«Я могу слушать и какой-нибудь трэш металлический, и панк-рок, и попсу, и даже Вагнера»

Баритон Владислав Сулимский споет партию ветхозаветного пророка Илии в оратории Мендельсона

текст: Ая Макарова
Detailed_picture© Екатерина Афонина

Оратория Феликса Мендельсона «Илия» прозвучит 12 апреля 2020 года в рамках фестиваля «Опера Априори». В России она почти не имеет истории исполнений. За пульт встанет Максим Емельянычев, а в заглавной партии выступит баритон Владислав Сулимский — солист Мариинского театра, востребованный во всем мире, прежде всего, в вердиевском репертуаре.

— Как вам работается с Мендельсоном?

— Раньше я никогда не сталкивался с его творчеством. Это не совсем распространенный композитор у нас в вокальных кругах, я вообще только в прошлом году узнал, что у него есть оратории. Музыка интересная, конечно, но сложноватая для восприятия.

К тому же у меня всего два-три случая было, когда я пел на немецком, хотя я хорошо знаю фонетику и прононс — я занимался с коучем и сейчас поеду в Мюнхен на постановку, заодно буду там учиться у немцев.

— Как вы попали в проект?

— Руководитель фестиваля Елена Харакидзян, воодушевленная успехом нашего предыдущего проекта (оперный гала в Казани с участием меццо-сопрано Екатерины Семенчук и дирижера Александра Сладковского. — Ред.), решила еще раз меня пригласить, но уже на более серьезную музыку. Видимо, ей кажется, что в Верди и прочем итальянском репертуаре не до конца раскрывается мой потенциал, вот она и решила меня загрузить Мендельсоном. Спасибо, что не Бергом.

— А как у вас с новой музыкой?

— По необходимости: если родина (то есть Мариинский театр) приказывает. Но мой склад характера и ума не подходит этой музыке. Я всегда был гуманитарием, а сегодня у музыки математический склад. У меня за плечами и Шостакович, и Щедрин, что о-го-го для выучки и для воспроизведения... Современных композиторов я тоже пел на каких-то концертах, но это так, проходной репертуар.

— Не для души?

— Для души — Верди, Чайковский.

— Их и слушаете?

— Во время гастролей бывают очень интересные спектакли с хорошими исполнителями — естественно, я пойду без всяких колебаний, если у меня есть время. Это и саморазвитие тоже. Вот с дочкой недавно ходили даже на Тиму Белорусских. Я вообще всеядный: могу слушать и какой-нибудь трэш металлический, и панк-рок, и попсу, и даже Вагнера — я люблю слушать Вагнера. Или казачьи песнопения хоровые.

В фильмах, кстати, я тоже люблю все жанры. Главное, чтобы захватывало.

— А любимые оперы есть?

— Для слушания или для исполнения? Для исполнения — наверное, «Макбет» и «Риголетто».

«Риголетто»«Риголетто»© Мариинский театр

— Не «Бокканегра»?

— Вы знаете, там нет вокальных сложностей, которые могут как-то подзадоривать: просто кайфуешь оттого, что ты на сцене. Но интереса мне больше все-таки в драматических ролях, злодейских.

А для прослушивания — наверное, все-таки «Пуритане». Могу слушать эту оперу целыми днями. Музыка потрясающая, особенно теноровые арии. Я вообще люблю теноровые арии слушать. Не знаю почему.

— Есть любимые тенора?

— Очень много! Практически все итальянцы старые. Из современных — Кауфман. Когда он действительно творит, он очень интересен. Итальянцы современные меня особо не впечатляют. Больше предпочитаю стариков слушать.

— Например?

— Джильи. Паваротти. Даже для того, чтобы подстроить свое ухо, достаточно перед спектаклем послушать минут 20 Паваротти — и все, тон твой настроен. Альфредо Краус прекрасно заходит. Корелли — это даже не обсуждается.

— С баритонами такой любви нет?

