Разговор с невозвращенцем
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202410114Романом Любови Копыловой (1885—1936) «Одеяло из лоскутьев», впервые опубликованным в СССР в 1934 году, открывается новая серия издательства common place «Ѳ». Эта серия, как заявлено ее кураторками и кураторами, будет посвящена изданию художественной и мемуарной прозы забытых писательниц XIX—XX веков: «мы хотим показать, что женское письмо в России имеет более давнюю традицию, чем принято думать. “Ѳ” — не только и не столько “занимательная археология”, сколько восполнение лакун, возвращение читателю забытых женских имен и важных текстов».
Так ревизия истории и теории литературы — одна из самых важных задач феминистской литературной критики XX века — начинает реализовываться в российском контексте не только на уровне отдельных критических текстов, но и внутри широкого издательского проекта, каким может стать «Ѳ».
«Одеяло из лоскутьев» — яркий пример раннего «женского письма», главной темой которого является опыт женской социализации и связанных с ней переживаний на фоне трансформации исторической и социальной (сюжет начинается в дореволюционной России и заканчивается в 30-е годы XX века). Происходящее в романе имеет параллели с автобиографией самой писательницы, которая начинала свой путь в литературу с поэтических текстов, пронизанных символистскими мотивами и образностью, но в 20-е — 30-е годы она пробует фокусироваться на реалистических прозаических опытах, выступает также как авторка очерков, по-видимому, оценивая свое увлечение символистской и декадентской эстетикой критически. Линия эволюции письма и смены метода отражена Копыловой и в сюжете романа — в лице главной героини. Для «женского письма» это довольно характерный прием: отчуждение себя, своего опыта в нарративное письмо, становление автобиографичным, но не идентичным себе персонажем — это еще и возможность нетравматического принятия, пересборки личной истории, ее критического анализа.
О главной героине — Ксении Щербаковой — мы знаем, что она, так же как и авторка романа, родилась в рабочей бедной семье, выросла в Ростове-на-Дону, затем отправилась в Москву, где стала жить самостоятельной и открытой «революционным переменам» жизнью, прошла путь от увлечения символизмом до его критики. Фигура мэтра Ксении (из писем к которому и состоит роман), мыслителя-символиста Шатерникова, изображается довольно язвительно, в конце концов героиня прерывает взаимодействие с ним. Этот возвышенный человек, мыслящий «поэтически» и «тонкими» материями («Сердце — сосуд, полный меда. Сердце — созревший плод, падающий с ветки. Сердце — бубен, вздрагивающий в груди»), на поверку оказывается патриархальным субъектом, требующим от окружающих его женщин полного бытового и эмоционального обслуживания. Нет сомнения, что Копылова видит в нем такой тип мужского субъекта, который должен остаться в прошлом. Другие мужские фигуры, присутствующие в романе, также изображаются, скорее, критически: как пассивные, подчиненные семье, расчетливые (ее несостоявшийся муж) или ведомые обстоятельствами.
Сама жизнь главной героини имеет форму «одеяла из лоскутьев» (главная метафора романа, прошивающая все повествование), символизирующего женские опыт и память: целое, сшитое из разрывов, фрагментов. Это также и символ новой истории, которая сшивается из разных политических формаций (имперское и послереволюционное, 30-е годы), разных типов социального, культурного и личного здесь и сейчас. Только цельность, добытая из разорванности, может быть принята и отрефлексирована. Эта идея, выраженная в самом писательском методе Копыловой и романной структуре, очень созвучна дискуссиям западных феминисток по поводу репрезентации женского опыта в письме, которые активно шли в 70-е — 80-е годы XX века. Упрощенно основной их вопрос можно сформулировать так: должен ли женский опыт изображаться реалистически, достоверно и должны ли женщины создавать свои большие и малые нарративы — или, возможно, стоит стремиться к подрыву истории и историй, к слому и взрыву языка, к соединению и деконструкции жанров, к передаче аффектов и созданию новых, более разорванных и поэтических модусов письма, нежели к формированию «женского» нарратива, к вписыванию «женского опыта» в «большой литературный канон»?
