28 декабря 2016Академическая музыка
201

Какая музыка 2016 года войдет в историю?

Отвечают композиторы

текст: Екатерина Бирюкова
Detailed_picture© Пресс-служба Московской филармонии

Очевидное свойство нынешней музыкальной ситуации — живущих рядом с нами композиторов в информационном пространстве становится все больше и больше. А вместе с ними — и написанной ими музыки, в которой бывает непросто ориентироваться. Подводя итоги года, COLTA.RU попросила разобраться в этом вопросе самих композиторов и предложила каждому решить, какая премьера новой музыки, случившаяся в этом году, войдет в историю.

Сергей Невский
Владимир Тарнопольский
Петр Поспелов
Дмитрий Курляндский
Александр Хубеев
Илья Демуцкий
Сергей Ахунов
Владимир Николаев
Александр Маноцков
Павел Карманов
Ольга Раева

Сергей Невский

К списку

Ответить на этот вопрос бесконечно трудно. Прежде всего, мы с вами не история, а смертные люди с достаточно ограниченным в силу этой смертности кругозором. С другой стороны, профессионал слушает и выбирает ситуативно, не с точки зрения вечности, но выделяя в общей массе то, что необходимо ему сейчас, помогает идти дальше. Если я назову партитуры, которые на меня повлияли в этом году, — а именно: вещи американского композитора Марка Бардена, итальянца Лоренцо Трояни, датчанина Кристиана Винтера Кристенсена, норвежца Ларса Петтера Хагена, испанца Абеля Пауля или моего соотечественника Александра Чернышкова, — мой выбор вам вряд ли что-то объяснит. Для меня же работы этих людей указывают на мои собственные дефициты и открывают возможности для композиторской эволюции.

Но есть и более глубокие причины, по которым на вопрос о «самых главных событиях» сложно ответить, и связаны они с самим сегодняшним бытованием музыки и эрозией понятия музыкального произведения или события. В Западной Европе композитор все меньше оперирует нотами, но при этом все больше работает с контекстами, заново их переосмысляя и комбинируя. Музыкальное произведение — не обязательно то, что звучит, композитор может быть автором специально созданной ситуации, указаний для слушателя или видео в Ютьюбе. В России же современная композиторская музыка все больше растворяется в среде импровизации и мультимедийных форматов, событие часто больше не означает записанную и сыгранную партитуру, но может быть просто импровизационным сетом или танцевальным перформансом. Некоторые из этих не зафиксированных в нотах событий вполне могут обладать историческим потенциалом. В чем-то это повторяет ситуацию Берлина рубежа веков, когда язык современной музыки претерпел серьезные обновления благодаря влиянию свободной импровизации и электронного андеграунда.

Другим важным фактором в России является существование современной музыки на территории театра. Если вы сегодня в Москве хотите послушать по-настоящему актуальную музыку, вам, возможно, следует идти не только в Рахманиновский зал или филармонию, но и, например, на спектакли серии «Золотой осел» Бориса Юхананова, где под маской музыкального оформления можно услышать самую серьезную новейшую музыку, часто являющуюся центром действия, а не его сопровождением. Такая необычайно высокая концентрация новой музыки в драматическом театре — вообще особенность российской ситуации, возможно, это та локальная традиция, которую нужно беречь.

Сцена из проекта Бориса Юхананова «Золотой осел»Сцена из проекта Бориса Юхананова «Золотой осел»© Электротеатр Станиславский

На этом фоне выделяется несколько крупных жестов, аккумулирующих творческую энергию «параллельной сцены»: прежде всего, большие проекты Алексея Сысоева — «Агон» и «Униженные и оскорбленные». Здесь грандиозность замысла сочетается с детальной его проработкой, и, наверное, эти проекты (среди прочего — благодаря подробной документации и фильму Марины Разбежкиной) и останутся в истории. Из других серьезных композиторских впечатлений в Москве: меня очень тронула работа Кирилла Широкова, Даниила Пильчена и Дарьи Звездиной для оркестра народных инструментов имени Людмилы Зыкиной в рамках проекта «Открытый космос». У всех этих событий есть огромный утопический пафос и претензия на переосмысление возможностей музыкального времени.

