26 апреля 2017Литература
303

Линор Горалик. «Учебник»

COLTA.RU публикует повесть, построенную на материалах задачника по уголовному праву

текст: Линор Горалик
Detailed_pictureГюстав Доре. Прогулка заключенных во дворе Ньюгетской тюрьмы. 1872 (фрагмент)

Сотрудниками милиции был задержан на крыше здания районной администрации Репин, который под покровом ночи пытался снять российский флаг. После задержания Репин пояснил, что собирался по примеру американских патриотов вывесить флаг родной страны у себя на балконе, в пику исламским террористам, но нигде не смог купить государственный стяг. Задержавший Репина лейтенант Осинин, человек немолодой и часто страдающий головными болями, в состоянии алкогольного опьянения поссорился с женой и стал угрожать ей избиением. Убедившись в том, что жена не воспринимает его угрозы всерьез, Осинин со словами «Ну теперь пеняй на себя!» бросился в кладовую, где находились различные слесарные инструменты. Присутствовавшая при этой ссоре соседка Осининых Шарова, предположив, что Осинин возьмет топор, заперла его в кладовой. Осинин ругался, стучал в дверь, угрожал жене расправой, а затем успокоился и уснул. Утром протрезвевший Осинин был выпущен женой из кладовой, однако, узнав о том, что заперла его там Шарова, обратился с заявлением о привлечении ее к уголовной ответственности и уехал к отцу, начальнику Центрального архива армии и флота Кудрину. Кудрин, будучи расстроен происшедшим и беспокоясь за сына, отказался выдать гражданину Федину материалы на его отца, репрессированного в годы войны. Свой отказ Кудрин мотивировал большой занятостью сотрудников более важными делами. Федин обратился в прокуратуру с заявлением о привлечении Кудрина к уголовной ответственности. Придя домой, Федин плакал и назвал «сталинской подстилкой» свою подругу Таню, попытавшуюся убедить его бросить это дело и жить своей жизнью. Утром этого дня Таня, далее именуемая Посохиной и работающая медсестрой в детском отделении родильного дома, присутствовала при операции кесарева сечения своей родственницы Ермаковой. До осмотра педиатра она обрабатывала сына Ермаковой и сына Бичуковой, также родившей при помощи операции кесарева сечения. Поскольку, по мнению Посохиной, ребенок Ермаковой родился слабым и нежизнеспособным, она поменяла мальчикам «браслеты новорожденных» таким образом, что ребенок, рожденный Ермаковой, стал считаться сыном Бичуковой. В возрасте трех месяцев у мальчика, уже зарегистрированного сыном Ермаковой, был выявлен детский церебральный паралич, после чего Посохина созналась в содеянном. Ермакова, будучи в состоянии крайнего расстройства, попыталась дать Посохиной пощечину, но только царапнула ее по носу и сбила очки, а Посохина выбежала в коридор в слезах, где влюбленный в нее медбрат Горяйнов попытался убедить ее бросить своего нынешнего бойфренда, которого по необъяснимой причине винил во всем происшедшем, и уехать вместе жить в село. Он не сказал Тане, что на его пригородном участке кто-то повадился подкапывать картофель. Горяйнов, договорившись с Лучниковым и Борцовым, решил устроить засаду. На рассвете они задержали Кошаева, который стал копать картофельную грядку. Возмущенные Горяйнов, Лучников и Борцов схватили его, раздели донага, а затем на ближайшей улице поселка привязали на всеобщее обозрение к столбу. Моральный самосуд длился более двух часов — до приезда сотрудников милиции, которые доставили Кошаева в райотдел органов внутренних дел и поместили в одну камеру с неказистым маленьким человеком по фамилии Дышленко. Дышленко из мести решил убить Семенчука, который несколько лет назад, будучи работником милиции, задержал его при совершении разбоя. За время пребывания Дышленко в исправительной колонии Семенчук по состоянию здоровья уволился из органов внутренних дел. Спустя некоторое время после отбытия наказания Дышленко в ночное время напал на выходившего из подъезда мужчину, которого принял за Семенчука, и нанес ему в спину несколько ударов ножом. Как выяснилось позднее, по ошибке он убил гр. Федоренко. В камере Дышленко попытался убедить Кошаева, что все происшедшее — семейная карма и что его приемный отец Тестов в начале войны был призван в армию, но уже в сентябре 1941 г. добровольно сдался в плен к немцам. С 1941 по 1942 год он служил в лагере военнопленных, а затем в отряде СС «Команда-38», принимавшем участие в массовых расстрелах мирных советских граждан, карательных операциях против партизан. При отступлении оккупантов Тестов снял форму с убитого красноармейца, вывихнул руку и попал в госпиталь, заявив, что документы утерял в бою. При выписке получил новые. В январе 2001 г. он был разоблачен сотрудниками ФСБ, когда пытался купить цветы для женщины, с которой познакомился на эскалаторе метро, наступив ей на шарф. Продавец цветов, сорокалетний инвалид третьей группы Востряков, нигде не работал, средства к существованию добывал тем, что брал с могил на кладбище цветы, формировал из них букеты и продавал возле метро. На кладбище ему когда-то было хорошо и умильно, и если бы не это, Сергей Павлович Востряков давно занялся бы другой работой, но ему все время казалось, что кладбище такого предательства не потерпит, и он сам уже не знал, что держало его поближе к могилам: остатки давно истаявшего тихого умиления или страх, что если он уйдет отсюда, то кладбище придет за ним само. Однажды Востряков сорвал с куста астр, растущих на могиле, пять цветков с целью их последующей продажи и был задержан сотрудниками милиции, расстроенными исходом матча между «Автовазом» и «Уральцем», на который каждый из них поставил по пятьсот рублей вчера вечером. Арбитр международной категории Носенко во время футбольного матча между командами «Автоваз» и «Уралец» показал шесть желтых и три красные карточки «гостям» — футболистам проигравшей команды «Уралец». Оставшиеся на поле «уральцы» Петухов, Гридасов и Зотов избили Носенко, причинив ему вред здоровью средней тяжести. Свое поведение Петухов, Гридасов и Зотов объяснили возмущением, которое возникло у них из-за необъективного судейства Носенко. В районной больнице Носенко внезапно отказался общаться с медперсоналом и пришел в плохо объяснимое состояние тихого умиротворения, предлагал медсестрам сыграть в шахматы, напавших на него упорно называл «своими братьями» и просил какао и апельсинов. Когда его кузен Тарасенко пришел его проведать, врачи, обрабатывавшие травмы Носенко, деликатно посоветовали Тарасенко перевести родственника в платное отделение, потому что «наш контингент такое плохо понимает». Тарасенко, работавший столяром в общеобразовательной школе, купил у неизвестного ему гражданина гранату. На следующий день он закрыл на ключ дверь раздевалки, в которой находились учащиеся первого класса, и, угрожая взорвать гранату в раздевалке, потребовал у администрации школы выплатить ему задерживаемую заработную плату. После переговоров с директором школы Тарасенко освободил детей и сдался работникам милиции. Установлено, что Тарасенко не получал заработную плату в течение четырех месяцев, в связи с чем не мог обеспечить продуктами питания нетрудоспособную жену и трех малолетних детей, а вчера выяснил, что его жена от отчаяния обратилась за помощью к своему бывшему однокласснику, с которым у нее когда-то был роман, закончившийся так, как иногда заканчиваются школьные романы. Чураков, остро желающий помочь этой давно посеревшей маленькой женщине, решил взять деньги под залог маленькой бронзовой Психеи у одного вполне приличного, хотя и неприятного, человека, но, выходя последним из купе поезда метрополитена на конечной станции, обнаружил забытый кем-то из пассажиров чемодан. Чураков взял этот чемодан, привез его домой, открыл и обнаружил французские духи Climat, шотландский пуловер, бумажник с 10 тыс. руб., японский видеомагнитофон. Пустой чемодан он выбросил в мусорный контейнер. Чемодан этот принадлежал странному человеку Гандилову, который после смерти отца везде носил этот небольшой чемодан с собой и даже ставил его рядом с ванной, когда ложился в нее отмокать. Старший Гандилов умер быстро, отписав чемодан с наследством младшему сыну и тем положив начало печальной семейной драме. Гандилов, так за прошедшие восемь месяцев и не набравшийся духу открыть чемодан, оставил его в вагоне метро, поскольку не знал, как еще с ним поступить: будучи привлечен к уголовной ответственности за развратные действия, он был признан виновным в том, что неоднократно приглашал к себе домой учащихся 8—10 классов и устраивал для них «вечера сексуальной разрядки» — демонстрировал им откровенно порнографические видеофильмы, а затем предлагал позировать ему, снимая танцующих обнаженных девочек и