Вот как описывает структуру «Одеяла из лоскутьев» филологиня и исследовательница истории литературы Мария Нестеренко в предисловии к изданию: «Композиция романа образует рамку, представляет собой рассказ в рассказе. Ксения Щербакова собирается съезжать с квартиры своего учителя Шатерникова и находит связку писем, когда-то написанных ему по его же просьбе. В них она рассказывает о себе, своем детстве, трудовом пути, радостях и разочарованиях. Этот основной рассказ “перебивается” короткими письмами самого Шатерникова, в которых он дает инструкции и советы своей ученице, которые она отнюдь не всегда принимает. Три письма соотносятся с тремя периодами жизни молодой женщины: “Фея с Собачьего хутора” повествует о детстве и отрочестве, “Розовое варенье” — о первом педагогическом опыте и любовном разочаровании, “Серебряный светильник” — о впечатлениях Ксении после переезда в Москву». По жанру это также эпистолярный роман, роман, сознательно апеллирующий к исповедально-эпистолярной форме, выворачивающий ее.
Археология «женского письма» всегда приводит нас к эпистолярным или дневниковым формам. В разные эпохи женщины из разных стран и культурных контекстов обращались к этим жанрам зачастую потому, что работа и легитимация внутри большого «мужского» канона литературы были им недоступны. Это связано с традиционными структурами патриархальных сообществ, внутри которых зарождался литературный канон. Занятия литературой на протяжении долгого периода истории женщинам (погруженным в быт и обслуживание мужчин, воспитание детей и т.д.) в таком обществе были малодоступны.
Но также можно говорить и о том, что это интимное женское дневниковое и эпистолярное письмо, более приближенное к бытовой и сложной эмоциональной истории повседневности, позволяет нам гораздо более пристально и широко взглянуть на историю и культуру, которые не всегда регулируются только лишь «большими нарративами» и «большими идеями». Этот альтернативный «немужской» канон письма изначально противостоит культуре «больших нарративов» и тотальных обобщений, работает с множественностью опытов, внимательностью к микрособытиям и микродвижениям реальности, чувственной сложностью. Так и у Копыловой лоскуты, фрагменты опыта главной героини не окрашены четкой моралью и философией. Они передаются как бы из первых рук. В письмах к мужчине — возвышенному «учителю», декаденту и символисту, представителю «старого мира» и культуры, уходящей в прошлое, — мы видим слабого, сомневающегося, не решающегося однозначно оценивать реальность субъекта, который держит ускользающую речь. Но в этом и его парадоксальная сила.
Героиня Копыловой смотрит на новый и старый мир «пристальным взглядом». Отсюда подробные описания того, кто как одет, какие эмоции выражают увиденные люди и лица, точное и детальное описание бедняцкого быта на Собачьем хуторе и странной жизни в Москве. Это еще и история взросления, обретения самосознания и автономии женским субъектом. В этом плане показателен отказ главной героини как от брака, так и от «покровительства». У Копыловой мы видим в некотором смысле опыт творческой сепарации в виде ухода от «маскулинных» практик романного письма (романы идей, где выводятся галереи обобщенных субъектов и типажей, рисование больших исторических полотен, амбивалентная драматургия, зачастую «слабые» и объективированные женские персонажи и т.д.). Как правило, женщины в таких мужских романах и «большой литературе» выступали как далекие, возвышенные фантазматические объекты (потенциально доступные для дискурсивного насилия). Женский субъект прозы Копыловой словно бы вырывается из этой литературы наружу, отказывается жить и занимать предопределенную позицию внутри мужской истории.
Лоскутное одеяло — универсальная интернациональная метафора женской повседневности и женского опыта в разные века. Любовь Копылова использует ее и как метафору личного и исторического нарратива. Здесь история сшивается и ткется женщинами. Чтение этого текста также помогает сформировать новый взгляд на литературу советского времени, внутри которой были свои различные моменты и периоды, как позволяющие (в 20-е годы) разворачивание эмансипаторных стратегий и тем письма, так и способствующие их исключению и забвению.
Феминизм Копыловой (и главной героини романа) имеет не идеологическую и теоретическую природу: он, скорее, «интуитивен» и базируется на личном женском опыте, чувствительности и чуткости к среде, ее анализе, на практике личной эмансипации, четкая линия которой вырисовывается среди обрывков историй и истории, в период, когда внутри большого прогрессистского проекта «распалась связь времен».
Любовь Копылова. Одеяло из лоскутьев. — М.: common place, 2018. 236 с.
Давайте проверим вас на птицах и арт-шарадах художника Егора Кошелева
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202410114Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202411281Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202414329Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202415341Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202419845Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202420538Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202422267