18 февраля 2021Литература
161

Прохожие люди

О пиратском издании и о приключениях архива Шимона Маркиша

текст: Жужа Хетени
Detailed_picture© Предоставлено Жужей Хетени

«Прохожие люди» — название статьи Маркиша 1978 года о непрочной идентичности и самообмане советской интеллигенции еврейского происхождения в Израиле, вышедшей на трех языках. Слова из стихотворения Мандельштама: «В спокойных пригородах снег / Сгребают дворники лопатами; / Я с мужиками бородатыми / Иду, прохожий человек» (1913).

Итак, без эмоций. С эмоциями — в другом месте, в другом жанре.

В августе 2020 года вышла книга Шимона Маркиша — сборник его произведений разного жанра. Она была опубликована нелегально — и не просто без моего ведома (то есть без ведома владельца авторских прав), а вопреки моему прямому запрету на публикацию. Мой отказ объяснялся не денежными соображениями — я не просила бы ни у кого гонорара, — а только тем, что я сама работала над книгой с 2004 года. Причин, по которым дело продвигалось небыстро, было много, но главная состояла в том, что часть архива была далеко от меня. Я должна была охватить его творчество как целое, хотя переосмысление тех шестидесяти лет (с  раннего детства), которые Маркиш прожил «без меня», было главным предметом наших разговоров в течение тринадцати лет жизни вместе. Но о личном — в другом месте, в другом жанре.

Работа над архивом началась c составления списка его работ. Маркиш не уважал, даже презирал бухгалтерию академической жизни, «автоадминистрацию» публикаций, рецензий и ссылок. С другой стороны, он аккуратно хранил все достойное, вплоть до газетных вырезок, заметок и конспектов с данными и датами. Список работ 1983 года к докторской защите в Сорбонне насчитывает всего 45 названий и кончается строками:

Список не полон и не вполне точен, поскольку никакого архива у меня не осталось. Я не помню даже названия мелких рецензий, которые печатались в разных журналах Москвы, в том числе — в «Новом мире». Я написал и напечатал не меньше 30 статей для второго издания «Большой Советской энциклопедии» и для «Краткой литературной энциклопедии». В Венгрии я напечатал большую статью о принципах перевода фольклора, но не помню ни названий, ни дат публикации.

Неудивительно: из СССР Маркиш переехал в 1970 году в Венгрию к жене с неполной библиотекой — он не подозревал, что его мать и младший брат меньше чем через два года выедут в Израиль и оставят квартиру, а он сам вернется в Москву из Венгрии всего один раз, перед смертью бабушки в 1973 году, чтобы похоронить ее. Еще больший ущерб библиотеке причинил переезд из Венгрии в Швейцарию с ограниченным количеством вещей (официально вроде на полгода, но с целью не возвращаться). Жена с сыном и хозяйством не последовали за ним. В письмах и интервью (например, с Раисой Орловой о самиздате (1983)) он вспоминает о документах, рукописях и книгах, которые не нашлись даже после возвращения в Будапешт. Эти два переезда оставили свой след и на архиве, который пострадал и в третий раз.

В момент внезапной смерти Маркиша я осознала, что его надо хоронить в Израиле: ведь еще была жива его мать, ей шел 91-й год. Маркиш в годы после выхода на пенсию любил приговаривать, что «надо бросить все и поехать с одним чемоданом в Израиль», но каждый раз, когда он ездил туда к семье (на еврейский Новый год осенью и на день рождения матери в феврале), он возвращался со вздохом облегчения: было ясно, что он не мог бы там жить. Но ему все меньше жилось где бы то ни было — он жил преподаванием, питался энергией общения, ему нужны были люди, широкий круг самых разных друзей. Пенсионная система Швейцарии ограничивает возможность работы днем 65-летия, а университет после этого и знать не желает о бывших коллегах. Он охотно преподавал еще один год в США, принимал приглашения на конференции и лекции, но с усыхающим интересом. Ничто не могло заменить прежнюю атмосферу многонациональной интеллектуальной компании, раньше гостившей у нас регулярно. Жизнь стала проходить мимо. Это чувствуется в неопубликованном предисловии к невышедшей книге, написанном в год выхода на пенсию (1996). Без него нельзя ни понять, ни печатать Маркиша. Это одна из причин, по которым пиратское издание 2020 года не может быть аутентичным, но незнание творчества автора издателями пиратской книги отражается уже в сухом и растерянно-неточном названии тома «Русско-еврейская литература: от и до». Маркиш точно выделил даты начала и конца этой литературы, изучение которой как научной области он основал, для которой он первый раскопал самые ранние и разные тексты из забытых журналов и изданий, составил хронологию, периодизацию и развитие корпуса. Он удостаивал вниманием писателей и второй, и третьей линии — он искал в них ранние вариации принадлежности к двум культурам, феномену, в котором жил и он сам — иногда душевно раздвоенный, но умом и интеллектом всегда удвоенный.