мальчиков на видеокамеру. Гандилов отрицал свою вину на том основании, что все участники «сексуальных вечеров» приходили к нему добровольно, ни в какие половые отношения с ним и между собой не вступали. Более того — в его защиту выступили родители двух подростков, Жогин и Ферапонтов, чьи дети наконец перестали смотреть в компьютер с утра до ночи и вообще, по словам Жогина, сделались «более человекообразными». В выходной день Жогин и Ферапонтов, члены общества охотников, отправились в лес, чтобы добыть замеченного там лося, не имея на это лицензии. Потеряв из виду напарника, Жогин вдруг услышал треск сучьев в кустах, и ему показалось, что мелькнул сохатый. Когда он выстрелил, в зарослях раздался крик. Подбежав, горе-стрелок с ужасом увидел своего товарища Ферапонтова, смертельно раненного в живот. Жогин дотащил Ферапонтова до ближайшего шоссе и лег поперек проезжей части, чтобы поймать машину, которая отвезет его друга в больницу. В поздний час машин почти не было, но через двадцать минут рядом с ними остановилась пытавшаяся скрыться из города Анна Максимовна Царева, которая на протяжении полутора месяцев скупала у работниц шоколадного цеха кондитерской фабрики похищенный ими шоколад и перепродавала по повышенной цене возле магазина детских игрушек. Всего Царева перепродала 720 плиток шоколада, а 150 плиток были обнаружены во время обыска у нее на квартире. Печально сказав, что только кровищи в салоне ей и не хватает, Царева немедленно поняла, что произошло, но посмотрела на перевернутое от ужаса лицо Жогина и погладила Ферапонтова по голове, сказав, что сейчас «мы быстро домчим», — однако разумно привезла друзей не в больницу, а к печально знакомому ей отделению милиции, остановилась за два переулка до него, помогла Жогину вытащить друга из машины и дала ему номер оперуполномоченного Мити Казакова, сказав, что это врач и что он «мигом прибежит». Увы, в этот день Мити не было на месте — у них с матерью в доме проходил обыск. Отец Мити, полковник Казаков, сотрудник НИИ Министерства обороны Российской Федерации, был завербован спецслужбой одной из стран НАТО с целью проведения враждебной деятельности против России. Казаков неоднократно за денежное вознаграждение передавал представителям иностранной разведки секретные материалы, к которым имел доступ по роду своей службы. Боясь разоблачения, Казаков добровольно явился в органы ФСБ с повинной, и как раз в тот момент, когда бедному «врачу» пытался дозвониться обезумевший от волнения Жогин, в квартиру Казаковых вошли понятые. Среди них был коллекционер военной атрибутики времен Второй мировой войны Аракелян, который на днях увидел телетрансляцию похорон участника Великой Отечественной войны маршала А. На кладбище он предложил своим знакомым Туманову и Михайлову ночью выкопать гроб с телом маршала, снять с него мундир и передать его в коллекцию Аракеляну за вознаграждение в размере 5000 руб. В следующую ночь Туманов и Михайлов осуществили свой замысел, и маршальский мундир пополнил коллекцию Аракеляна. Через полтора года при продаже мундира иностранному коллекционеру Аракелян был задержан и полностью сознался в содеянном, однако оказался неспособен отвечать на вопросы следователя и вообще не говорил ни о чем, кроме своей коллекции и Великой Отечественной войны. Этот хрупкий, длинный, красивый плохо уловимой ящеричной красотой лысый человек был своего рода знаменитостью, экспертом по погонам и ножевым рукояткам, плащ-палаткам и прикладам, и фигурировал в романе юного писателя Ирека Искандерова под кличкой «Лампас» — там довольно достоверно и с большим сочувствием рассказывалось о жизни забытого всеми сына полка, который когда-то коллекционировал погоны с убитых солдат, а потом сделал пополнение этой коллекции делом своей одинокой жизни. Вскоре после выхода романа Ирек женился на 23-летней Сажи Махмутовой, и молодожены решили вначале пожить у родных Сажи — в отдаленном горном ауле (чтобы Ирек в спокойной обстановке написал свою вторую книгу). Когда между ними произошла ссора, считая себя обиженной, Сажи позвала своих братьев Али, Иссу и Салмана, которые закрыли комнату Ирека металлической дверью. За 14 месяцев Сажи выпускала Ирека, когда ему нужно было делать домашнюю работу. Если он возмущался, братья его жены тут же «ставили его на место» при помощи физической силы. Единственным