Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20243843В Еврейском музее и центре толерантности открывается первая часть выставки «До востребования. Коллекции русского авангарда из региональных музеев». Ее куратор, искусствовед, редактор-составитель Энциклопедии русского авангарда и глава Центра авангарда Андрей Сарабьянов рассказал COLTA.RU о проекте.
— На выставке вы обещаете показать, с одной стороны, «признанных классиков», а с другой, «не столь известных мастеров». Какой все-таки был принцип отбора?
— Будет 107 картин, 60 авторов. Изначально мы хотели показать неизвестные вещи известных художников или вообще что-то неизвестных художников. Но, когда началась работа, стало понятно, что одними неизвестными художниками нам не обойтись — ну как авангард без Малевича, Кандинского, Ларионова, Гончаровой? Это, конечно, не авангард. Поэтому пришлось взять и этих художников, но мы старались выбирать те вещи, которые менее знакомы широкой публике. Все они, конечно, известны специалистам, но мало путешествовали по выставкам, особенно в России. Поэтому получилась вот такая сборная солянка.
— Если взглянуть на список музеев, откуда взяты работы, видно, что среди прочих выбраны города, чьи названия не так часто можно услышать.
— Среди выбранных музеев есть и очень известные, такие, как Саратовский художественный музей и Астраханская картинная галерея. Они постоянно участвуют в международных выставках. Но есть музеи и менее известные, например, Тотемский краеведческий музей. По-моему, он во второй раз участвует в выставках авангарда.
— Это тоже было частью задумки — обратиться к малоизвестным собраниям?
— Просто я очень давно попал в этот музей и нашел там несколько картин, которые мне очень хотелось выставить. Эти работы вообще практически никому не известны. Не поделиться ими с публикой было бы невозможно. Нам дали три работы. Одна из них — двусторонняя картина Наталии Гончаровой. Очень интересная вещь, ранняя — 1905 года. Потом, есть работа Бориса Такке, малоизвестного художника, члена «Бубнового валета». И одна работа Алексея Грищенко, которого больше знают на Украине, потому что он в основном там жил и работал. Он был отдельным, самостоятельным художником, не принадлежал ни к каким направлениям.
Еще один такой музей — Чувашский государственный художественный музей в Чебоксарах. Из него на выставку попали две работы Алексея Кокеля, который тоже достаточно малоизвестный художник. Он был членом петербургского «Союза молодежи», а потом уехал в Харьков и от авангарда ушел абсолютно — стал соцреалистом, преподавал всю жизнь. За то, что он несколько лет в авангардных манерах работал, мы его включили в выставку. В этом же музее — очень интересная работа Роберта Фалька, тоже двусторонняя. На главной стороне — женский портрет 1944 года, а на обороте — пейзаж 1910 года, который мы и выставляем, поскольку он практически неизвестен.
Ну как авангард без Малевича, Кандинского, Ларионова, Гончаровой? Это, конечно, не авангард.
— Многие российские региональные музеи обладают действительно богатыми коллекциями, потому что в советское время были распределения или на местах работали персонажи вроде Ромуальда Войцика, которые «выбивали» в свои музеи интересные работы. Все это сохраняется, везде написано, что они гордятся этим наследием. Но на практике местным жителям или гостям этих городов увидеть большинство этих работ в музеях невозможно. В основном они отправляются на выставки в столицу или за границу либо лежат в запасниках, а в музеях показываются выставки местного союза художников или что-то коммерческое. При этом одновременно музеями продается сувенирная продукция — например, кружки с супрематической композицией Малевича из коллекции. А самого Малевича как бы и нет.
— Вы знаете, тут все зависит от музея. Есть музеи, где другая ситуация, где директора говорили нам: вот эти вещи я вам не дам, потому что они в экспозиции и мы не собираемся ради какой-то там выставки ее нарушать. У меня очень хорошие, дружественные отношения и с директором, и с сотрудниками музея в Астрахани — но они сразу сказали: дружба дружбой, но не просите то-то, то-то и то-то. Я, конечно, выпросил кое-что, но все равно они мне отказали, и я не в обиде, потому что понимаю, что это в экспозиции. В Саратове, в Иванове — то же самое. Я был поражен экспозицией в Иванове, она просто очень хорошая — два зала авангарда.