«Непрошедшее прошлое» — это единственно возможное название собрания работ Маркиша, которое я сейчас готовлю и выложу в бесплатный открытый доступ, первые тома — к 90-летию со дня его рождения, 6 марта 2021 года. В названии я была уверена уже в 2004 году, когда задумала сборники, потому что оно с начала 1990-х то и дело повторено в его творчестве. Такую «шапку» он написал над разделом в мюнхенском «Еврейском журнале» (1991), над своей статьей о письмах Найдича Грузенбергу (1992) и так же назвал серию передач о русско-еврейской литературе на «Радио Свобода» (1994).

© Предоставлено Жужей Хетени

Но вернемся к судьбе архива. В 2004 году, когда нужно было съезжать с пустевшей уже месяцами съемной квартиры в Женеве, приехал брат Маркиша — за деньгами, вещами и документами (завещания не было). Было ясно, что место документов, связанных с отцом, Перецем Маркишем, — у его вдовы, у матери [1]. Делить архив самого Шимона не хотелось, ведь мы работали с этими материалами вместе. Я лихорадочно делала копии и предлагала дубликаты, но у меня было всего несколько дней, все это было и слишком скоро. Я отдала в Израиль многое — под обещание, что документы вернутся ко мне или в копии, или в оригинале. С братом же я отправила и около тридцати текстов для отбора материала в номер журнала, посвященный памяти Шимона Маркиша («Иерусалимский журнал», № 18, 2004). Я получила список увезенного, а потом и бумажные копии передач для «Радио Свобода», бледные, кривые и неполные. Потом я уже напрасно просила копии остальных материалов. Таким образом, архив распался на две части. Вскоре пришло письмо о том, что я не имею права вмешиваться в дела «их» семьи. Это были не пустые слова. Литагентство, унаследованное мною от Шимона Маркиша, прислало мне русскоязычное «филькино» свидетельство с печатью израильского нотариуса на иврите о том, что младший брат является сыном своих родителей и их наследством занимается исключительно он. Нотариус подтвердил лишь подпись подписавшегося. Видимо, этим хотели меня отстранить от дел, связанных с родителями мужа. Как сказал мой младший сын, этим брат подтвердил, что Шимон Маркиш принадлежит не туда, а нашей семье.

В дополненном списке публикаций, который я приложила к некрологу в двух журналах в 2004 году, было уже около 150 названий. (В 2021 году в нем уже более 200 наименований!) Главные тексты были у меня на руках, на их основании я составила план первого трехтомного издания и в 2005 году на книжном фестивале в Будапеште предложила издательству «НЛО» план трехтомника. (В 2005 году Россия была почетным гостем фестиваля, на котором я выступала как переводчица свежеиспеченного венгерского «Чонкина» В. Войновича, нашего с Маркишем приятеля.) «НЛО» я считала самым престижным и самым «концептуальным» российским издательством того времени, к тому же первая длинная статья Маркиша (об Осипе Рабиновиче) вышла именно в их журнале. Я получила устное согласие, но в первом же письме пояснили, что им нужен только один том и только по русско-еврейской литературе. Я выслала новый вариант и в том же 2005 году (связав поездку с выступлением на конференции по истории восточноевропейского еврейства) отвезла в Москву все, что у меня было из того, что им хотелось, за исключением всего доступного в России. По договору я уступала авторские права бесплатно, и мне полагалось 50 экземпляров. Но дело заглохло, ответы больше не приходили.

Материал был передан Леониду Кацису, которого я до этого раз-другой видела на конференциях. Задним числом я с удивлением обнаруживаю такие строки в своем письме 2009 года (поиск по фамилии Кацис) участнице устроенной мной международной конференции «Гоголь и ХХ век» в Будапеште: «Кацис проглотил 20 килограмм рукописи Шимона, на издание которых у меня был договор в “НЛО”, я лично везла в Москву, лично договаривалась, вроде были сделки какие-то с РГГУ и Кацисом, который там работал тогда и стал самозваным главным редактором книги, потом исчезло все, в том числе и рукописи...» Видимо, уже тогда меня не хотели видеть в качестве редактора тома, а Кацис прислал исправленный план, из которого по сравнению с моим многое было выкинуто и заменено менее значительными, на мой взгляд, текстами. Отмечу сразу, что в сборнике 2020 года не указан составитель. По какому принципу он был сделан, я попробую ответить ниже.

Моя электронная почта показывает, что я писала «НЛО» чуть ли не каждый год, договоры приходили в 2006, 2009, 2013 и 2014 годах. В сентябре 2014 года я поехала в Москву снова, на три конференции, и договорилась о встрече в издательстве «НЛО». Меня приняли деловая сотрудница и в качестве сюрприза — Кацис, уже не только как составитель тома (годами раньше составленного мной), но и как автор предисловия. Я шла на компромисс, чтобы публикация наконец состоялась, однако поставила условие, что хочу посмотреть и одобрить это предисловие, а сама напишу послесловие. Я решила, что это, может быть, и к лучшему — чтобы это не был слишком близкий взгляд, чтобы это шло не от вдовы. Предисловие Кациса пришло через полтора дня: оно было составлено в основном из тех писем Маркиша, которые были напечатаны без моего разрешения в 2006 году [2]. А в предисловии эти письма занимают восемь с половиной страниц из тринадцати с половиной, то есть 63% текста просто скопированы.

