28 ноября 2018Литература
370

Неотправленное письмо

Константин Шавловский о нормализации насилия в литературном сообществе и о том, почему этого сообщества больше не существует

текст: Константин Шавловский
Detailed_picture© Василий Смирнов / ТАСС

На месте этого текста должно было быть открытое коллективное письмо, подписанное в основном номинантами и лауреатами Премии Андрея Белого прошлых лет. И начинаться оно должно было так:

«29 ноября на книжной ярмарке non/fiction состоится традиционное оглашение лауреатов “старейшей независимой премии России”, единственной на сегодняшний день, сохраняющей связь с традициями нонконформизма, — Премии Андрея Белого. Не секрет, что в последние годы премию сотрясали внутренние конфликты и кризисы вплоть до раскола комитета премии в 2013 году и фактически начала нового этапа в ее функционировании. Эти перемены приветствовали далеко не все участники литературного процесса. Многие считают, что премия переживает не лучшие времена, что она утратила свои былые значение и авторитет. Как бы то ни было, в ситуации схлопывания интеллектуального поля и возвращения идеологического давления со стороны государства многим, напротив, представляется жизненно важным существование литературной институции, которая ведет свою генеалогию от неофициальной культуры с ее этосом противостояния любым формам насилия, несправедливости и унижения человеческого достоинства».

Но такого письма здесь (и нигде) не будет.

Поэтому я вкратце попытаюсь пересказать историю его создания и отзыва, причины появления, а также пояснить, почему считаю, что вручение Премии Андрея Белого в 2018 году войдет в историю русской литературы как «точка невозврата», когда поэтическое сообщество, если можно так выразиться, запустило процедуру коллективного морального банкротства.

Если сухо пересказывать события последнего года, которые привели к этой ситуации, то они таковы. Зимой поэтесса К. рассказала об эпизоде сексуального насилия, происшедшем в 2009 году, когда фигурантам было 18 и 23 года соответственно. Она не называла имени, но участник обнаружил себя сам в собственном (впоследствии удаленном) посте в ФБ — им оказался поэт и переводчик Кирилл Корчагин. 10 лет молчания и отсутствие неоспоримой — своевременно задокументированной — доказательной базы ввели большинство авторитетных представителей поэтического сообщества в своеобразный транс: вместо дискуссии о насилии в сообществе, которое по определению находится на переднем крае сопротивления всем формам преступлений против личности и, казалось бы, должно искать новые ответы на морально-этические вызовы времени, они предпочли в большинстве своем отмолчаться и проигнорировать эту историю.

Публичный ответ Кирилла Корчагина на обвинения свелся к двум — впоследствии удаленным — постам в Фейсбуке (их скриншоты сохранились). В одном содержались слова, которые можно было при желании прочесть как косвенное признание, правда, дефлорация по принуждению была названа в нем «провалом в нашем взаимодействии». В другом можно было усмотреть уже традиционные и такие знакомые в подобных историях ответные обвинения — в попытке намеренной провокации с целью дискредитации перспективного молодого поэта, переводчика, члена жюри Премии Андрея Белого, соредактора известной поэтической серии и нескольких литературных журналов.

Вся эта ситуация осложнялась, во-первых, тем, что на одной стороне этого т.н. конфликта — человек, у которого нет никаких властных рычагов и ресурсов, для которого жест обнародования истории 10-летней давности, скорее всего, был единственным способом пережить наконец свою травму. А на другой — очень авторитетный, успешный и статусный молодой мужчина, который своим публичным и кулуарным поведением делает этот кошмар из прошлого еще более невыносимым. Во-вторых, сделав публичное заявление, К. отказалась от дальнейших публичных шагов и только в приватном порядке предъявила нескольким пораженным этой историей товарищам свидетельства, подтверждавшие, что ее обвинения не были голословными. Отказ от публичного предъявления доказательств был продиктован тем, что «обвиняющая» сторона не хотела никакой сатисфакции или возмездия, а лишь пыталась прекратить инсинуации в свой адрес и обрести право говорить о собственной травме как о реальной, а не как о предмете своих фантазий.

