Решила ломать изнутри

В рамках серии выставок «Отцы и дети», организованной совместно с центром культуры и искусства «МедиаАртЛаб» и галереей «Триумф», ЦВЗ «Манеж» уже показал проекты группы «Синий суп», Елены Коптяевой и Станислава Шурипы. Сейчас в «Манеже» можно увидеть четвертый по счету проект — первую персональную выставку Насти Кузьминой «Полеты во сне и наяву». Художница рассказала COLTA.RU о том, что она делает.

«Название выставки, конечно, связано с фильмом, — рассказывает Настя Кузьмина, — но это меня как раз смущало. Там нет ни одной работы, которая отсылала бы к фильму напрямую. Это скорее про состояние — все работы вроде разные, но все объединяет одна тема. Одно состояние зависания, эти полеты, когда ты потерян — от переизбытка информации. Может даже, про мое поколение потерянных, которые не знают, куда им деться. Иногда погружаешься в состояние, как будто ты проваливаешься в какую-то щель, — например, сидишь и долго смотришь в одну точку».

После просмотра диплома Кузьминой в Школе фотографии и мультимедиа им. А. Родченко — про новогодний праздник в поезде между Петербургом и Москвой — мне пришла в голову мысль, что это сильно похоже на позднесоветское, застойное кино. Тогда, в 1970—1980-е, это были трагикомедии, в которых изображалась — при всех ограничениях — распадающаяся вселенная советского человека — в том же фильме Романа Балаяна, а тут уже современные россияне, все более лишающиеся каких-либо перспектив на достойную жизнь и развитие. Причем никаких «ужасов режима» здесь, как и в фильмах Данелии или Рязанова, не показано (по разным, естественно, причинам), но, скажем так, послевкусие такое же. В дипломе художница убедительно показала это взаимодополнение «внутренней» и «внешней» жизни: внутри поезда — новогоднее веселье, один вагон — маленький островок счастья, а вокруг него — море тьмы и щемящей боли.

«Гипермаркет». Видео, 2014 год

Обращение к этой традиции было рискованным, поскольку ее продолжение в постсоветском кино и телесериалах невозможно было смотреть, там она просто-напросто сгнила. Результат такого наследования был настолько ужасен, что отвратил многих от этой действительно богатой темы. На вопрос, как она туда пришла, Кузьмина отвечает, что влияние возникает само по себе — ей интересно смотреть эти фильмы: «Особенно советские подростковые фильмы, фильмы про детство, я делаю из них коубы. Я даже назвала специально сделанный для этого канал Phantom Feeling Nostalgic». Но сама она не рассматривает свою деятельность как продолжение советской традиции: «Скорее, это про ностальгию. В последней комнате на выставке — коубы».

Мое поколение потерянных, которые не знают, куда им деться.

Коубы — это радикальный предел для видеоработ, разве что гифка короче, просто технически она считается картинкой (впрочем, есть и другие мнения). В двух-трехминутном закольцованном видео, которые обычно и делает художница, «края» все же видны, а вот в гифке или коубе они теряются, получается такое бесконечное монотонное видео. Может, оттого оно сразу попадает куда-то в подсознание. «Мне кажется, это классный формат, — говорит Кузьмина, — у тебя 10 секунд, за которые ты можешь провести какое-то сообщение. Когда смотришь один раз, это не работает, но именно при повторении — у меня так, во всяком случае, — прочувствуешь этот момент, понимаешь, что фильм не нужен: вот они, те 10 секунд, за которые ты можешь все сказать».

«Осадок», зацикленное видео, 2013

Короткие видео не значит часто появляющиеся. «Все работы на выставке — новые, но я их начинала очень давно, — признается художница, — два года назад: я их начала, потом остановилась, а год назад обсуждала эту выставку с Димой Венковым, показывала свои работы, и он сподвиг меня их доделать. То есть эти работы скорее просто подвисли — меня как раз диплом затормозил, надо было его делать, и я все бросила. Мне кажется важным доделывать старое, а потом начинать что-то новое». С другой стороны, иногда сложно найти решение в работе: «Одна работа, которая там будет, оказалась сложной для меня — я сняла ее за месяц, она уже была, но я не могла придумать, как ее выставить, как правильно сделать инсталляцию. И вот над этим я очень долго думала — все усложнила, все перебрала, но наконец-то пришла к какому-то решению. Можно оставить сначала, главное — потом вернуться». Но все же не все задумки реализуются: «Идеально, когда приходит идея, которая заключается в очень простом жесте, как, например, с кнопкой. Но и с поездом — простая идея».

Понимаешь, что фильм не нужен — вот они, те 10 секунд, за которые ты можешь все сказать.