Метод использования писем как аргументов для демонстрации тезисов заслуживает внимания еще и в свете методов и принципов творчества Маркиша. Письма (и это был наш общий с Маркишем принцип) не являются частью творчества, и их научный анализ относится не к литературоведению, а к истории культуры и психологии. «Подлинная биография писателя — в том, что он написал для публики и опубликовал или намеревался опубликовать», — пишет Маркиш сразу на второй странице своего эссе о Богрове («Третий отец-основатель, или “К чужим кострам”. Григорий Богров» (2000)), которое обсуждает и Кацис. То же самое Маркиш повторяет в статье о Гроссмане: «Подлинная биография писателя в том, что он написал и напечатал».

Текст Кациса формулирует такую цель: «Главные тексты Маркиша о русско-еврейской литературе теперь собраны воедино, поэтому нам хотелось бы показать здесь то, что за ними и за жизненным выбором автора стояло». Маркиш, хотя и «оказался очень значимой исторической фигурой», показан неудачником. Иначе говоря, книга начинается с того, что автор текстов не состоялся, его талант был растрачен, хотя он мог бы стать гением, и, хотя в свое время его работы нашли отклик у знаменитостей, его принципы были неправильными и вообще он в нейтральной Швейцарии и маленькой Венгрии «сжался до масштабов» этих стран. Об этом заявляется в письме Алексея Симонова (его мнение выдвигается в начало предисловия).

По всем даже не очень хитрым нарратологическим правилам, письма о Шимоне Маркише отражают в первую очередь взгляд автора тех писем. Если уж искать человека за творчеством, хорошо было бы вчитаться в эпоху, которая формировала личность, — но прежде всего нужно было вчитаться в его тексты.

Но вместо какого-либо разбора текстов Маркиша он обсуждается как фигура или явление, и (хотя автор предисловия не был с ним знаком) высказывается тезис, что Маркиш в своих научных решениях следовал эмоциональным порывам. Кацис исходит из того, что у Маркиша к истории российского еврейства «крайне личный» интерес, «напрямую связан[ный] с определенным кругом личных трагедий и переживаний». Это очевидно и в этом смысле не оригинально, а банально, тем более что показано не на примерах, аналитически и фактически, а на основе чужих писем. Но если уж так желательно прибегать к письмам, непонятно, почему не цитируются те две-три страницы, написанные Кораллову в декабре 2001 года, на которых Маркиш дал оценку своего творческого пути. Там подводятся итоги, в которых, кстати, занятия русско-еврейской литературой поставлены не на первое место. В интервью 2001 года в Будапеште Маркиша спросили: «Что считаете в своем творчестве самым важным?» Ответ последовал такой: «Свои классические переводы. Я переводил Платона, Саллюстия, Эразма. Один голландец как-то показывал мне статью русского автора, в которой сказано, что именно я “вернул Эразма в Россию”. Это приятно» [3]. Вот почему я планировала с самого начала трехтомник, представляющий все три его «жизни», как он говорил, все три области его научной деятельности: античность, эпоху гуманизма-Ренессанса-Реформации и русско-еврейскую литературу.

© Предоставлено Жужей Хетени

В наблюдениях об эмоциональном выборе и трагичности этого выбора может быть доля истины, спорить с ними и выраженными в них взглядами тезисно я не стану, мнения мнениями. Статья Кациса имеет право на жизнь и печать, но в качестве предисловия не выполняет своей задачи. Кацис или недостаточно знаком со своим предметом, или не намерен делиться своим знанием, ибо, как он написал мне, ему некогда было нарисовать научный портрет Маркиша. Для заключения этой темы я процитирую из того же интервью Маркиша в Будапеште: «Я против того, чтобы писать обо мне как о личности <…> Как говорил мой друг Иосиф Бродский, личность принадлежит лишь мне одному. Давайте говорить только о творчестве...»

На мое письмо Кацису с возражениями против его текста ответ пришел вежливый и любезный. Первое возражение: «А я смотрел из Москвы». Да, это верно, и некоторая моя робость в предъявлении собственных мнений объясняется именно этим: хотя русские культура и литература находятся в центре моего личного и профессионального внимания, я вправду отчасти посторонний человек. (Хотя со стороны часто виднее.) Из Москвы, конечно, казалось важным, поедет ли Маркиш в Москву в 1994 году, — Кацис придает этому решению чрезвычайное значение. Из Женевы же мне было ясно, что никогда он туда не поедет. И Кацис, который упирает на эмоциональность решений Маркиша, здесь был бы прав: решение объяснялось и рациональной, и иррациональной ненавистью, да и страхом. Чем это объясняется, кроме того, что его отца убили там, — об этом в другом месте, в другом жанре.

Кацис еще ответил, что в таком случае я должна написать свою статью, а его статья «может подождать до другого времени». Как выяснилось в 2020 году, текст этого предисловия был отправлен брату Шимона и ждал своего часа [4]. Здесь, кажется, связались какие-то ниточки, позволяющие понять, как зарождался пиратский том и кого удовлетворял портрет неудачника. Но любителям детективно-психологических романов интересно будет узнать и другие факты, постепенно мне открывавшиеся.