— Я их столько переслушал, что уже поднадоели. Хотя Каппуччилли тоже могу слушать без перерыва, искать каждый раз какие-то новые оттенки, которые он делает в разных записях по-разному.

«Симон Бокканегра»«Симон Бокканегра»© Мариинский театр

— В фильме «Парижская опера» молодой певец Михаил Тимошенко смотрит на Брина Терфеля и тщательно все за ним повторяет — хотя, как мы сейчас знаем, он вырос совершенно самостоятельным артистом. А у вас были герои, на которых хотелось быть похожим?

— Нет, у каждого свой путь. Кого-то копировать — это, по-моему, вообще верх глупости.

— За вами не ходят желающие копировать?

— Не знаю, не знаю. Может быть, ходят. У меня друг есть, Валера Калабухов. Многие говорят, что у нас даже голоса похожи. Валера мне много помогает с устроением мастер-классов, ведет группу мою «ВКонтакте», потому что у меня самого времени на это нет.

— Кстати, про группу. Как вы относитесь к тому, что у вас полноценный фан-клуб?

— Мне, прежде всего, очень приятно. Я думаю, любому приятно, когда слушают тебя, уважают, любят. Это даже помогает раскрытию личности в дальнейшем. Я болезненно воспринимал критику, когда только пришел в театр, но постепенно я понял, что на критике-то и надо учиться: ведь люди со стороны замечают твои ошибки. Я сначала бесился, а потом начал прислушиваться и через какое-то время понял, что эти люди действительно помогли мне избавиться от многих недостатков. Я благодарен за конструктивную критику.

Есть, конечно, сейчас очень популярные интернет-каналы — не будем называть имена, — огульно хающие вообще все, ловящие какое-то хейтерство, хайп на этом. Этого я не понимаю вообще. Ведь если все певцы соберутся и сделают то же самое — они просто размажут хейтеров по стенке. Но сам я вообще стараюсь не реагировать ни на какие па в мою сторону.

— Но читаете?

— Сам я никогда не смотрю эти live-журналы. Добрые люди донесут, знаете.

— Вы говорите, что сильно изменились как певец...

— Сейчас у меня есть педагог в Италии. Тогда мы разругались с Академией молодых певцов при Мариинке, и я был выпущен в вольное плавание. Я использовал это время для поездки в Италию, для осознания, поиска себя нового. Там произошла встреча с моим теперешним коучем Паоло де Наполи. Я приехал на его мастер-класс, причем приехал таким полным сил, бравым парнем. Спел весь баритоновый репертуар, который можно было спеть, на первом же занятии. После Паоло сказал: это все, мол, замечательно, но давай поправим вот это, вот это и вот это. И к концу мастер-класса я не мог даже допеть арию Макбета на заключительном концерте.

Я понял, что мне пришел конец и пора завязывать вообще с пением. Я взял жену и тещу, мы сели в машину и поехали на море отдыхать. Две недели вина, гриля, моря, солнца, сигар, а когда я вернулся в театр в сентябре, я понял, что придется еще как-то работать, деньги зарабатывать. Пришел к Елене Константиновне Матусовской, моему концертмейстеру, и говорю: «Елена Константиновна, давайте что-то будем искать опять заново». Рассказал историю мастер-класса. «Давай, — говорит, — не впервой».

Постепенно в ходе первого же урока я понял, что что-то новое у меня есть. Видимо, переварилась в голове та информация, которую до меня пытался донести Паоло, но которую я воспринимал не совсем адекватно — потому что считал, что то, что я знаю, правильно и хорошо, а он хочет вмешаться. Обычная проблема всех учеников и учителей.

К концу урока Елена Константиновна подтвердила: «Да, мне нравится то, что ты сейчас делаешь. Ты так не пел, когда уезжал в Италию».

Так получилось, что через какое-то время Гергиев поставил меня в концерт петь сцену смерти Родриго из «Дона Карлоса» Верди — то, что у меня всегда вызывало страх и трепет. Я не очень умел ее исполнять. А на том концерте я как-то по-новому себя почувствовал. На YouTube есть запись, и я иногда ее переслушиваю, чтобы понимать, как я пел тогда.

