мюнхене

текст: Гюляра Садых-заде
Detailed_picture© Wilfried Hösl

«Орфей» Монтеверди — единственная премьера проходящего сейчас Мюнхенского оперного фестиваля, в остальном составленного из уже показанных в сезоне новых постановок. Она подтвердила репертуарные приоритеты, заложенные еще интендантом Питером Джонасом. Именно Джонас за 14 лет руководства Баварской оперой приохотил мюнхенскую публику, привычно обожавшую Рихарда Штрауса и Вагнера, к операм Генделя и Монтеверди. Это было непросто и получилось далеко не сразу. Однако последовательно, год за годом вводя оперы Генделя в репертуар (а Баварская опера — это репертуарный театр), Джонас добился своего. Мюнхенцы научились находить удовольствие в пафосных руладах барочных арий, свыклись с протяженностью генделевских опер и в целом стали гораздо рафинированнее и восприимчивее к прихотливой палитре барочных аффектов.

Джонас собрал отличную команду барочников: режиссеры соревновались, кто эффектнее и ироничнее «остранит» волшебные и мифологические сюжеты, а в оркестровой яме зажигал Айвор Болтон, ответственный за пружинный барочный драйв.

© Bavarian State Opera

При Джонасе был восстановлен и передан Баварской опере чудеснейший Принцрегентентеатр — идеальное вместилище для барочных опер. Здание — весьма удачный образчик югендштиля — было построено в 1900—1901 годах, и архитектурной моделью для него стал байройтский Фестшпильхаус. Внутри — вычурно-цветистый декор, избыточно роскошная роспись потолка и стен с райскими птицами и райскими кущами. В это пространство 10 лет назад идеально вписалась «Альчина» в постановке Кристофа Лоя с участием Веселины Казаровой и Ани Хартерос. Здесь же, в Принцрегентентеатре, в 2005—2006 годах шла трилогия Монтеверди в постановке Дэвида Олдена: «Орфей» / «Возвращение Улисса» / «Коронация Поппеи». Фестиваль же 2006 года стал настоящим триумфом барокко. Шесть опер Генделя плюс еще и сценически решенная оратория «Саул», и «Каллисто» Кавалли, и все три оперы Монтеверди.

Все переменилось с приходом на пост интенданта Николауса Бахлера; у «человека из Вены» оказались другие приоритеты и другое видение развития театра. Он вообще довольно скептически отнесся поначалу к сложившимся оперным вкусам мюнхенцев, полагая достаточным бросать им время от времени подачки — Вагнера и Штрауса. А особо продвинутым предлагал экспериментальные продукции, шедшие в специальном павильоне позади основного здания (именно там Кристоф Шлингензиф поставил свой последний спектакль), а на основной сцене — современные оперы типа «Вавилона» Йорга Видманна.

© Bavarian State Opera

Однако нынешним летом после почти восьмилетнего перерыва в афише фестиваля вновь появился «Орфей» Монтеверди на сцене Принцрегентентеатра. Постановщик — Давид Бёш, режиссер нового призыва, уже весьма удачно сделавший в Баварской опере «Любовный напиток» и «Идоменея». Похоже, что барочный дискурс возвращается в Мюнхен; и то сказать, в наше время без барочных опер репертуар уважающего себя оперного театра не может считаться полностью укомплектованным.

Титульную партию в «Орфее» исполнил Кристиан Герхайер, немецкий баритон, недавно получивший в Зальцбурге статуэтку золотого соловья — специальный приз немецких критиков за запись шубертовских песен. Герхайер нимало не был озабочен аутентичностью исполнения: он вовсе не спец по барочному вокалу. Однако же его интерпретация оказалась наполнена таким истовым, искренним и глубоким переживанием, что два часа без малого, что шел спектакль, публика следила только за ним. Фактически это был бенефис певца; ни опытная Анна Бонитатибус (Прозерпина/Вестница), ни юная Анна Вировлански (Эвридика) не смогли составить конкуренцию Герхайеру.

© Bavarian State Opera

Герхайер однако же оказался настолько нетипичным Орфеем, что это обстоятельство заслуживает особого рассмотрения. Немолодой, меланхоличный, миниатюрный; ему 45 лет. Карьеру певца начал относительно поздно; до того был практикующим врачом. До сих пор не уверен в правильности выбранного пути. В нем нет ни капли звездности. Зато бездна ума, деликатности, рафинированного чувства; а еще — тонкое понимание стиля и смысла исполняемой музыки.

Многие сравнивают его с легендарным немецким баритоном Дитрихом Фишер-Дискау, у которого тот учился. Но Герхайер совсем не такой. В нем нет вальяжной уверенности Дискау. Его очарование — в мучительной интеллигентской рефлексии. Именно рефлексия роднит его с героями шубертовских и шумановских песен; самоотождествление почти полное. Это делает Герхайера, пожалуй, лучшим исполнителем немецких Lieder на сегодняшний день.

Точный, профессиональный, живой аккомпанемент Монтеверди-ансамбля и виртуозное звучание хора Цюрихской вокальной академии составили весьма выигрышный звуковой фон; примечательно, что основные силы театра в постановке не были задействованы.

© Bavarian State Opera

Сценическое решение оказалось типичным для Бёша: он вместе с художником Патриком Банвартом создал внутри классической черной коробки, украшенной неопрятными подтеками, бесприютное пространство, продуваемое всеми ветрами вечности. Выползшие из-под сморщенных пластиковых мешков трогательные цветочки тянутся к небу длинными стеблями, но неба нет — лишь чернота. Жизнь — временное недоразумение, случайная плесень на теле Земли. И даже развеселая хиппующая толпа гостей, прибывшая на молодежную свадьбу на насквозь проржавевшем уазике, не может развеять онтологический мрак.

Время действия маркировано с завидной точностью: «23.07.1974» — нацарапано мелком на ритуальной свадебной фотографии, которую держат друзья молодоженов. Не совсем время хиппи; «дети цветов» расцветали в середине 60-х. Середина 70-х — это уже отцветание, время взросления, впереди маячат новые вызовы нового времени.

© Bavarian State Opera

Маргинальная гоп-компания не утруждает себя особыми приготовлениями к свадьбе: пара ящиков пива, пара флажков и шариков, тент-зонтик — и готово. Невеста напяливает фату, одновременно откупоривая бутылку шампанского; жених торопливо натягивает кургузый пиджачишко, но отказывается от галстука — символа несвободы. Попытка быстрого секса в уазике заканчивается неудачей — гости наваливаются на злополучную машину, и молодоженам приходится вылезти.

Приходит известие о смерти Эвридики. Разверзается яма, засыпанная страшной черной субстанцией: то ли земля, то ли зола. Орфей копает могилу для возлюбленной, изнемогая от горя, и вскоре сам в нее укладывается. Попытка вызволить Эвридику из лап Плутона оказывается неудачной. Орфей вновь на земле, но больше не поет, он сломал свою лиру. Превратился в бомжа-алкоголика: ни будущего, ни друзей, ни надежды. Облетают пожухшие лепестки с одинокого цветка.

Внезапно, в последний миг перед смертью, Орфей будто опоминается и вновь видит веселый праздник, друзей, живую Эвридику. И именно в этот момент перестаешь надеяться: смерть не победить, ушедших не вернуть обратно, миф об Эвридике никогда не увенчается счастливым концом.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202353415
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202337281