В 2019 году, похоронив близких, сузив круг своих академических и переводческих планов, выпустив толстую монографию о Набокове, я опять взялась за архив и подала заявку на осуществление своих планов в ИПИ Центрально-Европейского университета [5]. Вскоре я получила письмо от литагентства, унаследованного от Маркиша. Они переслали мне письмо от Оренбургского книжного издательства им. Г.П. Донковцева с планом издать том работ Маркиша. «Нам стало известно, что существует ряд литературных эссе об еврейских (об? — Ж.Х.) русскоязычных авторах»… «если бы нам было безвозмездно предоставлено право издать эти материалы», хотя «и я не увидел особой связи с Оренбургом»… Нет, не в таком издательстве я хотела выпустить тексты Маркиша. Они ссылались на Савелия Дудакова (умершего еще в 2017 году) и на неизвестного мне спонсора, который готов «посодействовать в получении архивных материалов». Я недоумевала — какие материалы, какой архив?

Я снова ответила отказом, снова пояснив, что я сама планирую издать том (не подозревая, что этим только ускорю их работу). Вскоре пришел ответ от г. Храмова, что тогда это дело подождет. Через некоторое время, однако, пришло новое письмо от нового незнакомца, Канцедикаса: «…работая над составлением сборника трудов Маркиша о русско-еврейской литературе, я не мог воспользоваться Вашей помощью в этом вопросе. Составляя сборник, я основывался на наших с Шимоном беседах во время его последнего приезда в Израиль. <…> надеюсь на Ваше благосклонное отношение. <…> Информацию обо мне можно получить в любом компьютерном поисковике».

Я никогда не слышала от Маркиша о Канцедикасе, но получила сведения при помощи интернета. Мало ли о чем и мало ли с кем Маркиш мог говорить, но одно точно: он не собирался умирать, умер внезапно, и, если бы ему предложили издать книгу, он составил бы ее сам и не советовался бы с посторонними. А почему этот самозваный редактор ждал 16 лет?

Мой ответ Канцедикасу был однозначным: «Я не слышала о ваших беседах с Шимоном. Я составила такой сборник уже в 2004 году, эти планы могли попасть в руки кого угодно — любое издание будет плагиатом. Как автор книг, вы поймете, что я не готова выбросить то количество труда, которое я вложила в свой сборник». Я не поленилась написать еще раз и Игорю Храмову то же самое.

Обмен письмами возобновился только в 2020 году, когда мне сообщили о выходе пиратской книги, о которой идет речь, — из Амстердама. На мое возмущенное письмо в Оренбург они предложили прислать экземпляры, будто бы и не было моего решительного отказа и нарушения авторских прав. Ни слова о нарушении закона. Какой прекрасный план: навязывать книгу, полную ошибок, которую я не просила, не заказывала и от которой даже отказалась заранее. Да и доставка этих книг в Венгрию стоила бы больше, чем их издание.

Литагентство будто бы и не знало о появлении книги, объявленной по всем каналам медиа. Издательство объяснялось: «Книга заказана из Израиля, речь шла о популяризации творческого наследия Маркиша. Для нас как в первую очередь культурного фонда и в меньшей степени издательства коммерческого интереса эта книга не представляет. Тем более она не имеет никакого отношения к Оренбургу». В аннотации издания говорится следующее: «Книга подготовлена к печати по настоянию историков и литературоведов Израиля». Страшно подумать, что «историки и литературоведы» настаивали на нарушении авторских прав…

Я все больше недоумевала, тем более что позже обе стороны подтвердили, что литагентство с издательством друг другу больше не писали, и через месяц литагентство в одностороннем порядке разорвало со мной договор [6].

© Предоставлено Жужей Хетени

Перед тем как я перейду к детальной рецензии на саму пиратскую книгу, остается еще одна нить расследования: судьба израильской части архива.

В середине пандемии пришло письмо из Германии: немецкое издательство «Гримм» интересуется русским текстом уже вышедшей на французском языке книги, просило оригинал для перевода на немецкий. Оригинал как раз попал в Израиль. Я дала адрес и перенаправила господина Гримма к брату Шимона. После этого немец исчез и больше не отвечал. На всякий случай я послала ему свои документы об авторских правах и поинтересовалась результатами переписки. Спустя несколько недель он переслал мне полученный ответ: брат не помнит, но посмотрит в архиве, куда он сдал все материалы. Это стало подтверждением того, что все, что мне полагалось бы получить обратно, лежит в архиве. При этом ехать никуда нельзя, ведь весь мир замер в условиях пандемии.

