26 сентября 2018Литература
222

Идеальный шпион

Полина Барскова о книге Кирилла Кобрина «История. Work in Progress»

текст: Полина Барскова
Detailed_picture© Simon Menner

Человек, в которого я была влюблена со всей горечью позднего детства, пытался меня, как умел, утешить: еще немного, утверждал он, и вы перестанете казаться себе центром Вселенной, самой увлекательной и горестной частью всего сущего, и именно тогда наступит самое интересное.

Я часто вспоминаю эти слова, читая прозу Кирилла Кобрина: удивительным, уникальным качеством этого письма представляется мне то, что у этого литератора нет своего, ему все чужое, то есть все ему равно интересно, но и равно несвойственно: по Шкловскому, от всего он находится на вечно творческом расстоянии остранения, отчуждения.

Так интересны нам бывают именно чужие вещи, чужие страсти, чужие письма. В этой прозе говорящий равно удален и от себя, и от Другого: здесь нет места пристрастию, ревности, всем заправляет внимание.

Новая книга эссе Кирилла Кобрина «История. Work in Progress», с острым, меланхолическим изяществом изданная рижской «Орбитой», — это заметки путешественника, но прелесть и смысл их заключаются именно в том, что перед нами — путешественник, одновременно предельно внимательный к подробностям чужого бытия и чужого письма и совершенно не собирающийся эти миры присваивать, использовать. Они нравятся ему именно как всегда, совершенно и определенно чужие.

© Орбита, 2018

То есть, если следовать определению «коллекционера» Вальтера Беньямина, Кобрин — коллекционер не до конца, коллекционер с вывихом и вывертом, подробности бытия интересны ему сами по себе, а не в связи с собственными потребностями, недостачами. Он не стремится пополнять собственную коллекцию вещей, слов или снов, он наблюдает и следует далее. Беньямин говорит о коллекции как о форме повествования, о нанизывании: история Кобрина конструируется иначе. Она не связывается, но распадается: на множество лиц, подробностей, деталей, казусов. И одним из важнейших принципов мне здесь кажется принцип внимания к одной, отдельной, хрупкой, жалкой, неотразимой вещи. Вот ваша история, говорит Кобрин, она несется как грязная, страшная вода наводнения (не могу не заметить, что я встретила Кирилла и начала его слушать в лето пражского наводнения 2002 года, когда утонули и пражский бегемот, и мой фотоаппарат). Из этого наводнения нам под силам достать вот этот листок, этот листик, блестящее стеклышко — и начать рассматривать как самую важную вещь на свете, при этом зная, что задержать, удержать у истории мы этот предмет не в силах. Книга Кобрина, как и положено, заканчивается на кладбище, по которому автор бродит с горьким, легким, благодарным удивлением: «было, были…»

В книгу вошли три эссе о романе венгра Петера Надаша об ускользании Европы и о попадании самого рассказчика в Европу. Европа, прочитанная и продуманная Кобриным, всегда в опасности быть похищенной, объясненной, присмиренной, отраженной во множестве ревнивых зеркал. Дело не (только) в том, что автор этих строк проводит свою жизнь писателя в дислокации: начиная с ХХ века мы обнаруживаем легион профессиональных изгнанников и беженцев от письма с шеей, вывернутой навеки назад, наоборот, туда, туда, где лимоны цветут. В кобринском мире вообще нет ностальгии, отсчета от исходной точки, по которой все потом сверяется, с которой все потом сравнивается (в русской словесности есть автор, посвятивший весь свой недюжинный желчный дар изучению того, как ностальгия пожирает историческую перспективу, кислоте подобно, — это, конечно, Тэффи).

Кобрин — идеальный шпион, двойной или тройной агент, кому он служит, понять невозможно. Только лишь тому, что он наблюдает в данный момент: вот этой книге, вот этому городу, вот этому кладбищу, вот этому философу, вот этому супу (веганство по накалу страсти здесь спорит с любовью к, скажем, Вальзеру или к бесконечному, бесцельному, сосредоточенному движению по/к новому месту, куда посылает героя-рассказчика безликий случай).

Вот этот герой-рассказчик в движении и есть ось эссеистической машины Кобрина. Не будет ни дерзким, ни оригинальным заметить: новейшее эссе в русской литературе рождается мучительно, странно, медленно. Отказ от сюжета, от пристрастия, от авторитарного авторского «Я», от условности дается нынешней словесности непомерным трудом (те, кто пытался дать ток этому неотразимому, на мой взгляд, способу мыслить, те же Шкловский, Гинзбург, Шварц, смотрят на нас, должно быть, с сумрачных надпитерских небес с недоумением: мол, ну что же вы?). Мы, то есть настоящий момент литературы российской, держимся, как утопающий за щепку, за отроческий нарциссический надрыв, за простодушие сюжетной скрепки, осознавая, что, если отпустишь, все твое умение думать станет совсем видным. Не случайно лучшие русские эссе конца ХХ века написаны Бродским по-английски и таким образом отданы под защиту совсем иной традиции отношений с собой и с читателем: отношений дистанции.

Кирилл Кобрин, историк, урбанист, читатель, остроумец, призывает входящего в его мир к свободе: от привычки знать, от привычки удерживать за собой тяжкое последнее слово. Его слово — легкое, поэтому так хочется брать его с собой в путь.

Кирилл Кобрин. История. Work in Progress. — Рига: Орбита, 2018. 108 с.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20242575
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20243465
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202411074
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202417658
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202421844
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202427170
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202427970