Так что не все музеи такие. Я думаю, что Самарский областной художественный музей такой же. Мы с ним еще мало работали, так как он нам будет нужен на втором этапе проекта. А Екатеринбургский музей изобразительных искусств нам отказал вообще, ни одной картины не дал, но оправдание было такое, что у них сейчас ремонт и всю коллекцию отправили на выставку в Будапешт. Музеи можно понять, они должны зарабатывать. У них денег нет — государство дает очень мало. Не только дает мало, но и часто лишает: вот недавно лишили их охранных возможностей, теперь им приходится за свои деньги нанимать охрану.
— Вы не думали об обратном движении из Москвы в регионы, не думали сделать такое алаверды этим музеям?
— Я, конечно, о таком бы мечтал, но в данном случае не обладаю властью. Это зависит от музейных работников и, в частности, от Еврейского музея — если они захотят, найдут деньги, чтобы устроить такой тур по российским городам, это было бы очень здорово. Конечно, это надо бы сделать.
Кстати говоря, региональные музеи довольно часто организуют такие проекты. Объединяются, скажем, два-три музея и делают общую выставку, которая едет по Волге из одного музея во второй, в третий, в четвертый... Так что они сами выполняют такую функцию.
— Существует понятие «русский авангард», которое сейчас подвергается мощной критике, собственно, из-за слова «русский»...
— Да, неполиткорректно.
— Не пришло ли время как-то переформулировать это определение?
— На мой взгляд, нет. И надеюсь, что оно никогда не придет. С этой проблемой я столкнулся, когда мы делали Энциклопедию русского авангарда. Я ждал, что кто-нибудь будет недоволен, что мы включили в книгу с таким названием художников из Закавказья, Украины, Прибалтики. Я этого боялся. И у меня с моим коллегой-составителем (Василием Ракитиным. — Ред.) была идея дать в виде вступительной иллюстрации карту Российской империи, а на последней странице — карту Советской России и таким образом показать, что это были две империи, в рамках которых в ряде городов были центры авангарда. Потом мы чисто визуально отказались от этой идеи, но во вступлении я написал, что именно в этом дело: мы признаем легитимность украинского, грузинского и прибалтийского авангарда, но все это было на территории России. И тогда ни у кого не было таких идей — отнести что-то к себе. Это все появилось в последние годы, когда распался Советский Союз, когда стали делить Малевича — польский он, украинский или русский. Но, мне кажется, эта проблема скорее политическая.
Лично я в словосочетании «русский авангард» не вижу никакого национального приоритета.
— Есть еще момент, что многие из этих художников не считали важным определять себя через национальную принадлежность. И для них их искусство было явлением интернациональным — в таком даже немного утопическом ключе.
— Но называть русский авангард просто авангардом — это все-таки путаница. Авангард был и в Европе, но там, правда, в этом смысле более четкое определение. Там это все входит в modern art. Нет, конечно, понятия «французский авангард», но есть французский кубизм, есть итальянский футуризм. Это совершенно легитимные понятия. И на этом фоне русский авангард выглядит тоже вполне легитимно, тем более что как художественное явление это особый случай. Я уже много об этом говорил: русские художники много и постоянно черпали на Западе и создавали из этого что-то свое, особенное, новое. За эти два с половиной — три десятилетия, когда существовал русский авангард, они прошли ту эволюцию, которую европейское искусство проходило за гораздо более долгие годы. Это тоже такая особость русская, так что пусть авангард будет все же русским тогда.
А дискуссии пускай ведутся. Если что-то другое, более адекватное, придумают, очень хорошо. Лично я в словосочетании «русский авангард» не вижу никакого национального приоритета: «наше русское и только наше русское». Я бы с удовольствием добавил «русский (интернациональный) авангард» — чтобы было понятно, что не мы такие патриоты и гордимся этим, а что это явление разворачивалось на почве России, оттого и русское. Словосочетание «российский авангард» звучит как-то глупо. А «советский авангард» — это вообще нонсенс и издевательство, потому что советская власть с авангардом боролась и душила его всячески.