Я пошла на сайт Национальной библиотеки Израиля и написала письмо на английском на все доступные адреса сотрудников и на общий центральный адрес [7]. Вдруг по прошествии нескольких недель пришел ответ (причем на венгерском!). Мол, то, что вы ищете, не у нас, но скоро вам напишет сотрудник, ответственный за архив. Тем временем я начала поиск в каталоге, и стали появляться, выныривать из забвения те названия и статьи, которых я не видела уже 16 лет. Ответственная за архив Анастасия Глазанова мгновенно поняла ситуацию. Она поставила на архив Маркиша гриф «авторские права охраняются». Я получила опись. Стало понятно, что почти все, что было увезено из Женевы в 2004 году, лежит сейчас у них. Анастасия многократно оказывала мне помощь в сканировании и отправке нужных материалов — за что я выражаю ей свою искреннюю благодарность. Получилось так, что этот очередной скрытый от меня ход (втайне положить в архив материалы, принадлежащие мне) на самом деле был единственным путем, позволившим мне снова увидеть эти материалы. Я решила, что рано или поздно нужно будет присоединить к этим бумагам и остальное: архив Шимона Маркиша окажется в Израильском национальном фонде в хороших руках. Его библиотеку они не принимают, половина ее в Будапеште, у меня, половина раздарена, частично лежит в Центрально-Европейском университете, частично — в Институте иудаики будапештского университета ELTE, частично — в библиотеке еврейской теологии ORZSE (Jewish Theological Seminary, University of Jewish Studies).

Я только в конце 2020 года додумалась спросить в надежде узнать, кто же составил пиратское издание: кто пользовался этим материалом с момента дарения, с лета 2018 года? Оказалось, что никто. Любители детективных романов давно догадались, откуда происходит материал книги и кто ее заказал: даритель этого материала в архив, брат Маркиша. Возможно, потому все и отдано в архив, чтобы можно было ссылаться на архив как на источник, а сам затейник остался за кулисами? А опасно это тем, что весь материал сохранился у него в копиях, по свидетельству архивистов. Мне не хотелось бы, чтобы последовали дальнейшие нелегальные издания. Поэтому я решила разъяснить положение дел публично — чтобы ни у кого рука не поднялась это дело повторить.

Я рос лживым мальчиком, господин следователь. Я не один таким рос <…> Говорить правду — это навык, как, например, умение лазать по отвесным скалам. Человеческому существу свойственно фантазировать <...> а правда скучна, как уравнение. <...> Строевая правда ни к чему ребенку <…> иногда это сохраняется надолго, на всю жизнь [8].

При разборе бумаг архива я внимательно смотрю и на оборотную сторону листов. Так я нашла этот отрывок из рукописи романа брата Маркиша «Стать Лютовым», навеянного статьями Шимона о Бабеле. (Шимон как бы по семейному долгу регулярно правил все тексты брата и давал ему советы.) На основе раннего романа брата «Присказка» можно составить картину и поточнее. Об автобиографическом подростке-герое, которому присвоено имя Симон (!), пишется: он «мешал истину вымыслом и сам не знал, где проходит граница между ними» (стр. 175 первого издания). Да, эта грустная история говорит и об ущербном и травматизированном поколении сталинских расправ. То, что я знаю об этом лживом мальчике с детства по рассказам моего Маркиша, — предмет другой публикации, другого жанра.

* * *

Теперь конкретно о вышедшей книге: она не только издана нелегально, но и сделана халтурно. Хотелось бы уточнить эти слова.

Под халтурой я не подразумеваю случайных опечаток и явных простительных ошибок, за которыми можно увидеть смыл изложенного. Без них, как мне (автору, издателю и составителю полусотни томов) кажется по опыту, книги не выходят. В халтуре же ошибки удручающе принципиально повторяются по отсутствию знания или нежеланию тратить время. Любовное отношение филолога к тексту как таковому заменяет любительское обхождение филистера. Перечислю типы ошибок, подтверждая их примерами.

Главное в книге — содержание, и, хотя составитель не обозначен, посмотрим на подбор материала по оглавлению. О названии и о предисловии основное уже было сказано, хотя о последнем можно добавить, что проставленные там ссылки на содержание неточны: серия радиопередач называется не «Перечитывая “Восход”» (стр. 4).

В начале предисловия (стр. 6) Кацисом цитируется письмо Маркиша 1989 года о планах опубликовать книгу об Осипе Рабиновиче и Льве Леванде. Кацис заявляет, что «книга была дважды издана в Киеве и в Москве». Эта ошибка повторяется на следующей странице, еще более неточно: «Книга Маркиша, о которой он писал Кораллову, вышла сначала в Киеве, но по-русски, а потом была переиздана Михаилом Гринбергом в Москве». На самом деле эта книга так никогда и не вышла, а вышла другая — «Бабель и другие», о русско-еврейских авторах не XIX, а XX века. Сначала в Киеве, в издательстве Михаила — правда, никакого не Гринберга, а Щиголя, а в Москве — Иерусалиме было репринтное издание через год. Но повторяю — содержание было совсем не об отцах-основателях, о которых Кацис говорит: «два громадных текста, которые открывают сейчас предлагаемую книгу» (стр. 7).

В содержании даны главные заглавия четырех частей: «ОТ», «ДО», «Мозаика» и (верно) «Читая “Восход”». Понятно, что произошло невероятное смешение разных — неравновесных — жанров.