Кадр из фильма Марины Разбежкиной «Униженные и оскорбленные»Кадр из фильма Марины Разбежкиной «Униженные и оскорбленные»

Таким образом, говоря об итогах года, я бы назвал в качестве главного события не какие-то исполнения или партитуры, а сам контекст, в котором границы и музыкального произведения, и форм его существования не определены, а участников объединяет пафос утопического проекта. Как слушателю, мне бесконечно интересно за этим наблюдать, как композитора, именно пафос и утопичность российского контекста заставляют искать в противоположном направлении. То есть идти в сторону единичного, локального (осознающего себя таковым), строить произведение как вещь с четко очерченными границами. При этом сам по себе поиск утопии для меня предельно важен, но он скорее перемещается вовнутрь, в детальную работу с синтаксисом и в такую критическую деконструкцию существующих форм и моделей, которая все-таки дает на выходе некий фиксированный результат.

В то же время год запомнился несколькими значимыми российскими премьерами послевоенной классики. Прежде всего, это вся оркестровая серия Владимира Юровского на «Другом пространстве», российские премьеры Штокхаузена и Берио. Эти действительно эпохальные премьеры напомнили нам, что музыка по-настоящему переживается только в концерте. И за это переживание Владимиру Юровскому и его коллегам Филиппу Чижевскому и Фуаду Ибрагимову надо сказать большое спасибо.

Фестиваль «Другое пространство»Фестиваль «Другое пространство»© Пресс-служба Московской филармонии
Владимир Тарнопольский

К списку

В нашу российскую историю наконец-то вошли (полвека спустя!) московские премьеры «Групп» Штокхаузена и Симфонии Берио, исполненные в рамках одной программы на фестивале Владимира Юровского «Другое пространство». Историческим является также тот факт, что основной удар здесь взял на себя, увы, не российский, а азербайджанский оркестр! Рядом с этими шедеврами трудно поставить еще какие-либо сочинения.

Петр Поспелов

К списку

«Песня Лукерьи» Александра Вустина — в силу музыкальных достоинств, а также как первое в музыкальной истории Москвы (хотя не России — имеется прецедент с Эльмиром Низамовым в Казани) произведение, написанное композитором в официальном статусе резидента.

Дмитрий Курляндский

К списку

Мне сложно судить, но позволю себе нескромность: в этом году я совместно с ансамблем русских народных инструментов «Россия» имени Людмилы Зыкиной и московским Музеем космонавтики провел композиторскую лабораторию «Открытый космос» — зыкинцы сыграли девять премьер очень разных, порою весьма радикальных, сочинений. Даже если не все они войдут в историю, то как минимум само событие оказалось историческим. В 2017 году ждем продолжения!

«Открытый космос» в Музее космонавтики«Открытый космос» в Музее космонавтики© Музей космонавтики
Александр Хубеев

К списку

В этом году было столько значимых премьер и российских авторов (спектакль «В чаще» в Центре имени Мейерхольда, премьеры симфонических произведений в исполнении ГАСО и Владимира Юровского, проект-посвящение Лесасерме Похунахис), и зарубежных (хотя бы премьеры Георга Хааса, Франка Бедросяна, Cтефана Принса), что, к счастью, есть из чего выбрать. Исключительно важной премьерой для меня в уходящем году стал музыкальный театр Маноса Цангариса на фестивале «Ультима» в Осло под названием Winzig (в переводе с немецкого — «крохотный»), которому сам автор дает подзаголовок «Музыкально-театральные миниатюры, театр для дома». И действительно, главной особенностью этого музыкального театра является то, что в новой реализации этого work-in-progress Цангариса ему на откуп было отдано все шестиэтажное здание Sentralen, где миниатюрные части спектакля исполнялись на всех этажах, в подвале, на лестницах и даже в лифте. При этом у входа публике раздавалась карта здания со всеми указанными событиями, а зритель/слушатель мог выбрать свой порядок просмотра.

Несмотря на всю глобальность замысла, при посещении большинства миниатюр слушатель оказывается в удивительно камерной и интимной обстановке небольших комнат, где нет сцены и занавеса, в помещении присутствует не более пяти-семи человек, а сценическо-музыкальное действие разворачивается в метрах или даже сантиметрах от посетителей. Все миниатюры длятся не более пяти минут, они не связаны общим сюжетом — скорее, наоборот: каждая создает абсолютно уникальную ситуацию, в которой основными действующими «лицами» становятся то реальные музыканты, то движущиеся в полной темноте вокруг слушателей объекты, то лифтер, то сами посетители, смотрящие друг на друга сквозь странные декорации, нарочито видимые лишь с одной стороны. Объединяет же все это действо хор, пение которого в связи с особенностями конструкции здания слышно практически во всех его частях, а также солист, благодаря дистанционному управлению играющий на объектах, расположенных на разных этажах здания.

