20 ноября 2015Литература
234

«Чистота», или Большие надежды Джонатана Франзена

Самый ожидаемый роман этого года обманул ожидания, считает Борис Локшин

текст: Борис Локшин
Detailed_picture© Colta.ru

Вышел самый ожидаемый роман нынешнего года. Он обманул ожидания.

Или так. Новая книга Джонатана Франзена, как и два его предыдущих нашумевших романа, оказалась историей обманутых надежд.

«Поправки» вышли через несколько дней после 11 сентября 2001 года и стали итоговой книгой девяностых. Девяностые годы прошлого века были во всех отношениях самыми благополучными годами в истории западной цивилизации. И в то же время к окончанию тысячелетия росло ощущение, что что-то не так, что количество ошибок, совершенных отдельными людьми и государствами за годы благополучия, вот-вот достигнет критической массы, что общество испытывает необходимость в срочных поправках. Ожидание поправок оказалось тщетным. Необратимое случилось 11 сентября, а дальше пошло-поехало.

Следующий роман Франзена был опубликован в 2010 году и назывался «Свобода». Свобода была ключевым понятием нулевых годов, их неудавшимся проектом. Со свободой, которая понималась как сочетание демократии и свободного рынка, западный мир связывал свои главные ожидания. Но свобода обернулась катастрофой. Военная операция «Свобода Ираку» привела к кровавому хаосу, расцвет свободного рынка — к самому мощному с тридцатых годов экономическому кризису, а во всем западном мире невиданного влияния достигли правые партии, выступающие под лозунгом защиты свободы. Свобода обманула надежды.

И вот в самой середине десятых годов, в точке их перелома, выходит новый роман Франзена. Он называется «Чистота». Книга вышла в абсолютно белой обложке. Только название и портрет девушки посредине. Портрет с почти неразличимыми индивидуальными чертами. Скорее лик, чем лицо.

© Farrar, Straus and Giroux

Или так. Начнем сначала. «Фамилия моего отца была Пиррип, мне дали при крещении имя Филип, а так как из того и другого мой младенческий язык не мог слепить ничего более внятного, чем Пип, то я называл себя Пипом, а потом и все меня стали так называть». Так начинаются «Большие надежды» Чарльза Диккенса, и это один из самых известных романных зачинов в мировой литературе, а Пип — его главный герой.

Первый же абзац романа Франзена также представляет нам главную героиню по имени. «Ой, котенок, я так рада слышать твой голос», — сказала мать девушки в телефонную трубку. «Мое тело снова меня предает. Иногда я думаю, что вся моя жизнь — это просто такой вот долгий предательский процесс с его стороны, и все». «А разве это не чья угодно жизнь?» — сказала девушка по имени Пип.

Но Пип — это не настоящее имя, а детское прозвище, самоназвание. Все как у Диккенса. При рождении мать дала героине странное имя Purity. «Purity» по-английски означает «духовная чистота, безгрешность, непорочность». С именами вообще не все просто. Настоящего имени своей матери Пип не знает. Незадолго до ее рождения мать его поменяла, уничтожила все следы своего прошлого и скрылась от мира в крошечном глухом и нищем поселке на севере Калифорнии. Для матери Пип чистота была заменой религии. И для ее достижения необходимо было разорвать все связи с окружающим миром, с его грязью и нечистотой, сделаться в этом мире невидимкой. «Духовное подвижничество ее матери было само по себе искусством — искусством невидимости».

Так Пип выросла в атмосфере восторженной, почти экстатической материнской любви, но зато в бедности и в полном неведении о своем настоящем происхождении, о прошлом своих родителей и даже о том, как на самом деле зовут ее мать и кто ее отец.

Начало романа застает героиню в абсолютно безвыходной ситуации. Ей 24 года, и все в ее жизни складывается не так и неправильно. Во-первых, она живет в Окленде, в сквоте, населенном персонажами, каждый из которых не совсем в своем уме. Во-вторых, она тайно и безнадежна влюблена. В-третьих, она работает на нищенской зарплате, делая работу, которую люто ненавидит. И наконец, в-четвертых, после окончания университета на ней висит 130 000 чистого долга.

Ситуация Пип безнадежна и, к сожалению, по нынешним временам вполне типична для огромного количества гуманитарных выпускников, в особенности для тех, у кого нет обеспеченных родителей, готовых им помогать. Впрочем, Пип связывает свои «большие надежды» как раз с родителями, а именно с отсутствующим в ее жизни отцом. Почему-то девушка вбила себе в голову странную идею, что, если она его найдет, тот поможет ей расплатиться с долгом.