утешением для него было то, что, когда он хорошо убирался и стирал, Сажи «награждала» его супружеской любовью. Большую часть времени Сажи плакала, называя себя плохой женой, и супруги день за днем тихо ругались и мирились через решетку. Об этой ситуации из внешних людей знал только Зорин, когда-то лечивший Сажи в местном психоневрологическом санатории. Зорин, имея среднее медицинское образование, изготовил подложную копию диплома об окончании им медицинского института, на основании чего в течение десяти лет работал в должности главного врача в различных санаториях. С обязанностями по службе он справлялся. Зорин сочувствовал молодой паре и даже принес Иреку избирательный листок в день выборов, чтобы Ирек мог проголосовать. Увы, выборы были признаны недействительными, поскольку члены избирательной комиссии по выборам главы районной администрации Фомин и Кротова были направлены с избирательными бюллетенями и урной к больным и престарелым гражданам, которые не смогли прийти и проголосовать, но, не доходя до места, Фомин и Кротова сами опустили бюллетени в урну, а затем вернулись на избирательный участок и сообщили, что все граждане проголосовали. Глава районной администрации Татаринов имел скверный характер, в общении с подчиненными был крайне груб, не стеснялся бранных выражений и никогда не извинялся за свое неделикатное поведение. Журналист Ефанов на страницах районной газеты в критическом аспекте проанализировал личные качества главы администрации, назвав стиль его общения «комплексом Держиморды, уходящим своими корнями в каменный век». Очерк о Татаринове был иллюстрирован шаржем, который изображал его полуобнаженным, одетым в шкуры первобытного человека и изрекающим нечленораздельные звуки и нецензурные выражения (они были обозначены в виде начальных букв соответствующих бранных слов). Возмущенный тем, что его сравнили «с какой-то мордой» и изобразили в таком виде, Татаринов обратился в прокуратуру с требованием возбудить в отношении Ефанова и автора шаржа, восемнадцатилетнего студента Паши Жигулина, уголовное дело о клевете и оскорблении. В ответ на это Жигулин изготовил на домашнем компьютере макет листовки под шапкой Holocaust News 2002. В ее тексте, выполненном на фоне фашистской свастики, содержался призыв к неграм и арабам «убираться восвояси», дополненный угрозой смерти в отношении «инородцев». В день рождения Гитлера, 20 апреля, студент разбросал размноженные на ксероксе копии листовок в окрестностях университетского студенческого городка, сам не зная, зачем он это сделал и почему, и спроси его кто-нибудь, он сказал бы: «От усталости, от бесконечного ощущения жизни в мелком болоте, от желания, чтобы хоть что-нибудь произошло». Нечто подобное он сказал и своему бывшему однокурснику Спиридонову, зашедшему вечером выпить пива и повести тот бесконечный разговор, который распалял в обоих одновременно и привязанность, и раздражение по отношению друг к другу. Спиридонов, бывший отличник и звезда психфака, на котором учились оба мальчика, вернулся после летних каникул переменившийся и разуверившийся в учебе. Роман, короткий роман с дачной замужней женщиной, легкий и мучительно-сладкий роман, какими славна русская дача, пошатнул его: муж этой женщины, успешный скрытный человек, работал с утра до ночи, и в ее жалобах на его отсутствие нет-нет да и слышался звон золотых тонких часиков и мягкий шорох жирного черного автомобиля. Осенний, холодный Спиридонов разуверился в учебе и пошел работать на мясокомбинат в убойный цех, зашибать и заколачивать, в первую же ночь похитил из цеха 9 кг мяса и пытался вынести его. Работница охраны Рыжова остановила его и потребовала показать содержимое сумки. Спиридонов ответил отказом и выбежал из проходной. Рыжова вызвала старшего по смене Савина и доложила о случившемся. Савин вместе с шофером Веретенниковым на автомашине догнали Спиридонова. При задержании Спиридонов отбросил сумку с мясом и вступил в борьбу с Савиным, укусил его, причинив ему легкий вред, вызвавший кратковременное расстройство здоровья. Их с трудом разняли Хомутов и Захаров, оба — тоже разуверившиеся студенты, Хомутов — ленивый умный двоечник, дружелюбный и готовый на любую движуху, Захаров — человек другой породы: гонорной, бойкий, такой, о которых говорят «плохо кончит», хотя пророчество это никогда не сбывается. Неделей