Несмотря на то что подобная практика предоставления целого дома композиторам для исполнения сочинений становится довольно-таки распространенной на фестивалях современной музыки, этот проект мне представляется уникальным и по подходу к форме (слушатель может составить ее сам из предложенных миниатюр по аналогии с посещением выставки), и по самому языку, где разные медиа (свет, видео, музыканты, объекты, пространство) столь синкретичны, что жанр иногда становится сложно определить, и по организации самого процесса восприятия, когда в рамках театрального проекта удается создать невероятное ощущение контакта со сценическим действием: ведь исполнение происходит чуть ли не индивидуально для каждого. Поэтому верю, что этот проект откроет новые перспективы и для самого Цангариса, и для всех, кто его увидел и услышал.

Илья Демуцкий

К списку

Не скажу, что уходящий год был богат на премьеры, но несколько знаковых событий, случившихся в новой музыке, все же отмечу. Прежде всего, это опера «Cantos» Алексея Сюмака, которую я еще не видел (разве что короткие видео в интернете), но уже совершенно ясно, что это замечательная мощная работа. Очень важным делом занимается хор Festino в Петербурге, в этом году представивший целую программу новой хоровой музыки от молодых композиторов. Особенно отмечу «Русские прописи» Насти Хрущевой — сильная вещь, злободневная чарующая мантра. Не знаю, правда, сможет ли это произведение существовать без самой Насти, потому что ее участие в произведении в качестве чтеца кажется мне неотъемлемым. И еще одна любопытная премьера этого года (и, пожалуй, чуть в стороне от темы) — это «Погребальная песнь» Игоря Стравинского, вроде бы навсегда потерянная, но вдруг чудесно обнаруженная в пыльных шкафах питерской консерватории. Сочинение, любопытное хотя бы потому, что сам Игорь Федорович считал «Песнь» одним из любимейших своих опусов.

Сергей Ахунов

К списку

Отшутиться не получается, а серьезно даже не знаю, как ответить. В любом случае я бы не стал искать подобное историческое событие в среде академической музыки. Глядя на полупустые залы, трудно поверить, что когда-то кому-то это все понадобится больше, чем в наше время. Если же зал полон, то причина, я думаю, не в новой музыке, а в том, кто ее исполняет. Теодор, например...

Владимир Николаев

К списку

Боюсь, ваш новогодний опрос мне не по силам. Я так и не смог вспомнить ни одной премьеры сочинения, которое бы я записал в нетленки. Более того, если бы что-то из новой музыки меня внутри и перевернуло, это отнюдь не значит, что оно заслуживает бессмертия... И, наоборот, то, что сегодня может пройти незамеченным или совсем малозначительным, наши потомки смогут оценить по-настоящему... в общем, могу лишь повторить заезженное — большое видится издалека.

Александр Маноцков

К списку

Мне трудно говорить об истории всеобщей и композиторской, но в моей личной исполнительской истории в прошедшем году было несколько премьер сочинений моих коллег и товарищей. Это вообще мой любимый способ знакомства с новой музыкой. Мне посчастливилось участвовать во многих исполнениях, но из премьер особенно запомнились «Палач проснулся поздно» Дорохова, «The One Thus Gone» Батагова, «Агон» Сысоева, «Исаие, ликуй» Мартынова.

Рельеф. Саяны. Концерт памяти Георгия ДороховаРельеф. Саяны. Концерт памяти Георгия Дорохова© Электротеатр Станиславский
Павел Карманов

К списку

В последнее время я поставил рекорд по непосещению премьер разного калибра. По разным причинам, в том числе и извинительным. Онлайн-трансляции опять же развращают. Но вопрос о самой для меня важной и яркой музыкальной премьере уходящего года не затруднил меня и не застал врасплох. У меня два фаворита. Мое воображение в этом году было особенно поражено, во-первых, последним диском группы Radiohead — переслушивать эти шедевры Йорка я уже не могу из-за опасений относительно состояния моей психики. Вторым откровением для меня стала премьерная запись пьесы для контрабаса соло русско-немецкого композитора Александры Филоненко. Премьера сочинения состоялась в Малом зале Московской консерватории этой осенью в концерте агентства «Опера априори» «Низкие струнные», исполнил его и записал на лейбле Fancymusic один из самых неординарных представителей молодого поколения Григорий Кротенко — контрабасист, чтец, перформер. По совместительству — философ, литератор и журналист. Пьеса Александры Филоненко представляется мне несомненной творческой удачей и в неистовом и виртуозном исполнении Кротенко оставляет особенно сильное впечатление. Мне кажется, такая театрализация музыки (или омузыкаливание театра) и есть нынешний тренд.

Ольга Раева

К списку

Да кто ж его знает?