Диккенсовское имя главной героини не обманывает читателя. Франзен написал 600-страничный роман-квест с запутанным мелодраматическим сюжетом, густо населенный странными, диковинными персонажами. И корни этого сюжета по-диккенсовски растут из детства главного героя. «Чистота» — длинная сказка, маскирующаяся под реализм. Интересно, что самый громкий роман десятых годов, «Щегол» Донны Тартт, тоже разворачивается на территории Диккенса. Однако проблема Франзена в том, что он талантливый реалист, но очень неубедительный сказочник. (А вот Донна Тартт — как раз наоборот.) Поэтому сложно выстроенная реальность его персонажей как-то не втискивается в простенькую архитектуру полусказочного сюжета.

На самом деле речь тут идет о множественности сюжетов, вложенных друг в друга, как матрешки. Первая матрешка: Пип ищет отца. Эти поиски забрасывают ее в Боливию. Там под покровительством левого президента обосновался легендарный Андреас Вольф вместе со своими соратниками. Вольф, бывший восточногерманский диссидент, возглавляет так называемый проект «Солнечный свет». Это не тоталитарная секта, как может показаться из названия, а что-то вроде WikiLeaks, антикоррупционный, антикапиталистический проект, целью которого является раскрытие грязных секретов государств, корпораций, спецслужб и сильных мира сего. Основным орудием проекта является интернет, но Вольф не Ассанж, а наоборот, его конкурент. Объяснить тонкую разницу между ними Франзен затрудняется. Скажем так: Вольф — это такой Навальный в международном масштабе.

А раз есть Вольф — Волк, то непременно будет и Красная Шапочка. «Бабушка, почему у тебя такие большие уши…» «Ощущение, что ты добыча в волчьих зубах, было трудно отличить от чувства влюбленности…» Вот это вот все. Кстати, еще один интересный вопрос: почему эта незатейливая эротическая сказка с оттенком садомазо вдруг стала такой популярной в начале XXI века? Сразу приходят на ум Пелевин с его Серым, волком-оборотнем, потом «Пятьдесят оттенков серого», а теперь вот и Франзен.

Следующий сюжет внутри сюжета переносит читателя в Восточную Германию за несколько лет до падения Стены. В интерьерах позднего немецкого социализма разворачивается триллер, из которого легко вычитываются одновременно «Лолита», «Гамлет» и «Преступление и наказание». Затем через вложенный сюжет об украденной с военной базы в Техасе атомной боеголовке повествование выруливает к своей главной истории, по дороге еще несколько раз завернув в ГДР в разные периоды ее короткого существования.

И главным этим сюжетом, да и вообще лучшим, что есть в романе, оказывается совсем другая история. Она, собственно, и есть о «чистоте», вернее, о соблазне «чистоты», о невозможности, катастрофичности ее достижения. По стечению различных обстоятельств Пип находит работу в очень уважаемом информационном агентстве в Денвере. Его директор и основатель, известный журналист Том Эберан, в восьмидесятых годах был несчастливо женат на молодой художнице. История этого брака, построенного на утопическом желании чистых, совершенных отношений, история моральной катастрофы двух чистых и любящих друг друга молодых максималистов, история роковой любви, безумия и ненависти, рассказанная самим Томом, оказывается ядром романа.

А потом Франзен начинает торопливо, даже несколько суетливо прятать свои матрешки обратно одну в другую. И в конце концов перед недоуменным читателем оказывается единственная матрешка, блестящая, ярко разрисованная грубоватая деревянная чурка, и, переведя дыхание после шести сотен страниц, читатель спрашивает: а что все это было? Зачем он, собственно, это все наворотил? И тут самое время поговорить об основных темах романа, которые Франзен также упрятывает одну в другую, подобно матрешкам, а сверху оборачивает в свою главную тему — тему соблазна «чистоты», тему обманутых ожиданий.

«The Late Show with Stephen Colbert» — одна из самых рейтинговых передач на американском телевидении. На днях в качестве одного из гостей в ней появился Франзен.

Еще за несколько месяцев до выхода книги все, кто сколько-нибудь интересуется литературным процессом, знали, что Франзен написал роман об интернете. Из многочисленных эссе и интервью Франзена было известно, что он относится к влиянию Всемирной сети на нашу жизнь, мягко говоря, без энтузиазма. Однако в «Чистоте» он устами одного из своих героев высказывает гораздо более радикальное отрицание интернета, чем он позволял себе в своей публицистике. В романе интернет сравнивается с павшими социалистическими тоталитарными режимами. Причем под тоталитаризмом Франзен несколько легкомысленно подразумевает любую систему, от которой невозможно отключиться, из которой нельзя выйти.