Подобные истории и мотивации довольно распространены вне поэтической среды, и по большей части они встречают одинаковый прием в современном российском медиапространстве: это улюлюканье и травля человека, который осмелился говорить о своей травме после долгого молчания. Особенно если на противоположной стороне — не какой-нибудь отпетый криминальный элемент, а успешный человек с хорошей репутацией и видными карьерными достижениями. Увы, точно так же отреагировало и литературное сообщество. Одна (меньшая) его часть взялась вяло порицать К. за то, что она «вынесла сор из избы», да еще и отказывается предъявлять в открытый доступ бесспорные доказательства (а значит, это наверняка манипуляция общественным мнением для сведения личных счетов). Другие (их большинство) предпочли дистанцироваться и проигнорировать этот сюжет.

Тех, кто все же попытался разобраться в ситуации, ознакомился в частном порядке с доказательной базой и сделал собственные выводы, оказалось абсолютное меньшинство. И осенью эти люди приняли решение обратиться к сообществу с рядом накопившихся этических вопросов — например, может ли человек, способный на откровенный газлайтинг и обесценивание публичной речи другого, вручать премию, история которой восходит к неподцензурной традиции? Как оценить его столь противоречивую реакцию на прямые обвинения? Почему, наконец, большинство из нас предпочло не заметить эту историю и закрыть на нее глаза? А вручение Премии Андрея Белого, в жюри которой помимо Кирилла Корчагина входят в том числе те, кто оказывал ему энергичную поддержку зимой, показалось лучшим для этого поводом.

В результате переписки образовавшейся стихийно рабочей группы возникло предложение написать коллективное письмо от имени номинантов и лауреатов Премии Андрея Белого прошлых лет, которое бы открыто ставило эти вопросы перед сообществом. Авторам письма казалось, что эти вопросы вне зависимости от т.н. доказательной базы преступления против личности, совершенного много лет назад, должны как минимум прозвучать публично. Потому что хуже самого эпизода насилия могут быть только ситуация замалчивания насилия и его фактическая нормализация и легитимация от имени уважаемой институции.

Но кому-то не нравился язык письма, кто-то принципиально не подписывает коллективных писем, кто-то напирал на отсутствие доказательной базы, считая ее недостаточной для публичного выступления, тем более коллективного. Многие ответили, что им необходимо самостоятельно вникнуть в ситуацию и выслушать обе стороны (хотя с момента, как она стала публичной, прошел целый год). В результате под письмом оказалось восемь подписей, две из которых были впоследствии отозваны — причем отозвали их представительницы поэтического фем-сообщества, сославшись на то, что тратить ресурсы на «институциональные разборки» нерационально.

То, что произошло (вернее, не произошло), для меня как одного из соавторов письма стало уже настоящим «провалом в нашем взаимодействии» — и вряд ли можно найти определение точнее. Оказалось, что поэтическое сообщество неспособно совершить даже слабое совместное усилие, чтобы начать разговор о насилии в своей среде: видимо, кто-то боится последствий (Кирилла Корчагина, которому ситуация замалчивания этого сюжета, безусловно, выгодна, открыто поддерживают влиятельные в сообществе люди, чей голос обладает весом и авторитетом как в поэтической, так и в академической среде), кто-то не хочет «копаться в грязном белье», но подавляющее большинство оказалось просто равнодушно к этой истории. Интересный факт: многие из тех, кто все же решился подписать это письмо, подписывали его с оговоркой, что не причисляют себя к т.н. поэтическому сообществу и индифферентны к институциональным историям, даже таким маргинальным, как Премия Андрея Белого, чье материальное содержание, как известно, — один рубль и бутылка водки.

В этой связи лично мне ничего не остается, как признать наше моральное поражение и, в свою очередь, дистанцироваться от литературного сообщества по причине отсутствия с большинством лучших его представителей (многие из которых — мои близкие друзья) общих ценностей. Я убежден, что пока в этом сообществе не наступит время для открытого диалога о насилии, пока людям, имеющим статус и авторитет, не покажется важным действительно вникнуть в этот сюжет, отложив в сторону свои дела, и обсудить его публично, попытавшись найти ответы на повисшие в воздухе вопросы, — у этого сообщества нет будущего. И я не представляю, как мы можем делать что-то вместе.

Поэтому я приостанавливаю свое участие во всех литературных проектах, учредителем и организатором которых являюсь, — это поэтическая серия «Новые стихи» (за исключением нашей архивной линейки) и, конечно же, Премия Аркадия Драгомощенко. Уверен, что поэтическому сообществу в том его состоянии, в котором оно находится сейчас, вполне достаточно премии Центра им. Андрея Белого — и даже очень хорошо и правильно, что ее вручает от его имени Кирилл Корчагин.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202319759
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325172