раньше Хомутов и Захаров с целью срыва выборов в городское законодательное собрание и запугивания населения установили на железнодорожной платформе взрывное устройство и взорвали его. По счастливой случайности находившиеся на платформе пассажиры не пострадали. На следующий день Хомутов позвонил в редакцию местной газеты и сообщил, что, если выборы не будут отменены, взрывы будут продолжены. Для этого дела их наняла один из кандидатов в собрание, член Союза целителей России Аскерова, которой грозило поражение. Дело Аскеровой было мутное, и общественный гул вокруг него тоже был вязким, мутным и неоднозначным: боялись сглаза. Аскерова дала объявление в газету о том, что она «из гуманных соображений, чтобы матери не убивали своих новорожденных детей» приютит и устроит в семью каждого оставленного ей ребенка. К Аскеровой стали приходить женщины, поводом отказаться от ребенка для которых были социальное неблагополучие и неустроенная личная жизнь. Женщину, хотевшую отказаться от своего новорожденного, Аскерова записывала под фамилией усыновительницы, а затем, договорившись с юристом роддома, выписывала усыновительницу с ребенком из роддома без предъявления паспорта (справка, выдаваемая роддомом для загса, оформлялась на фамилию усыновителей). За совершение такого рода действий Аскерова брала денежные суммы с усыновителей, иногда отдавая часть этих денег биологическим матерям, и непонятно было, плохо это все или очень даже хорошо. Постепенно Аскерова, женщина по-своему сердобольная, стала заботиться о том, чтобы попавших в нехорошее положение девушек тоже как-то пристраивать, и по мере сил знакомила их с молодыми людьми, ничего себе за это не желая, а просто устраивая у себя эдакие «чаепития для одиноких» и радуясь царившей на этих чаепитиях сердечной обстановке. Именно в такой вечер старшина-подводник Киреев, находясь в городском отпуске, познакомился с девушкой, назвавшейся служащей одного из местных заводов. Во время посещения квартиры своей приятельницы в ее комнате внезапно появился представитель иностранной спецслужбы и предложил Кирееву «дружить с ним». Киреев отверг это предложение. В ответ иностранец выложил на стол пачку фотографий, компрометирующих моряка, и сказал, что он — консул одной из стран дальнего зарубежья, а хозяйка квартиры — его любовница и если фотографии будут посланы российским начальникам, то произойдет «скандал». Киреев попытался покинуть квартиру. Тогда из боковой двери появился второй незнакомец в форме армии зарубежного государства, навел на Киреева пистолет и потребовал: «Вы дадите подписку, что будете работать на нас. В противном случае живым отсюда не выйдете». Киреев дал им требуемую подписку. Вернувшись в подразделение, Киреев на следующий день рассказал обо всем командиру корабля. К счастью, Киреев никогда не узнал, что трагическая история эта была почти трагикомической: и консул был не консул, а мелкий предприниматель Андрей Хворостов, и форма на его подельнике была театральная, а хотели они вовсе не военных секретов, а проворачивания Киреевым не слишком крупных, но вполне выгодных валютных операций. Хворостов незадолго до этого был командирован за границу, куда выехал вместе со своей женой Хворостовой Ю. Возвращаясь на родину, Хворостова Ю. решила провезти без оплаты пошлины несколько штук золотых дамских украшений. Для этого она обтянула украшения шерстяной тканью и приспособила их в виде пуговиц на своей кофточке. На таможне золотые украшения были обнаружены. Хворостова Ю. сообщила работникам таможни, что ее под угрозой избиения принудил так поступить муж, хотя это было неправдой, совершенной неправдой, и мужа своего Юля любила и ценила, а почему так сказала — даже и объяснить бы не смогла. Один из таможенников, С. Юров, в силу своих жизненных обстоятельств хорошо эту неправду почувствовал: незадолго до этого он продал свои наручные часы и вырученные деньги израсходовал на выпивку. Чтобы оправдаться перед женой, он сообщил в милицию, что был ограблен неизвестным лицом. На предварительном следствии он продолжал настаивать на этом, однако был разоблачен и привлечен к уголовной ответственности за заведомо ложный донос и заведомо ложное показание, потому что нашелся свидетель продажи — зашедший в ломбард по своим собственным небогатым делам Н. Белов. Возвращавшийся с неудачной охоты