В первую часть вошли три большие главы об отцах-основателях — Осип Рабинович, Лев Леванда и Григорий Богров представляют три пути еврейской ассимиляции. Эти большие статьи публиковались в периодических изданиях (1994, 1995–1996, 2000 годы), первые две готовились во время пишущих машинок, до эпохи интернета, и это определило систему примечаний, собранных в конце текстов (глав). В наши дни эта сложная процедура чтения с постоянным листанием туда-сюда необоснованна. Переорганизация текста с примечаниями внизу страниц — работа немалая, но таково требование эпохи и поколения планшетов и мобильников. В этих трех статьях не только остались ошибки оригиналов двадцати- и тридцатилетней давности, но и прибавились новые и существенные: ссылка на идише, еврейский шрифт зеркально перевернут слева направо (стр. 92).

Во второй части («ДО») снова три примера, три писателя XX века — Гроссман, Бабель и Эренбург, основные статьи одноименной книги на иврите («Три примера — Бабель, Эренбург, Гроссман» (Тель-Авив, 1994 год)). Не надо быть специалистом, чтобы увидеть, что в этом новом издании нарушен хронологический порядок, столь важный с точки зрения продолжения истории отцов-основателей. Он даже не обратный. Кроме того, статья об Эренбурге лишена очень важной субъективной вводной части из журнала «Вестник еврейской культуры» (1990).

Больше других пострадал Гроссман, которому в книге отведено лишь девять страниц; правда, это важный доклад 1998 года в Барселоне [9], который я передала в памятный номер «Иерусалимского журнала» вместе с другим не изданным до того времени по-русски текстом «Василий Гроссман — еврейский писатель?»: оба вышли в 2004 году и лежат в интернете в свободном доступе. Но эта вторая статья попала почему-то в третью часть книги, оказавшись под заголовком, лишенным всякой фантазии, но признающим полное отсутствие концепции: «Мозаика». Но ведь о Гроссмане у Маркиша есть основательное исследование длиной в полкниги… Концепция и принцип составления вдруг становятся ясными: эти тексты были готовы, нужно было лишь поставить их в макет, раздел «Мозаика» составлен из готовых в электронном виде текстов в интернете [10]. Статья в форме доклада «Эротизм в русской литературе» позже увидела свет и с примечаниями в доступном научном сборнике, но Маркиш не удостоился даже того, чтобы к его тексту было прибавлено десяток примечаний. «Прощание с Эразмом», думается, попало в раздел русско-еврейских писателей по причине той же доступности в электронном виде (кстати, из двух версий сюда попала более короткая (а не более развернутая), доступная в интернете). Лишь один текст в интернете не был доступен и заслужил труда и времени быть перепечатанным: длинная статья о брате Маркиша, написанная в год смерти (Шимоном ли?) для энциклопедии, — и он получил больше страниц, чем Гроссман, Жаботинский, Шкловский, Эразм… Но, что главное, был поставлен в их ряд.

120 страниц четвертой части содержат действительно новую публикацию — 28 радиопередач 1994 года. Еженедельные радиопередачи Маркиша составляли три серии на волнах «Радио Свобода», они зачитывались по телефону из Женевы. Одна из передач (18-я в ряду в данной книге) носит название «36-я передача», и это должно озадачить читателя. Принцип выбора же должен был бы обсуждаться в предисловии, в котором, кстати, остальные два цикла передач даже не упомянуты.

У Маркиша было три серии передач на «Радио Свобода», и «Читая “Восход”» — только одна из них. Я могла бы показать, какая из передач откуда и где стоит в цикле, но я ограничусь установлением факта: набор, который предлагается невинному читателю в этой пиратской книге, сделан по неизвестному принципу — это передачи 1, 5, 6, 8, 10, 11, 13–15, 18–20, 23, 26, 27, 34–37, 39–47 из одного (несомненно, самого ценного) цикла. Для литературоведа цикл как единство, составленное самим автором, является неприкосновенной структурой, свидетельствующей о творческих принципах и мыслях. А «циклом передач» назвал эту серию сам автор в первом предложении передачи 39 (стр. 499).

Не нужно быть особенно догадливым, чтобы понять и своеобразный произвол в названиях, ибо мы читаем четырежды «Бен-Ами», дважды «Павел Левинсон». Нигде не сказано, что названия условные, — это можно было бы деликатно обозначать хотя бы скобками. Произвольно «привешенные», не существовавшие в рукописях названия — или же, наоборот, опущено то, что там стояло. Например, беседа о дорожных репортажах начинается в передаче 39 и продолжается в следующей, однако первая названа «Бен-Ами» и только вторая, то есть по порядку сороковая (40), — «Бен-Ами. “Дорожные репортажи”». Кавычки внушают, что существует такое произведение Бен-Ами, тогда как произведение на самом деле называется «Поездка на Литву». (Это — единственная глава, названная не только именем, — нарушает ряд не меньше, чем вышеупомянутая «передача 36», которая могла бы получить именное название «Симха Пинскер» или, исходя из жанровых «Дорожных репортажей», «Некрологи».) О Ярошевском тоже имеются две передачи — в сборник включена только одна, в то время как в случае Бен-Ами сохранены все четыре. Также не обозначено, печатается ли здесь отрывок текста или просто вторая часть чего-то. Но главное, тексты этих передач нуждаются в примечаниях, составление которых, несомненно, стоило бы немалого труда и знания творчества самого Маркиша. Возьмем передачу о Пружанском, которого Маркиш в 1994 году называл «загадкой» за отсутствием данных о нем, однако в сборнике 2001 года «Родной голос» (стр. 11) он уже «разгадал», что это псевдоним и его настоящее имя было Линовский.

