28 апреля 2017Академическая музыка
204

Получить оргазм, примириться со смертью

Кэти Митчелл учит самым важным вещам

текст: Екатерина Бирюкова
Detailed_pictureСцена из спектакля «Написано на коже»© Pascal Victor

Большой театр обрамил сезон двумя именитыми гостями — оба из Европы, а как будто с разных планет. В сентябре к нам нанес не слишком выразительный визит Ла Скала. Завершающаяся неделя прошла под знаком двух продукций Кэти Митчелл с фестиваля в Экс-ан-Провансе, серьезно, надо думать, подогревших интерес к ее постановке генделевской «Альчины» (эта копродукция с французским фестивалем будет показана в Большом в октябре).

Оба спектакля Митчелл (воспеваемой в нашей театральной среде и практически неизвестной в оперной) — из тех редких событий, что могут изменить представления о мире. Ну или хотя бы скорректировать их. Обоих названий в учебниках по музлитературе нет. «Написано на коже» — опус уважаемого британского композитора Джорджа Бенджамина 1960 года рождения. Мировая премьера его прошла в 2012 году в Эксе, слава с тех пор все прибывает, сочинение тянет едва ли не на главное событие в мире оперных партитур XXI века. Сложная и тонкая красота музыки, умелая чувственность сюжета (либретто известного британского драматурга Мартина Кримпа основано на средневековой легенде про то, как муж накормил свою жену сердцем, вырванным из груди ее любовника-трубадура) и гендерная многозначность (любовный треугольник составляют баритон, сопрано и контратенор, причем к контратенору-трубадуру испытывают влечение оба супруга) не объясняют всей манкости этой оперы. Ее поэтичная непроясненность засасывает не хуже «Тристана и Изольды», «Пеллеаса и Мелизанды» или фильмов Питера Гринуэя, которые тоже, конечно, приходят на ум.

«Это поразительно красивый музыкальный пейзаж… я должна его нарисовать», — сказала про нее Митчелл и достроила эту рафинированную эротику до сверхсовершенства. Привычная для ее постановок двухъярусная анфилада из нескольких комнат в разрезе (сценограф — Вики Мортимер, художник по свету, без которого такого чуда не получишь, — Йон Кларк) совмещает два времени: изысканную потертость старинных стен и окружающую их офисно-лабораторную современность. Это совмещение есть и в плотном, многослойном тексте Кримпа, у которого герои поют о себе в третьем лице, иногда вдруг ломая время действия упоминаниями про торговые центры, парковку и самолетные мили. В спектакле между двумя эпохами виртуозно, посекундно-рассчитанно шныряют Ангелы и лаборанты-криминалисты с реквизитом, как бы воссоздающие заново средневековую кровавую любовную историю, напряженно и грустно наблюдающие за ней (иногда в позе вендерсовского ангела над Берлином) и в итоге вовлекающие зрителя, уже вроде бы не верящего ни в какое прямое высказывание, в непосредственный и сильный эмоциональный контакт.

Сцена из спектакля «Написано на коже»Сцена из спектакля «Написано на коже»© Pascal Victor

В отличие от предыдущих работ режиссера, прославившегося в жанре «мультимедийного спектакля», здесь нет камеры, выхватывающей тончайшие психологические нюансы в лицах актеров, но в них и так веришь, дорисовываешь себе все подробности. К тому же никуда не деться от видеоверсии этого шедевра, давно доступного в сети, с филигранным монтажом и невероятной Барбарой Ханниган. В Москву приехал уже другой каст — три главные партии исполняли Джереми Карпентер (Хозяин), Вера-Дотта Бёкер (его жена Агнесса) и Тим Мид (Юноша-художник, которому Хозяин, на свою и его беду, поручил иллюстрировать драгоценную семейную рукопись), но и они были выше всяческих похвал. Единственный местный участник — оркестр Большого театра, украшенный приезжими исполнителями на виоле да гамба и стеклянной гармонике и управляемый дирижером Франком Оллю, — тоже отлично справился с задачей.

Книга, которая пишется на коже в прямом и переносном смысле, тут — метафора познания, понимания и приятия себя. В случае с Агнессой, из забитой тихони с подавленной сексуальностью постепенно превращающейся в раскрепощенную бунтарку, она означает право женщины на, черт возьми, полноценный секс.

Сцена из спектакля «Траурная ночь»Сцена из спектакля «Траурная ночь»© Patrick Berger

Второй гастрольный спектакль — «Траурная ночь». Премьера в Эксе состоялась в 2014 году. Это вообще не опера, в программке жанр обозначен как «сценическое прочтение кантат Иоганна Себастьяна Баха». Арии, речитативы и хоры отобраны и скомпонованы в новую композицию, кульминацией которой является самый знаменитый номер — ария «Ich habe genug». Исполнители — небольшой ансамбль под управлением Рафаэля Пишона, исправно булькающий старинными инструментами, и пять солистов, которые почти ничего не делают, но движения которых, на самом деле, запредельно точно и виртуозно скроены.

Сцена из спектакля «Траурная ночь»Сцена из спектакля «Траурная ночь»© Patrick Berger

Действие «Траурной ночи» в каком-то смысле начинается там, где закончилось «Написано на коже». Такие же перемещения, будто в замедленной съемке, были в финальной сцене оперы, когда Агнесса в сопровождении Ангелов поднималась по винтовой лестнице навстречу смерти. Тут смерть произошла до начала представления. Четверо сидящих вокруг стола молодых людей потеряли отца, образ которого периодически высвечивается лампой за их спинами (сценография Вики Мортимер, свет Джеймса Фарнкомба). Пропевая баховскую музыку, они совершают совершенно бытовые действия — едят, наполняют рюмки и бокалы, плачут, обнимают друг друга, перебирают отцовские вещи, складывают их в пакет для отправки в морг, читают письмо отца, даже разговаривают с ним, разок подошедшим к столу. Но все эти полтора часа не только на сцене, но и в зале происходит очень интимный процесс познания, понимания и приятия смерти. В темноте шмыгают носы и блестят глаза под очками. Кэти Митчелл учит самым важным вещам.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202353840
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202337606