Белов подъехал на мотоцикле к пруду, чтобы помыть сапоги. Увидев плавающих в пруду домашних гусей, Белов произвел по ним несколько выстрелов и убил пять птиц. Сложив их в рюкзак, он на большой скорости уехал. В ломбард, куда и раньше доводилось Белову заглядывать в трудные дни, он пришел, не ожидая особо ничего хорошего, но попытать счастья все-таки было ему важно, и он выложил на прилавок гуся, спросив хозяина ломбарда, не выйдет ли из этого чего. Хозяин ломбарда, отставной генерал КГБ Лакунин, человек подозрительный и больше всего на свете боявшийся насмешки, вытолкал Белова взашей, и тот остался стоять на Чистопрудном бульваре замерзший и с гусями, которых в одиночку было ему ни за что не съесть. Лакунин вернулся и сел снова за работу — он писал мемуар, где среди прочего был приведен эпизод о том, что в 60-х годах с советской резидентурой в США вошел в контакт молодой американец, представившийся сотрудником Национального агентства безопасности (НАБ) и пожелавший за приличное вознаграждение снабжать КГБ секретной информацией. В книге Лакунин сообщает, что полученные от добровольного информатора документы включали еженедельные и ежедневные совершенно секретные доклады НАБ президенту США, копии шифровок о передвижении американских воинских подразделений по миру и переписку между союзниками по НАТО. Представители ФБР, внимательно изучив книгу Лакунина, использовали содержащуюся в ней информацию для поиска в системе НАБ «крота» и провели спецоперацию, вследствие которой был разоблачен работавший в течение 30 лет на разведку СССР и России Роберт Липе. Сын Липе, шестилетний Коля, за много лет до этого играл во дворе со своими сверстниками и похвастал, что его дед был на войне моряком и у него есть самые главные морские медали. Чтобы доказать это, мальчик снял с парадного костюма ветерана знаки отличия и прикрепил их к своей куртке. Когда он стал показывать эти награды ребятам, к нему подошел незнакомый Нарциссов, угостил мальчика тремя апельсинами и сказал, что, пока тот кушает цитрусовые, он сфотографирует награды и вернет их. Забрав все награды, в том числе и особо ценную медаль Ушакова, Нарциссов отбежал за угол и, переводя дыхание, сам изумился своему поступку: зачем были ему эти награды, он не понимал и выстоянных в очереди апельсинов жалел даже больше, чем жалел бы просто потерянных денег. Спонтанный и некрасивый этот поступок расстроил Нарциссова, тем более что считал он себя человеком тонким, и любимое его дело было тонкое, требующее большого ума, обходительности и самоконтроля: 40-летний Нарциссов, работник полиграфического комбината, подходил на улице к привлекательным, но скромно одетым молодым женщинам, представлялся полковником Службы внешней разведки и предлагал вместе с ним отправиться за рубеж для выполнения секретной миссии. Для пущей убедительности демонстрировал изготовленное им удостоверение сотрудника Службы внешней разведки. Некоторые из женщин соглашались. Тогда Нарциссов при помощи удостоверения снимал номер люкс в гостинице, где дамам предлагалось пройти школу молодого бойца невидимого фронта. Занятие проводили по следующей схеме: алкоголь — тренаж, а также «секс-подготовка», в ходе которой Нарциссов вступал с женщинами в половую связь. Дамы соглашались, так как им предстояло в будущем, по мысли «инструктора», соблазнять президентов и премьер-министров экзотических стран. Одна из «подготовленных» таким образом «агентесс» продала мебель и вещи и пришла в управление ФСБ с вопросом, где найти полковника, так как она ждет его вызова. Во время «инструктажа» очередной претендентки Нарциссов был задержан сотрудниками ФСБ России, которым рассказал, что таким образом он воплощал в жизнь свою мечту — служить в органах госбезопасности, и самым важным во всей этой истории было, конечно, то, что сказал Нарциссов совершенную и чистую правду, и сотрудникам ФСБ было это совершенно ясно, и от этого вся история с Нарциссовым совершенно переставала быть смешной, тем более что один из сотрудников, лейтенант Беев, и сам был человеком со сложным прошлым, хорошо помнившим, как, например, подобрав ключ, проник в квартиру, в которой находился 6-летний Саша Ляпкин. Беев, сказав, что он знакомый родителей мальчика, предложил ему поиграть в «магазин» (Саша — в роли продавца, а Беев — покупателя). Мальчик согласился и передал в