«Ты можешь сотрудничать с системой или противостоять ей, но есть одна вещь, на которую ты не способен ни при каких обстоятельствах: ведешь ли ты нормальную, спокойную жизнь, сидишь ли ты в тюрьме, ты не можешь не быть с ней в отношениях. Ответом на любой вопрос, большой или маленький, был социализм. Если ты заменишь социализм на глобальную сеть, ты получишь интернет».

И отсюда вторая важная тема: тема Восточной Германии. И эта тема оказывается гораздо шире интернета. Как известно, именно в ГДР система тотальной слежки и контроля за гражданами была с немецкой педантичностью доведена до совершенства. Разумеется, средства, которыми располагало тогда Штази, даже и сравнивать нельзя с техническими возможностями, которые получили современные корпорации и секретные агентства благодаря интернету. В этом смысле ситуация современного человека оказывается даже хуже ситуации гражданина ГДР. Последние, по крайней мере, имели четкое представление о том, кто и в каких целях собирает о них информацию. Мы находимся под гораздо более плотным и непроницаемым колпаком.

Но для Франзена слежка — это всего лишь один из аспектов нового тоталитарного режима, режима глобальной Сети. Причем не самый главный. Он пишет, что, подобно старому социализму, главная его сила не в массовой слежке, а в «соблазне включенности». Социализм создавал некоторую идеальную концепцию общества. Вход в это общество был открыт только для «чистых». «Нечистые» же оставались снаружи, в ужасающей реальности. Социализм постоянно отделял «чистых» от «нечистых» и играл на человеческом страхе оказаться среди последних. Глобальная Сеть достигает того же эффекта.

«Снаружи воздух пах серой, еда была чудовищной, экономика едва дышала, цинизм царил повсюду, но внутри победа над классовым врагом была обеспечена. Внутри инженер и профессор учились у ног немецкого рабочего». И сразу про современность: «Снаружи средний класс исчезал быстрее, чем таяли полярные шапки, ксенофобы выигрывали выборы и складировали автоматические винтовки, воющие племена религиозно резали друг друга, но внутри новые технологии взрывали устаревшую традиционную политику. Внутри децентрализованное виртуальное сообщество переписывало правила креативности. Революция вознаграждала предпринимателей, понимающих могущество социальных сетей. Новый режим даже заново использовал ключевые слова старого: коллектив, сотрудничество. Для обоих режимов аксиомой стало возникновение нового типа человека. На этом сходились аппаратчики всех мастей. И их, кажется, никогда не смущало, что их правящая элита состояла из представителей самых жадных и жестоких старых человеческих типов».

Непосредственно к теме интернета примыкает тема секретов. Проект Андреаса Вольфа называется «Солнечный свет». Этот свет проникает в каждый уголок нашей жизни. Он обещает очистить ее, сделать прозрачной. Но мы существуем как личности только тогда, когда непрозрачны для других. И в то же время, чтобы доказать себе и миру, что мы живы, нам приходится делиться с другими тем, о чем знаем только мы.

«В нас заложены два противоположных стремления: хранить секреты и делиться секретами. Откуда ты знаешь, что ты личность, которая отличается от других людей? Ты скрываешь некоторые вещи от окружающих. Ты хранишь их в себе, потому что иначе нет никакого различия между твоим внутренним и твоим внешним миром. Секреты — это единственный способ, благодаря которому ты вообще знаешь, что обладаешь этим самым внешним миром... Но личность в вакууме тоже не имеет никакого смысла. Рано или поздно твой внутренний мир начинает нуждаться в свидетеле. Иначе ты просто корова, кошка, камень, вещь, запертая в своей вещности. Для того чтобы обладать идентичностью, ты должен поверить, что другая идентичность точно так же существует. Ты нуждаешься в близости с другими людьми. А откуда берется эта близость? Через секреты, которыми ты делишься». Замечательные, кстати, слова. Беда, правда, в том, что герой произносит их в процессе укладывания героини в постель. Уж лучше бы он ей «Натюрморт» Бродского почитал, честное слово.

Да, и что касается секса: в «Чистоте» его много, и занимаются им весьма симпатичные и физически привлекательные люди. Тем не менее весь этот секс какой-то очень отвратительный и на удивление маловероятный. В том смысле, что такого секса в природе, скорее всего, не бывает. Он настолько маловероятен, что Slate составил каталог эротических сцен в романе, проранжировав их по этому фактору. Впрочем, чего еще ждать от романа, который называется «Чистота», по имени своей главной героини.