И практически сразу поддержка Валерия Абисаловича стала просто громадной, доверие какое-то ко мне проснулось в нем. Появилось много партий новых.

И, в принципе, доверие окрыляет. Не только Red Bull.

Сейчас я занимаюсь с Паоло уже почти семь лет. Каждый раз что-то новое находим. В последнее время, правда, не получается часто заниматься, потому что он здесь — я уезжаю, он там — я здесь. Все время разбегаются наши дорожки, к сожалению.

«Пиковая дама»«Пиковая дама»© Salzburg Festival

— Вы часто слушаете свои записи?

— Не то чтобы я сижу в наушниках, слюну роняю: ах, как красиво! Нет. Я пытаюсь анализировать, помня свои прежние исполнения. А я помню практически каждое исполнение, где у меня что было не так, думаю, что можно сделать лучше. И, естественно, мне необходимо это слушать.

— Концертное исполнение оперы отличается от спектакля?

— В фильме Вуди Аллена «Римские приключения» человек пел только в душе, так и выезжал на сцену голым и в кабинке. То же самое с концертным исполнением. Ты стоишь как ты есть, в костюме, нарядный, ну, ноты там у тебя, пюпитр — и все! И ты должен вокруг себя построить какой-то мир. Это намного сложнее, чем спектакль.

— Актерские задачи не отвлекают от вокальных?

— Когда человек не уверен в вокале, он концентрируется на проблемах: куда послать звук, как опереть, где взять дыхание — и зритель, даже неподготовленный, сразу увидит, что человек выпадает из сценария. Но когда ты об этом не думаешь, актерство естественным образом выходит на первый план.

— Был у вас какой-то момент, когда вы поняли, что вы не только певец, но и актер?

— У меня с актерством всегда была дружба. Я очень много читал приключенческих книг. Большая библиотека у бабушки была. Я всегда представлял себя героем «Пятнадцатилетнего капитана», «Мушкетеров», «Кортика»... В школе в каких-то сценках играл. Помню, самая моя замечательная была работа: на какой-то школьной вечеринке я исполнял песню из «Бриллиантовой руки» — «Остров невезения». Всем очень понравилось, мои одноклассники до сих пор вспоминают.

— В детстве вы хотели стать певцом?

— Нет, вообще никогда, я даже не думал об этом. Я играл на скрипке. Меня устраивало то, что меня это не устраивало. Я хотел побыстрее расстаться с этим инструментом. И так случай подвернулся, что удалось перейти на вокальное, хотя никогда до этого я не пел.

— Кто ваш любимый дирижер — кроме Гергиева?

— Не могу сказать, что есть один самый-самый-самый любимый.

Мне повезло: практически все дирижеры были ко мне очень лояльны. Мы работали очень хорошо с Александром Джоэлом — это американский дирижер, брат Билли Джоэла. Фантастические руки, умнейший человек, интеллигентнейший. С Туганом Сохиевым пришлось поработать. С Александром Ведерниковым — тоже в Большом театре, замечательный дирижер. С Кери-Линн Уилсон. Многие говорят, что не понимают ее рук, а я удовольствие получал, работая с ней. Еще, помню, в Москве у нас был концерт в Кремле. Там был молодой дирижер, который впрыгнул вместо Каэтани. Тимур Зангиев, по-моему. Я просто в восторге был.

— А из режиссеров есть любимцы?

— Обожаю Дмитрия Чернякова. Обожаю Василия Бархатова.

— Не сложно?

— Нет! Абсолютно!

— И протеста не вызывает?

— Нет. Они умеют объяснить, чего хотят. Бывает, иностранные режиссеры говорят: я вижу это так и так. И хоть ты тресни — разговаривать дальше бесполезно. А с этими ребятами можно обсудить, а иногда и что-то переделать.

«Чародейка»«Чародейка»© Мариинский театр

— Что вы обычно делаете, когда не согласны с режиссером? Покоряетесь?