© Предоставлено Жужей Хетени

В аккуратных рукописях передач Маркишем всегда отмечено, где начало и где конец цитаты, открытым текстом: «(цитирую: <…>)» и «(кон. цит.)» или «(конец цитаты)», на пяти страницах по десять-пятнадцать раз, ибо на слух нельзя понять то, что по кавычкам очевидно в письменном тексте. Думается, что это именно та деталь, в которой кажущаяся максимальная верность редактирования все-таки будет слепотой или неряшливостью. В интересах читательского восприятия большинство этих оборотов, мне думается, можно удалить.

Приведу несколько примеров, тем самым освещая и текстологические принципы будущего издания, над которым я работаю. Цитаты, слова и названия источников на восьми иностранных языках, активно использованных Маркишем, должны даваться без ошибок в соответствии с этими языками. При этом иногда нужно вносить правку и в рукопись самого автора, который в большинстве случаев (до 1999 года) печатал свои тексты на машинке, не всегда выкручивая расползающиеся листы с копиями из одной машинки, чтобы вкрутить в другую для смены шрифта. Например, выражение «порто-франко» Маркиш точно вписал бы латиницей или вместо названия американского журнала «Комментэри» дал бы Commentary, как он в другом месте вписал от руки viva vox, — так он печатал бы в наши дни. В халтурной версии не перестаешь удивляться не поправленным и не унифицированным словоформам judische, juedische вместо jüdische, отсутствию французских accent, повторно плохо написанным общеизвестным именам собственным (Munchen, Judische, Stutgart). Писателям тоже не везло: их имена, будучи знакомыми корректорам не больше, чем программе распознавания текста, теряются в вариантах. Например, Цинберг замаскирован Динбергом трижды (стр. 423 и на стр. 531 дважды), не говоря уже о разнообразии форм имени PerlmannPerelmann, Perelman и даже, перемешивая латиницу и кириллицу, Регеlтапп (вспоминается реникса набоковского «Лужина», где «вас вечером» читается немцами как «бак берепом»).

Были у Маркиша и личные привычки правописания, некоторые особенности стиля. Он категорически и последовательно не склонял слово «идиш», следуя в этом примеру Жаботинского. Он даже исправлял, когда его редактировали: например, белой корректурной жидкостью закрасил «е» в конце «на идише» во второй статье о Льве Леванде, в «Вестнике Еврейского университета в Москве» (1996, № 2 (12), стр. 185).

Он писал с прописной буквы «еврейское Просвещение» (думается, по примеру слова «Хаскала») и «Великие Погромы». Кстати, слово «Хаскала» неоднократно встречается в обсуждаемой книге и в другой, непонятной, форме — «Acкала» (стр. 59, 115, 144, 439, 444, 465, 516, 522).

Маркиш регулярно правил не только свои рукописи, но и уже вышедшие тексты, куда могли закрасться опечатки, — мы всегда первым делом после получения вышедшего экземпляра правили свои тексты. Киевская хрестоматия «Родной голос» «удостоилась» 28 страниц errata в верстке, но они по роковой ошибке не попали в окончательную версию — это стало поводом для огорчения на долгое время, на годы. Для точности в моей будущей публикации варианты сверены и с рукописями, и с исправлениями в вышедших уже окончательных версиях, в журналах и книгах. Тот, кто этого не сделает, может подумать, что Маркиш способен говорить о «до конца ассимилированной еврейской интеллигенции» (вместо «не до конца…»), что «Белый уголь, или Слезы Вертера» Эренбурга — статья, а не сборник и что своеобразный стиль того же Эренбурга характеризует такое поэтическое выражение, как «жестокая контора» (вместо «жестокая контра»).

В конце статьи о Жаботинском цитируется его стихотворение, под которым читаем курсивом же: «Июль 1990 г. Жаботинский» (без запятой). Как будто сам поэт написал и статью, и стихи в 1990 году или же Маркиш написал статью в 1990 году в селе Жаботинский (стр. 355)… Подписи взбунтовались и в других местах, например, вылезли в середину страницы, разрезая текст сообщением: «Опубликовано в “Еврейском журнале”, 1993, № 1» (стр. 369).

Беда и с кавычками: кавычки начальные то отсутствуют (в статье об Эренбурге), то даются теми же елочками во внутренних цитатах. Некоторые слова с русским склонением почему-то прошли через «ивритизацию» даже в ущерб смыслу и грамматике (выражение «с единомышленниками-маскилами» превратилось в «с единомышленниками-маскилим, и для сглаживания такой некогерентности ввелся курсив). Единого формата у разных глав нет даже в пределах одной и той же части: в примечаниях по-разному даются названия журналов и книг или томов разных лет, читаем то «стлб.», то «столбец» вместо авторского «столб.», также встречающегося третьим вариантом. Если ссылка отсутствовала, то оставались пустые примечания — «С.» и ничего после точки, страницы указаны то как «С.», то как «с.» наугад, вперемежку. Благо эти последние неряшливые упущения смысла не меняют, это всего лишь симптом.