качестве «покупки» Бееву ювелирные изделия, деньги, кожаное пальто и шубу (всего на сумму 220 тыс. руб.). После чего Беев и Саша стали играть в прятки, что и позволило Бееву незаметно скрыться вместе с похищенными выше ценностями. Бог весть, что стало бы с Беевым, если бы не появились в его жизни порядочные люди, когда старый беевский друг Марик Останин попал в удивительно плохую историю — нелепую, книжную историю, в которую только Марик и мог попасть. Студент химического факультета одного из российских университетов, Останин прочитал в научно-фантастическом романе о наркотике China white, производимом из неорганического сырья, и решил сделать его, чтобы на практике проверить свои познания в области химии. В результате опытов Останин произвел 270 г синтетического наркотика, о чем стало известно его соседу по общежитию Мустафину, сыну руководителя одной из преступных группировок, который поставил отца в известность о полученном веществе и по просьбе отца стал склонять Останина к постоянному производству China white и продаже наркотика ему, Мустафину. Останин отказался, но под влиянием угроз безвозмездно передал Мустафину 270 г произведенного вещества. При передаче Мустафиным наркотика отцу оба были задержаны сотрудниками милиции, а дальше потянулась длинная ниточка и дотянулась до Беева, и Беев сумел кое-чем пригодиться этим порядочным людям — первый раз в жизни, может быть, была от Беева какая-то польза — и был спасен. Пришлось и на наружке постоять, и ногами побегать — но и это было хорошо, полезно, и Беев оказался спокойным, со всеми терпеливым человеком и только один раз бил задержанного — когда дело касалось чести мундира: недовольные поражением футбольной команды «Спартак» в матче с «Динамо» 17-летние Конюхов, Пяткин, Власов и Сейвонен, все в нетрезвом состоянии, сорвали с флагштока на стадионе динамовский флаг и пытались его сжечь. Осуществить намерение им помешали сотрудники милиции Прохоров и Кравченок, которые доставили нарушителей в отделение милиции. Во время доставления Сейвонен оторвал погон с кителя Беева и бросил его в лужу. Этот побитый Сейвонен оказался интересным человеком: в отделении он вдруг сообщил, что прибывший по частным делам в Россию его родственник, иностранный гражданин Тайтанен, склонял его к сбору сведений о воинских частях и других объектах, обещая за это хорошо заплатить. Со слов Тайтанена он понял, что сведения предполагалось передать представителю зарубежной разведки. Дав первоначальное согласие на сбор указанных сведений, Сейвонен теперь одумался и решил сообщить о случившемся органам ФСБ. В процессе проверки сообщенные Сейвоненом факты подтвердились. Одновременно было установлено, что Тайтанен являлся агентом иностранной разведки. Взяли его в субботу, в нежную, звенящую майскую субботу, на реке Самаре, где Тайтанен, человек в целом сухой и лишенный слабостей, предавался единственному своему неделовому занятию — рыбной ловле. Как назло, лов в этот раз тоже был незаконный: Тайтанен, Куницын и Толстов ставили сети в совхозной протоке. После того как Тайтанен и Толстов сошли с лодки на берег, Куницын продолжал ставить сети в протоке. Прибывший на катере для задержания браконьеров инспектор рыбнадзора Крылов потребовал прекратить незаконный промысел рыбы и попытался изъять поставленные браконьерами сети. В ответ Куницын развернул свою лодку и, чтобы избавиться от нежелательного свидетеля и его неблаговидных действий, совершил наезд на катер инспектора. Крылов упал в воду, где глубина достигала двух метров. Развернув свою лодку, Куницын вновь направил ее на Крылова, который успел нырнуть. Куницын снова попытался наехать, однако не справился с управлением, и лодку вынесло на берег и ударило о сарай, в котором спал Семен Николаевич Хвыль. Военнослужащий Красной Армии Хвыль в период Великой Отечественной войны бежал с фронта и, добравшись до родного села, залез на чердак сарая, где, боясь возмездия, скрываясь от людей, прожил 53 года. Еду ему в сарай приносили мать, которая впоследствии скончалась, и брат. Лишь в конце 1996 г. по настоянию родственников 72-летний Хвыль вышел из своего убежища и увидел свою тень. Сосед Хвыля Пахомов находился в состоянии конфликта за полгектара огорода со своим соседом Перфиловым. Пахомов и Перфилов познакомились еще в исправительной колонии строгого режима, где