Вообще Кузьминой нравятся простые жесты, иначе можно запутаться в своих же интерпретациях: «Тебе приходит мысль, и ты начинаешь придумывать, как бы сделать посложнее, параллельно приходят еще какие-то идеи, которые ты пытаешься в одну кучу сгрести, чтобы работа была типа бо-о-омбой, но интереснее, когда делаешь наоборот — простой жест. Но сделать что-то простое сложно». Я предположил, что эта форма, короткие жесты, возникла у Кузьминой под влиянием учебных заведений — такие почти театральные этюды. Этот формат легко презентовать, а потом обсудить и, если что, переделать. Нет ли тут влияния Школы Родченко? «Нет, мне кажется, наоборот, — не соглашается художница, — в Школе Родченко все пытаются усложнить — сделать какой-то большо-о-ой проект. Хотя Сергей Братков учит, что важно все быстро сделать — жест быстрого реагирования. Ты что-то видишь — тебя цепляет — быстро реагируешь и делаешь работу. При этом ведь простой жест — это же не обязательно что-то, что делаешь за один день. Это невозможно. Ты его вынашиваешь, думаешь о нем. Простой он по восприятию, когда смотришь на работу, но в реальности работать над этим можно очень долго». Например, можно долго мучиться из-за пространства: «Там (на выставке в «Манеже». — Ред.) три комнаты. Вначале я хотела уйти от этих круглых комнат, из-за которых, мне кажется, все выставки там похожи друг на друга. И потому их сложно воспринимать — место сильно диктует в плане экспозиции. Но потом я поняла, что невозможно выйти за эти круглые комнаты, и все-таки делаю в них — все так очень стандартно. Решила ломать изнутри». Кузьмина, по собственному признанию, пыталась так же ломать пространство и на выставке «Большие надежды» — «не физически, а как-то на другом уровне».

«Shift», видеоинсталляция, 2015

Но до того, как она занялась пространством, ее занимала фотография. «Я училась в институте на программиста, — рассказывает Настя. — Однако мне нравилось заниматься фотографией, причем такой — документальной, черно-белой, красивой; метафизичной фотографией а-ля Слюсарев и непосредственной фотографией, как у Мухина. Но через некоторое время поняла, что такая фотография для меня исчерпана, и перешла к проектной фотографии — я тогда снимала своих одногруппников. Для меня была важна эта тема: все учатся в институте, но не понимают зачем. Люди пришли получить образование, но им это неинтересно, на самом деле они хотели бы быть совсем другими специалистами. Я начала их снимать, делать с ними какие-то интервью». С таким умонастроением Кузьмина пришла в Школу Родченко: «Школа для меня открыла искусство — лекции Давида Риффа. И Братков».

Стать мухой и посмотреть на все сверху...

В школе она перешла к другим медиа: «Так же как я работала с фотографией, я стала работать с видео. Когда я поступила в школу, думала, что буду делать фотопроекты, но потом, когда начались занятия и Братков стал давать задания, я помню, что ни на одно из них не отреагировала с помощью фотографии. Я вообще перестала ей заниматься, начала делать какие-то коллажи, скульптуры, видео. Так я впервые сделала видеоперформанс “Хлам”, где меня вещами забрасывают, и в тот момент я поняла, что это больше всего мне интересно, начала заниматься видео, перформансом». По работам художницы заметно, что перформансы у нее вросли в видео, включая и дипломный проект. Это не попытка отстраненной документации окружающей реальности, а скорее ее подчеркнуто собственная деятельность, влияющая на все вокруг. «Я погружена в работу, — говорит Кузьмина о своей вовлеченности в происходящее на экране, — она меня пожирает — не могу отстраниться. Тут важно уйти в сторону, посмотреть, что же ты делаешь. Стать мухой и посмотреть на все сверху...»

«В кубе», видеоинсталляция, 2015

Или обратиться к друзьям и преподавателям, как делают многие в Школе Родченко. «Это тоже помогает, — соглашается художница. — Не то чтобы много, но я советуюсь — с Братковым (но сейчас меньше) и с друзьями. Потому что закапываешь в своих работах, в самой себе и уже вообще просто ничего не видишь. Может, даже не важно, кому ты это показываешь, а важно просто показать и самой проговорить». В школе принято коммунальное производство работ. У каждой работы, понятное дело, есть свой автор, но в процесс производства, обсуждения и идеепорождения включено еще много народу — студенты и выпускники делают друг другу звук, монтаж, снимаются в работах друзей плюс общая атмосфера. «Да, я, например, с Надей Гришиной сделала совместную работу, — говорит художница. — Вообще у меня на выставке есть работа, где я сняла и Сашу Пирогову, и Надю, и Иру Цыханскую. Но я их не использую как актеров, не даю им определенного сценария — главное, чтобы они себя свободно вели, а я бы просто это документировала». Когда Кузьмина с друзьями снимала мастерскую на «Электрозаводе», такой же обмен советами и идеями был с художниками, обосновавшимися здесь и создавшими собственную выставочную площадку: «Интересно, когда есть группа, сообщество, внутри которого активно обсуждается какая-то тема и делаются работы. Жаль, что сейчас в моей жизни этого стало меньше».

Понравился материал? Помоги сайту!