18 августа 2021Искусство
326

Моль и мотылек берут реванш!

Валерия Косякова о шквале инсектных выставок этого лета

текст: Валерия Косякова
Detailed_picture© Валерия Косякова

Фикциональные миры мультипликации, игровых фильмов, комиксов и рекламы нередко наделяют животных человеческими чертами: прямоходящим телом и даром речи, а то и смекалкой, интеллектом. В повседневной жизни, в быту, наоборот, люди уподобляют друг друга птицам, животным или насекомым, порождая «культурный бестиарий». Белая ворона — не такой или не такая, как все. Заяц — безбилетник или трус. Лиса — хитрая и льстивая обманщица. Свинья — грязнуля, неряха. Медведь или слон в посудной лавке — неуклюжий. Осел — упрямец. Баран — не особо сообразительный человек. Червь — ничтожество. Пчела и муравей — трудолюбивые персонажи. Жук — скользкий, пронырливый и прижимистый тип.

С античных времен и до наших дней дискурс культуры дисциплинирует животных и насекомых, наделяя их определенными функциями, помещая в нарративы, производящие метафоры, аллегории и имена нарицательные. Наблюдая, как процесс познания производит и сам объект познания в научных текстах или в литературе, можно обнаружить интенцию власти-знания. Эта дискурсивная интенция конструирует представление о флоре и фауне, все более инкорпорируя «животное» в культурное поле и все более отказывая «живому» в автономии дикого мира.

И вот неожиданно этим летом исследование мира флоры и фауны в художественных практиках стало методом обнаружения границ биовласти, манифестом инклюзивности и поворотом к животному в живом.

Редкая в контексте отечественного художественного ландшафта выставка, транслирующая этические позиции инклюзивности и исследования дисциплинарных границ, до 14 августа проходила в Санкт-Петербурге. Галерея Anna Nova представила зрителю концептуальную экспозицию Ильи Федотова-Федорова «Мотылек и летучая мышь летят на свет». Не буду повторять слова самого художника: он подробно рассказал, как опыт, случайно обретенный в Швейцарии, лег в основу тотальной инсталляции. Зоопарк во время, насколько я помню, локдауна, где звери спустя какое-то время истосковались по людям, вели одинокий и «одичалый» образ жизни. С увеличением социальной дистанции модели поведения зверей и их настроение тоже изменились. Исчез их Другой, их враг и друг, гость, их хост и призрак (здесь важна работа дерридианского семиотического поля — ghost, host…).

© Фото со страницы Ильи Федорова-Федотова в Facebook

А теперь — две истории в качестве захода к выставке.

История первая: она в Париже. Выращивает мотыльков. Живет с ними в одной комнате, совершая свой гендерный переход, сопровождающийся гормонотерапией. Однажды она замечает, как мотылек проявляет интерес к забытой ампуле с гормонами, пытаясь едва заметным хоботком нащупать и выпить остатки со дна. Мотылек — метафора метаморфоз: пройдя состояния личинки, гусеницы, куколки, он теперь устремляется к еще одной — гормональной — трансформации. Мир природы предполагает мутации в рамках одного вида; мотылек практикует перманентное перевоплощение, меняя свое тело, свою суть.

История вторая: в ходе одного эксперимента летучую мышь полностью выкрасили в синий цвет, после чего вернули к обычным, невыкрашенным летучим мышам. Последние просто игнорировали «синюю» особь, будто не замечая ее. Далее посадили к ним мышь, у которой выкрасили только одно крыло. И тут — вспыхнула агрессия. Частичное узнавание пополам с инаковостью в особи своего вида раздражали и тревожили мышей, заставляя их уничтожить «ошибку» в сородиче. Уровень толерантности стремился к нулю.

Обе эти истории имеют непосредственное отношение к эксперименту, процесс которого представлен в галерее в виде разноплановых художественных практик.