Команде оренбуржцев была не по силам работа над текстом этого сборника, но в плане дизайна опыт туристических книг пошел сборнику на пользу: он добросовестно украшен фотографиями писателей перед каждой главой. Прекрасная фотография (на которую тоже распространяются мои авторские права) могла быть получена только от брата Маркиша, даже у меня такой нет.

Все, кто был причастен к созданию этой книги, знали, что идут против закона, нарушают авторские права Маркиша по наследству, совершают плагиат. Материалы, по которым они работали, и идея и план тома принадлежат мне.

Игорь Храмов (оренбуржский издатель) получил от меня письмо с отказом.

Литагентство получило от меня письмо с отказом.

Канцедикaс (спонсор?) получил от меня письмо с отказом.

Кацис (ученый) получил от меня письмо с отказом. Он знал о том, что я составила эту книгу и что я не согласна видеть его статью в сборнике произведений Маркиша.

Наконец, обо всем знал тот, кто все это организовал, не вложив туда ни одной копейки и ни одной минуты рабочего времени, только рукописи от меня, — брат Маркиша, не являющийся специалистом в области русско-еврейской литературы, не участвующий в научной и академической жизни. Его помощником мог бы стать Леонид Кацис, некогда многообещающий ученый, но он не посчитал это своим долгом. Ни предисловие, ни книга в целом не позволяют увидеть Маркиша со всеми его достоинствами и слабостями, на подобающем ему месте и еще меньше — понять, что же является «примером и случаем Шимона Маркиша».

Как известно, самоуверенный нарушитель закона получает отдельное удовольствие от того, что оставляет свой след на месте преступления. В эту книгу тоже внесен такой закодированный след: она была опубликована 12 августа 2020 года, в годовщину расстрела Переца Маркиша. Эта семейная печать осквернила и память отца.

Хочется верить, что брат Маркиша пошел на незаконную публикацию из любви. Почему он не был заинтересован в том, чтобы представить наследие своего старшего брата в полной его ценности? Почему эта любовь ревнива и должна исключать других любящих даже ценой нарушения закона? Он оказал медвежью услугу и вовлек людей в это нарушение закона, сам оставаясь в стороне. Эта книга не соответствует интеллектуальному уровню, высокой моральности и аккуратности Шимона Маркиша.

Как будто опасения Маркиша, соблюдение дистанции с Израилем и категорическое отстранение от России нашли посмертное оправдание. Нарушено его независимое privacy, его концепция и линия творчества надломлены, его аккуратные тексты испачканы ошибками. Обижен тот образ, который признали Бродский, Ахматова, Слуцкий, Домбровский, Соболевский, Аверинцев, Каждан, Пятигорский, Падучева, Зализняк, Вяч.Вс. Иванов, Юрский и другие. Но главное мое обвинение в том, что и нарушение закона, и халтурщина наносят ущерб репутации еврейской культуры.

J'accuse.


[1] Впоследствии архив Переца Маркиша был продан и находится в архиве Блаватник (Blavatnik Archive).

[2] «Лехаим» (2006). Мы с Маркишем печатались там, спросить меня было бы нетрудно. Отрывки были произвольно выбраны адресатом, Марленом Коралловым, который в своем введении задается вопросом: «…как отнесся бы Шимон к скороспелой публикации?» Сомнений нет, он бы ее не допустил.

[3] Интервью Вадима Аристова («Венгерский курьер», декабрь 2001 года).

[4] Кацис мог бы использовать те шесть лет, которые это предисловие, не принятое мною в 2014 году, пролежало. Но за шесть лет прибавился лишь хвостик: туманные слова в совершенно ином стиле, как будто от чужой руки, об отношениях Маркиша и Н. Мандельштам на злобу дня одной выставки 2018 года.

[5] Вместо гранта я получила только место в институте, с чем окончательно улетучились надежды на финансирование издания. Но планы электронного издания были готовы на примере моей книги, вышедшей в марте 2020 года.

[6] Я ничего не знала о том, что это агентство и представляло интересы брата Шимона, и было связано с оренбургским издательством, которое публикует его книги. Агентство и издательство, таким образом, были давнишними партнерами.

[7] На сайте в красной полосе было написано, что библиотека закрыта — нет, не по причине пандемии, а «по политическим и финансовым причинам» (август 2020 года). Из англоязычной печати я узнала, что библиотека в тяжелом положении, уволены сотрудники. Среди них, вероятно, было немало моих адресатов.

[8] Пропуски объясняются тем, что текст размыт, к тому же в нем, кажется, есть ошибки, которые не хотелось бы обнародовать.

[9] Невозможно забыть, как мы читали доклады в летнем университете, нас переводили устно на каталанский язык, в зале сидел Хорхе Семпрун, с которым мы имели счастье поужинать в узком кругу.

[10] См. здесь, здесь или здесь.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202319750
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325165