На этот вопрос трудно ответить… Даже если бы я обладала свойством находиться одновременно в разных точках планеты, мне вряд ли удалось бы побывать на всех премьерах новой музыки, случившихся в этом году (я думаю, премьер в 2016-м было столько, сколько Бах, наверное, за всю свою жизнь не посетил), — то есть побывать, может, и удалось бы, но воспринять всю информацию, переработать, чтобы иметь суждение? Для этого, очевидно, понадобился бы еще один год...

А потом, что, собственно, есть эта «история»? Она у каждого своя. Так что я, пожалуй, смогла бы рассказать лишь о том, что вошло в мою личную историю в этом году.

Вообще, честно говоря, самое сильное впечатление у меня осталось вовсе не от концерта новой музыки, а от нового исполнения старой — я имею в виду концерт Курентзиса в Берлине, случившийся еще в январе, в котором он сыграл Пятую симфонию Бетховена совершенно поразительно. По свежим следам я тогда записала: «Это была живая материя! Теперь не могу слушать другие (старые) записи с почившими уже знаменитыми дирижерами — они кажутся мне окаменелыми». В этом же концерте был исполнен скрипичный концерт ля мажор Моцарта с Патрицией Копачинской — тоже совершенно фантастически! Они исполнили весеннего, светлого, мажорного Моцарта как сумеречно-зимнего — черный силуэт на снегу, каким он предстает в Реквиеме или «Дон Жуане». То есть совершили нечто невозможное, и это было просто ошеломительно!..

А концертов собственно новой музыки я посетила в этом году совсем немного: жажда новых впечатлений была удовлетворена в основном за счет визуальных жанров искусства (музеи Нью-Йорка и Лос-Анджелеса) и просто путешествий — природа Калифорнии, радовавшая в летние месяцы, потом короткая рыжая, как лисица, осень в Берлине с тремя собственными премьерами и неожиданно снежный ноябрь в Москве с еще парой, затем снова Берлин — «черная дыра» удивительно несчастливого в этом году декабря...

Но на нескольких музыкальных событиях остановлюсь.

Любопытный концерт был в маленьком зале в Чайна-тауне в Лос-Анджелесе: соло-recital потрясающего тромбониста Мэтта Барбье (Matt Barbier), в котором он среди прочих сочинений исполнил вещь Мишель Лу (Michelle Lou) «honeydripper» для тромбона и электроники — огромное полотно на 43 минуты. Я буквально жила внутри этого сочинения, пока его слушала. Оно ассоциировалось у меня с виденным в детстве огромным гаражом, где стояли пожарные машины-монстры и сильно пахло бензином... «Совершенно другое, новое мышление, — думала я во время исполнения, — чтобы это написать... надо было… не родиться в Европе… не углубляться в Tonsatz и Harmonielehre (ибо незачем)... тем более не учиться во всяких мерзляковках (это будет страшно мешать!)... впрочем... наши тоже, но всегда через лупу, в которой отражаются… квартеты Шостаковича... и т.д.». Кроме этой вещи в концерте была еще замечательная пьеса Николаса Дейое (Nicholas Deyoe) «Facesplitter», которая мне как композиция, пожалуй, даже больше понравилась, но пьеса Лу навела меня действительно на множество размышлений...

Другой концерт был в пригороде Берлина, в Цепернике (Zepernik). Там Московский ансамбль современной музыки сыграл программу из произведений русских и немецких композиторов, тоже в маленьком зале (протестантской общины)... Среди прочего — замечательное трио Хельмута Цапфа (Helmut Zapf) «albedo III» для альтовой флейты, виолончели и фортепиано, в котором все, казалось, было «традиционно», «как надо», типичное такое немецкое диалектическое сочинение, Streitschrift (Цапф — композитор, органист, педагог того самого тонзатца, контрапункта и прочих премудростей). Но при этом оно ощущалось как новое, свежее, изобретательное и слушалось с живейшим интересом (это когда слушаешь и следишь за развитием сюжета, а не погружаешься — совсем иная, так сказать, «импрессия», нежели в случае с пьесой Лу).

Приятное послевкусие осталось у меня от концерта питерского PetRo-дуэта (Анастасия Рогалева и Дмитрий Петров) на «Московской осени» — артистично, цельно, благородно (дуэт получил в этом году Гран-при на конкурсе в Токио). Они, кстати, сыграли и мое сочинение — «θεοφάνια» (эта премьера из моих случившихся в этом году семи, пожалуй, более всех меня порадовала), а также «Круги» Анны Шатковской — чудная пьеса!


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202347543
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202332877