Проект Федотова-Федорова — синтетическое исследование, и в этом, собственно, его завораживающая увлекательность для зрителя. В этом и интрига. Проект затрагивает несколько областей: зоологию, зоопсихологию, антропологию, инженерию, физиологию, антропогенез. Интересна и его теоретическая рамка на стыке оптик Мишеля Фуко, Джорджо Агамбена, Рози Брайдотти и Поля Пресьядо: частично выстроенная куратором, она частично сформировалась и внутри моего зрительского восприятия.


Илья Федотов-Федоров. Фрагмент видео с выставки «Жуки и гусеницы. Насекомая культура 1920-х — 1940-х»
© Илья Федотов-Федоров

Все детали и части выставки смонтированы в единое поле, тема которого — Другой. Другой как животное. Другой как радикальная инаковость, внешняя и внутренняя. Другой как перманентный процесс мутаций и превращений биологического тела: внутри вида, внутри индивида. Выставка — и в этом ее оригинальность — показывает, как инаковость на глазах разворачивается и мутирует на разных уровнях в целой череде сюжетов, жанров и видов искусства: в объектах, видеоарте, саунд-арте и перформансе.

Экспозиция включает несколько экспериментов, осмысляющих темы флоры, фауны и телесной неопределенности. Часть пространства занимает площадка для vogue-танцоров. Это танцевальное направление стало частью Гарлемского ренессанса и появилось в 1960-х — 1980-х в среде афроамериканских и латиноамериканских drag queen и гомосексуалов, которые копировали позы и внешность моделей из глянцевых журналов.

Ломаная хореография танцевального перформанса отсылает к делезианскому становлению животным — посредством определенных техник тела. Через это обнаружение и исследование границ гендера и его репрезентаций намечается путь коммуникации с Другим. Множественная инаковость танца прослеживает через пластику движения путь, мутацию и становление тела, переживающего и проживающего метаморфозы, которые ломают или стирают границы социального и биологического.

Илья Федотов-Федоров. Кадр из видео с выставки «Мотылек и летучая мышь летят на свет» в галерее Anna NovaИлья Федотов-Федоров. Кадр из видео с выставки «Мотылек и летучая мышь летят на свет» в галерее Anna Nova© Валерия Косякова

Действие перформанса разворачивается в пустой атмосфере зала, наполненного тревожным холодным светом. Тело перформерки как бы изучает среду своего внезапного обитания — без четкого понимания паттернов действия и знания пространства. Костюм маркирует гендерную нейтральность тела: каждый, каждая и одновременно никто становятся акторами, обретающими биобезграничность. Стул ассоциируется с медицинским дискурсом, где субъект уже не властен над своим телом, — от гинекологического кресла к креслу дантиста и, наконец, к электрическому стулу. Диспозитивные структуры задают норму поведения тел, правила их эксплуатации и содержания. Ницше вещал устами Заратустры: «Государством называется самое холодное из всех холодных чудовищ». И этому холодному чудовищу, холодному дискурсу власти противопоставлено живое дионисийское тело со всей его живой и хрупкой пульсацией.

Метавысказывание выставки связывается с образом Андрогина. Видеоарт показывает существо, которое двигается, мутирует и живет через свое тело в зыбкой, становящейся идентичности, в небинарности и гендерной нейтральности. Оно существует наедине с собой — без ролевых моделей, поведенческих паттернов и языковых фреймов. И это отсутствие социальных страт, рамок и кластеров (предназначенных для конструирования идентичности, саморефлексии, саморепрезентации, эдипальных комплексов, зеркал и т.п.) выражается через пластическое движение, визуальный ряд и работу цвета.

Научный дискурс ставит границы осмысления норм тела и его поведения; каталогизация, маркировка и медицинское вмешательство определяют систему иерархий. Художественное исследование Федотова-Федорова направлено на поиск нового языка, а точнее — иной визуальной эпистемологии, которая вбирает в себя множество (исключенных) живых форм/существ и не ограничивает тело репродуктивной функцией.