Вообще термин «авангард» относительно новый, он стал широко употребляться где-то в 1950-е годы. А уж сами художники никогда себя авангардистами не называли и, думаю, посмеялись бы над этим словом.
— В организации этой выставки принимали участие Еврейский музей, РОСИЗО и 19 региональных музеев. Без Еврейского музея, который является в данном проекте локомотивом и зацепляет, как вагоны, все остальные институции, возможно было бы собрать эту выставку?
— Не думаю.
— Вообще существует сейчас возможность только силами государственных институций собрать такого масштаба выставку авангарда?
— Яркий пример того, что это невозможно, — это прошлый год, когда Третьяковская галерея не смогла, к сожалению, сделать выставки Малевича к столетию «Черного квадрата» и супрематизма, а Фонд Бейелера в Швейцарии — смог. В России таких частных фондов нет, на это не принято тратить деньги.
— Я спрашиваю, поскольку государство использует Малевича, например, равно как и матрешки с иконами, как такой образ России, но денег на это особо не дает. Изменилось ли отношение у чиновников от культуры к авангарду?
— Меня, честно говоря, абсолютно не волнует отношение чиновников к русскому авангарду. Сегодня чиновники есть — завтра их нет, а авангард уже никуда не денется.
— А ваша выставка сможет как-то изменить отношение к авангарду?
— Я не надеюсь, что наша выставка сможет изменить точку зрения Министерства культуры. А на зрителей она, конечно, произведет впечатление, потому что в России я подобных выставок не припомню. В Третьяковке и Русском музее были большие выставки авангарда, но они были в основном собраны из собственных фондов этих музеев, ну, чуть-чуть привозили из других музеев. Разве что в ГТГ выставку Гончаровой собрали из нескольких музеев, но и то там преобладало их собственное собрание. А у нас тут 19 музеев, и нельзя сказать, что кто-то преобладает. Работы набрали исключительно из интересов выставки, а не каких-то других.
— Правильно ли я понимаю, что раньше похожим образом сконструированные выставки исключительно вывозились за рубеж?
— Да, до России это не доходило никогда. Началось все в конце 1980-х годов, когда РОСИЗО получило разрешение вывозить такие выставки. Все они назывались «Искусство и революция», и этот, один и тот же, набор картин ездил в Японию, Венгрию, Аргентину и дальше по всему миру. Вот есть картина Ольги Розановой «Бубновая дама» из Нижегородского музея. За последние годы она 23 раза была на заграничных выставках, а в России, в том числе в музее, ее никто и не видел. Как я уже сказал, не во всех музеях так, но во многих — такая ситуация.
— Были проблемы в коммуникации с музеями? Кто-то отказался сотрудничать?
— Я глубоко убежден в том, что тут очень важную роль играют личные отношения. Я начал ездить по музеям с конца 1980-х годов, поэтому я знаком с сотрудниками, директорами. И, естественно, когда мы готовили энциклопедию, также связывались со всеми этими музеями, они давали нам право публиковать картинки, а мы все это официально оформили, заплатили за это деньги. Отношения уже были нормальными. И на этой инерции к нам хорошо отнеслись в музеях. Ведь не во всех городах даже знают, что такое Еврейский музей и центр толерантности. Просто не знают — не были в Москве, не интересовались.
А про тех, кто отказался, — про Екатеринбург я рассказал; кто-то не смог, потому что у них эти работы в требующем сильного реставрационного вмешательства виде и их нельзя перевозить. Но, кстати говоря, реставрацию некоторых вещей Еврейский музей взял на себя, и это вошло в контракт — отреставрировали десяток картин.
— Вы издаете каталог к выставке?
— Да, довольно большой каталог: все картинки в полосу с довольно подробными сведениями об их поступлении и происхождении, статьи о восьми музейных собраниях, которые наибольшее количество работ дали на выставку, и биографии всех художников, тем более сюда на выставку попали пять художников, не вошедших в энциклопедию. То есть, пока мы готовили выставку, случились открытия.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20243843Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20245334Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202412133Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202418650Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202419305Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422039Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202422804Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202427915Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428108Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202428750