отношения их стали напряженными тем необъяснимым способом, который не требует причин, а довольствуется неясно откуда берущейся пылающей неприязнью. С целью оговорить Перфилова Пахомов сообщил члену секции внутреннего порядка Гречихину, что Перфилов якобы похитил из цеха две пары рукавиц. Гречихин объявил среди осужденных, что пропали рукавицы, и потребовал от Перфилова возвратить их, обозвав его «гнидой». Возмущенный Перфилов напал на Гречихина и избил его, причинив последнему легкий вред здоровью. Гречихин, не доверяющий официальным инстанциям никакого рода, вместо того чтобы пойти в медпункт, дополз до дома, лег и позвонил своей бывшей любовнице, жесткой и умной женщине, дождавшейся его в свое время сквозь две отсидки и только на третьей попросившей Гречихина отпустить ее с богом: она хотела рожать, и оба они понимали, что тут уж делать им вместе совершенно нечего, нельзя и нехорошо, и они поплакали на последнем свидании, Гречихин поцеловал Федоровой руки на прощание и с тех пор звонил ей всего два раза: один — когда было совсем плохо, а второй — сейчас. Федорова, работая юристом одного из родильных домов, оформляла женщинам, желавшим усыновить (удочерить) ребенка, фиктивный больничный лист, а после «родов», написав от имени роддома ходатайство на регистрацию ребенка, вписывала туда имя приемной матери вместо биологической, желавшей отказаться от своего новорожденного, и затем регистрировала ребенка в органе ЗАГС. За оказание такого рода «услуг по усыновлению» Федорова брала деньги с лиц, желавших усыновить (удочерить) ребенка. Одного ребеночка, очень красивого черноглазого мальчика, требовавшего большого ухода, усыновил щедрый человек Пономарев, чья жена вроде бы не могла рожать, а скорее не хотела, о чем Пономарев, очень хотевший сыночка, стыдился думать. Усыновленного мальчика жена как будто не замечала, ведя себя примерно как если бы в доме завелось экзотическое растение. Пономареву, умирающему от стыда, пришлось попросить о помощи сестру, чадолюбивую и трижды рожавшую мать-одиночку, набросившуюся на нового детеныша с нежной и несколько избыточной страстью. Сам же Пономарев, чувствуя себя осиротевшим и обессиленным, поехал на заработки на Северный Кавказ, поддавшись на уговоры заезжих Кадырова и Шамилева. Однако, прибыв по названному этими лицами адресу к сельскому жителю Магомаеву, он был помещен в зиндан (домашнюю тюрьму), где прожил семь лет. Хозяева обращались с ним хуже, чем со скотом: кормили отходами пищи, заставляли выполнять тяжелую физическую работу с раннего утра до глубокой ночи, не выпускали даже на прогулку. Когда Сергей Пономарев тяжело заболел, он был продан Магомаевым односельчанину Мирзоеву, у которого прожил пять лет в аналогичных условиях. Во время проведения контртеррористической операции российские военные освободили изможденного Пономарева из заточения. Позже один из освобождавших Пономарева, Петров, стал пилотом первого класса и начал работать по контракту с зарубежной авиафирмой. Однажды Петров получил задание на перевозку ценного груза из Италии в Россию. В нарушение указанных в маршруте мест посадки Петров совершил самовольную посадку в аэропорту своего родного города, чтобы передать племяннице подарки на свадьбу, и, что самое интересное, всерьез пытался объяснить своим работодателям, что никакой вины за собой не чувствует и что, вырасти они в этом крошечном, богом забытом городе, они понимали бы, как на самом деле устроены родственные связи и зачем делаются такие вещи. Во время свадьбы двое друзей жениха, Таммисте и Урганов, сотрудники спецслужбы пограничного с РФ государства, после долгого разговора о текущей политике, воспользовавшись сильным туманом, проникли на территорию Российской Федерации, где, облив нитрокраской два пограничных столба, замазали на них обозначение «Российская Федерация».

Как же нам всем быть? Как же нам быть-то, а?

В повести использовано (практически без изменений) несколько десятков текстов из книги «В.Б. Боровиков. Сборник задач по уголовному праву. Особенная часть. Учебное пособие» под ред. В.Б. Боровикова (Москва, издательство «Щит-М», 2006 г.). Автор благодарит Юлию Идлис за ценное замечание и Ya Cedaka — за наводку на задачник.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202322602
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202327427