Видеоарт — одна из центральных форм экспозиции — проблематизирует идею потока, биологической телесности, ее объективации под надзором камеры, а в итоге ставит под вопрос и сами методы научного познания. Практика деколонизации тела становится тем самым светом, который животное может открыть человеку — невзирая на то, что человек продолжает мыслить и определять среду своего обитания в экономических и политических категориях, в контексте захвата, порабощения, использования тел и материй.

Илья Федотов-Федоров. Кадр из видео с выставки «Мотылек и летучая мышь летят на свет» в галерее Anna NovaИлья Федотов-Федоров. Кадр из видео с выставки «Мотылек и летучая мышь летят на свет» в галерее Anna Nova© Валерия Косякова

Чучела, нафталин, суровые стеклянные витрины, стеклянные глаза у чучел птиц, советский почерк в организации выставочного пространства и экскурсии для детей — обычно такой набор ассоциаций вызывает выставочное пространство Дарвиновского музея. Заповедная зона таксидермиста сообщает о колониальных амбициях человека: подчинение, изучение, рационализация природы. Но что, если посредством латентной интервенции внедрить в это пространство объекты, ставящие вопросы к логике старого музея?

С исследованием Федотова-Федорова перекликаются две московские выставки. Одна, под названием «Музей искусственной истории», проходит до 12 сентября в московском Дарвиновском музее. Экспозиция — результат работы совместной магистерской программы музея «Гараж» и НИУ ВШЭ — представляет собой проект совмещения в едином пространстве работ современных художников с экспонатами музея, некогда живыми, а теперь искусственными объектами естественно-научного интереса и исследования.

Зрителю предлагается музейный квест-путешествие по различным методам, причинам и принципам коллекционирования объектов искусства и (не)живых существ. Фикционально или фиктивно сконструированный музей предлагает включиться в режим игрового взаимодействия: в недалеком будущем нейросеть, созданная для сбора и обработки данных по биоинженерии и генетике, по случайной ошибке объединяет артефакты и живых существ. Таким образом музейное пространство переозначивается, целиком превращаясь в тотальную инсталляцию. Чучела лисиц — это чучела или арт-объект? Гигантская скелетоподобная маска, висящая под потолком, — что это: найденный антропологом предмет культа или инсталляция?

Маша Богораз. «Маска». 2019Маша Богораз. «Маска». 2019© ТВЦ MAKARONKA

Работы художников в кругу естественно-научных экспонатов странно смещают различия между принципиально разными объектами. Это соприсутствие апеллирует к логике формирования общего дискурсивного поля — к институциональным практикам отбора произведений, их экспонирования и классификации. За вычетом диспозитива каталогизации, задаваемого музейными практиками, обнаруживаются близость и общность между сферой искусства и средой биологических объектов.

Эти проблематики развивают работы Марии Симун и Ильи Федотова-Федорова, чьи короткометражки представлены в музейном кинозале. Фильм «Бабочка и летучая мышь убегают из сказки» Илья снял специально для выставки в фондах Дарвиновского музея. В этой видеоработе героем-реваншистом становится моль — гроза и враг фондов, уничтожающий объекты быстрее времени! Насекомых принято систематично изводить. Но что, если моль станет полноправным сотрудником музея, каким отчасти она и является?

Если в видеоинсталляции для галереи Anna Nova мотылек — образ гендерного перехода и внутривидовой толерантности, то история в Дарвиновском музее заставляет вспомнить нетерпимость по отношению к определенным видам. Человек нередко корректировал ход естественного отбора, превознося и сохраняя те виды, которые считал «красивыми», задвигая остальных на второй план или избавляясь от них вовсе. Аналогичную логику кьютизации (от англ. cute — «милый») можно экстраполировать и на выбор музейных объектов: какие картины, предметы искусства или естественного мира достойны экспонирования, а какие — нет? На каком основании?