— До последнего пытаюсь исправить. Как бы идти от противного. Постепенно переходить от того, что он хочет, к тому, что может быть. Иногда получается, иногда нет.

Вот Кристофер Лой — один из моих любимых иностранных режиссеров. Мы делали «Чародейку» с ним. Он делал очень открытую, современную постановку, и мне повезло: в роли Князя он ничего особо не менял, не извращался. А вот Княжич почему-то пол-оперы в семейных трусах проходил. Максиму Аксенову это очень не нравилось. Много шуток с ним по этому поводу отпускали.

— Но тем не менее Лой вам нравится.

— Да, нравится по человеческому отношению, по профессиональному: он все знает и все понимает. Это не Жолдак, который ставил «Чародейку» в Лионе и говорил: «Я даже не читал эту чушь».

— Есть что-нибудь, чего вы никогда не будете делать на сцене?

— Ну, конечно, нормы этические я преступать никогда не буду. То есть не будет каких-то скандальных прибиваний плоти к помосту, изображения каких-то актов: в рамках дозволенного это может быть, как бы намек, но не более.

— Недавно в Опере Мальмё вы дебютировали в партии барона Скарпиа. Барон умирает на сцене со спущенными штанами — кажется, это довольно неловкий момент.

— Я сам это придумал. Режиссер Софья Юпитер очень доверяла мне, хотя я никогда до этого не пел в «Тоске». По ходу репетиций мы очень сработались. В конце, уже перед генеральной репетицией, я снимал с себя одежду — жилет, галстук, и меня осенило. И вот Скарпиа, весь этот спектакль ходивший как павлин, фанфарон, со всеми расправлявшийся, терпит полный крах, без штанов ползет: «Спасите, помогите». Ниспадение. Она пришла и сказала: «Я не ожидала такого эффекта. Ты очень сильно выступил». Ну все, тогда закрепляем.

— Не обидно быть тем персонажем, который вот так пал?

— Нет, почему же. Мне интересно играть многогранных личностей. Просто злодействовать на сцене неинтересно. Ну что: ходить, рожи кривлять, бровки супить. Злодеи — они же тихие, умные, подлые, как тот же Яго, допустим. Даже Макбета жалко как человека, потому что он не виноват.

— Что, жена заставила?

— Да!

А Скарпиа, на самом деле, для меня — персонаж из «Бесславных ублюдков»: колонель Ланда, которого играет Кристоф Вальц. Это самый главный злодей, очень неприятная личность. И то, как он все делает, его улыбка, с каким сочувствием он иногда говорит — это главная черта маньяка, то есть человека, который готов на подлости и гадости, и она ужасает зрителя больше, нежели постоянные крики, озлобленность.

Я переслушал очень много записей «Тоски» последних лет, и почему-то ни один баритон не поет по нотам. Все поется мимо нот: крики, гавканье. Пуччини этого не писал. Я очень счастлив, что мне довелось сейчас работать с американским дирижером Стивеном Слоуном, который помог мне с осознанием музыкального материала. В Мариинке мы с Аллой Давыдовной Бростерман — признанной трактовщицей Пуччини в России — изучали все досконально, но у нас было не так много времени.

А в целом очень плодотворный получился процесс. Побольше бы таких постановок.

— Если бы вы не были музыкантом, то кем бы стали?

— Я очень много времени уделял футболу и в детстве играть любил очень. Если бы не скрипка, то, может быть, был бы футболистом. Я люблю смотреть футбол, Лигу чемпионов, чемпионаты. Это мое хобби, так сказать. В свете последних событий вера в клуб немножко пошатнулась, хотя люди приходят и уходят, а клуб остается навсегда, потому что «Зенит» — чемпион.

— А другие хобби у вас есть?

— Вкусное вино, сигара... И еще я люблю смотреть всяких рыб. Как только на море вырываемся, сразу маску, ласты — и пошел.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20247135
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202413700
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202418307
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202423533
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202425131