И если уж пришлось заговорить о сексе, то нельзя не упомянуть о некоторой частной для романа и, видимо, для самого Франзена истории. Это история с порнографией. В 90-е годы ходила шутка (вернее, это была даже не шутка, а убеждение многих и многих, впервые столкнувшихся тогда с интернетом): «Интернет для порнографии». Была даже такая песенка в одном суперпопулярном бродвейском мюзикле того времени. Похоже, что Франзен остался при этом убеждении до сих пор. Для него интернет — это прежде всего всемирный бобок, тоталитарный инструмент всеобщего заголения и подсматривания. И не случайно Андреас Вольф, этот борец за «чистоту», выведен маниакальным онанистом (оказывается, можно быть маниакальным онанистом!), помешанным на порнографии.

Но уж если на то пошло, в этом тоже заложено извращенное стремление к чистоте. Для Вольфа окружающее слишком грязно. Его настоящий роман — это роман с «чистотой». Вообще, все герои Франзена страдают глубоким недоверием к окружающему миру. Все они в глубине души подозревают, что окружающие их дурят, что они являются объектами манипуляций. «Я не доверяю людям, — говорит Пип. — Я буквально ни про кого не знаю, что он обо мне думает… Так что хорошо бы было уметь заглянуть в чужую голову ну хоть на пару секунд, чтобы просто убедиться, что все о'кей, что они не думают про меня какие-то ужасные мысли, о которых я понятия не имею, и что я им могу доверять».

Кстати, возможно, что главная проблема франзеновских текстов как раз и состоит в его стремлении залезать в головы своих героев. Он объясняет и переобъясняет их до полной прозрачности. Он не оставляет им тайны. В результате его герои оказываются набором рефлексий без плоти и крови. Единственный по-настоящему живой персонаж в этом романе — это тот, вернее, та, которую Франзен предпочитает описывать глазами других. Парадоксально, но она оказывается живой именно потому, что ее рефлексии нам недоступны.

В августе 2010 года, за неделю до выхода романа «Свобода», журнал Time вышел с портретом Франзена на обложке. Подпись под портретом гласила: «Великий американский романист». Эта подпись вызвала тогда волну негодования в литературном мире. И тем не менее вот с чем трудно поспорить: если и есть сейчас хотя бы один претендент на эту давно уже пустующую вакансию, то это, безусловно, Франзен. Хотя бы по степени его литературных амбиций, по высоте той планки, которую он сам себе ставит. «Свобода» навязчиво отсылала читателя к «Войне и миру». «Чистота» — к «Большим надеждам».

Один из героев «Чистоты» — известный писатель-романист. Его по нестранному совпадению зовут Чарльз, и он все никак не в состоянии закончить роман, «который обеспечил бы ему место в современном американском каноне». «Было время, — рассуждает Чарльз, — когда достаточно было написать “Шум и ярость” или “И восходит солнце”. Но сейчас размер принципиален. Длина. Толщина».

Что можно сказать о последнем романе Франзена? Что он получился длинный, толстый и какой-то чересчур уж старательный. Что, раскрутившись где-то к середине, он катастрофически теряет обороты в своей финальной части. Что имя главной героини — «Чистота». И что Чистота является главным объектом желания всех героев книги в самом что ни на есть человеческом смысле. И в то же время Чистота — конечная и принципиально недостижимая точка всех их устремлений. И что в романе Франзена Чистота персонифицирована, как персонифицирована Истина в Евангелии. Но оказывается она не живым человеком из плоти и крови, а концептом, выдумкой, набором рефлексий.

«The Late Show with Stephen Colbert» — одна из самых рейтинговых передач на американском телевидении. На днях в качестве одного из гостей в ней появился Франзен. Главный комик Америки, одетый в голубую пижамку Кольбер, полулежал в детской кроватке в обнимку с плюшевым медведем, а сидящий рядом на стуле Франзен читал ему сказку про Красную Шапочку, Любящую Читать. Про то, как она пришла в маленький независимый книжный магазин, принадлежащий ее бабушке, и обнаружила там Серого Волка в бабушкиных очках для чтения и бабушкиной бейсбольной кепке. У Волка были огромные глаза, «чтобы лучше видеть твои потребительские предпочтения», большие уши, «чтобы лучше слышать твое мнение о продаваемых мной продуктах», и гигантские зубы, «чтобы сожрать всех индивидуальных продавцов на свете». Выслушав сказку, Кольбер с удовольствием извлек откуда-то амазоновскую посылочную коробку и торжественно вытащил оттуда франзеновскую «Чистоту». «Сегодня получил! Спокойной ночи!»


Jonathan Franzen. Purity. — Farrar, Straus and Giroux, 2015.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320772
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325886