Мириам Симун. Фрагмент из видео «Твоя потребность дышать — ложь». 2017–2020Мириам Симун. Фрагмент из видео «Твоя потребность дышать — ложь». 2017–2020© Мириам Симун

Принципы, на которых основана работа «классических» музейных институций, формировались параллельно с колониальными установками европоцентристской культуры и отражали установки более глобального уровня, связанные с государством и его принципами сегрегации объектов и тел. Поэтому, на мой взгляд, выставочные проекты, основанные на исследовании взаимосвязи мира людей и естественного мира за счет приема остранения (как в «Холстомере» Льва Толстого), делают более видимыми и структуры социальных конфликтов, и степень отчужденности человека от экосистемы. Образ «природы», взирающий на нас со страниц учебников по биологии, с пейзажей и натюрмортов, с витрин музеев, приобрел черты выхолощенной одомашненности, прирученности, исследованности. «Странность» и «дикость» мира природы, лежащего за границами повседневного зрительского опыта, указывают на Другого, которому причастен человек, являясь биологическим существом. Художественные высказывания в этом случае могут стать опытом майевтики обнаружения природы инаковости.

Ксения Кадрова. Из серии «Зоофиты». 2021Ксения Кадрова. Из серии «Зоофиты». 2021© Ксения Кадрова

Третий ракурс темы — выставка «Жуки и гусеницы. Насекомая культура 1920-х — 1940-х», которая до 10 октября работает в московской галерее «На Шаболовке». Здесь поиск Другого, живого и животного, осуществляется не только (и не столько) как практика осмысления инаковости (полноценно и исчерпывающе продемонстрированная и раскрытая экспозициями Дарвиновского музея и питерской галереи), но и как алгоритм обнаружения, дефиниции и номинации этой самой инаковости в статусе супостата, компромисс и мир с которым оказываются невозможны уже принципиально.

Н. Первухин. Плакат «Где вошь, там тиф и смерть». Тверь: Губотздрав. 1920Н. Первухин. Плакат «Где вошь, там тиф и смерть». Тверь: Губотздрав. 1920© РГБ

Пропагандистский аппарат и сатира в разные эпохи использовали образы животных и насекомых в визуальной политической риторике: агитках и агитациях, плакатах и ободряющих речах, карикатурах и социальной рекламе — особенно интенсивно в период между Первой и Второй мировыми войнами. В модернизме природный мир номинируется и стигматизируется как враждебный, маргинальный, инаковый, другой: он должен быть сломлен, подчинен и побежден ради культуры и будущего человека. Проекция на человека образов природного и естественного как негативного, враждебного и маргинального предполагала выявление зоны инаковости в каждом гражданине и каждой гражданке, зачистку и аннигиляцию этой зоны. Несмотря на камерность, выставка разносторонне представляет образы насекомых в раннесоветских пропаганде и графике — от газет, журналов и плаката до книжных иллюстраций — и заставляет удивиться тому размаху, с которым дискурс власти и культуры репрессировал природную среду, а вослед за ней и ее нерадивое чадо — человека.

© Валерия Косякова

На новой волне нынешней пандемии все три выставки актуализируют темы границ и ограничений. Они исследуют живое и животное в разных ракурсах и оптиках, с разными теоретическими предпосылками, но всегда — как предмет колонизации и репрессии, будь то эксплуатация человеком человека, животного либо природных ресурсов — или использование образа насекомого или животного в качестве аллегории, метафоры, символа. Биологическое становится ресурсом для экономики, политики, идеологии, научного дискурса, окончательно подчиняясь логике больших нарративов и Просвещения. Можно ли сказать, что такая практика системной эксплуатации живого или животного одновременно эмансипирует его, неминуемо приближая и преодоление отчужденности, и возможность принятия инаковости миром и обществом?


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20242563
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20243449
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202411062
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202417647
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202421833
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202427158
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202427965