15 апреля 2015Colta Specials
320

Домашнее насилие: шесть шагов к выходу

Куда бежать, с кем советоваться, как грамотно составить заявление в суд? Объясняет Белла Рапопорт

текст: Белла Рапопорт
Detailed_picture© Анастасия Руденко

Моя колонка «Обыкновенный сексизм», вышедшая около двух недель назад, породила явление, с чьей-то легкой руки названное «телочкогейт»: днями и ночами во всех медиа, включая и социальные сети, обсуждалось, как все-таки можно и нельзя называть женщин и почему. Хотя большинство читателей постаралось свести проблему к самому слову «телочки», важное все-таки случилось: о положении женщин, о котором я писала не раз и не два, наконец заговорили все. В том числе перестали молчать и сами женщины. Опубликованная через несколько дней после моего текста статья Анны Жавнерович «Твое истинное лицо» о том, как девушку жестоко избил бойфренд, вытащила наружу сразу несколько сюжетов. Во-первых, история Анны опровергла популярный во всех стратах общества тезис, что домашнее насилие — удел каких-то мифических людей другого круга. Во-вторых, комментарии женщин к рассказу Анны (и личные сообщения, которые ей стали присылать, — о них она рассказала в интервью «Афише») дали возможность увидеть, что насилие — не какие-то штучные инциденты, изредка попадающие в фокус общественного внимания, не редкие сюжеты криминальной хроники (в случаях совсем уже кровавых) или светские сплетни, а системное явление. Самая настоящая беда, от которой страдает значительная часть наших сограждан и от которой ни общество, ни государство их не защищает.

Некоторые комментаторы предлагали переломать обидчику Анны ноги или сотворить с ним что-нибудь похуже. Сама Жавнерович при этом настаивает на том, что обидчик должен быть наказан правовыми средствами, и я не могу ее в этом не поддерживать. Суды Линча не выведут нас из парадигмы, в которой насилие — единственный способ взаимодействовать с окружающими. Такая парадигма предполагает право всех людей осуществлять это насилие по собственному желанию — например, избивать женщин. Кроме того, государство, которому мы платим налоги, должно работать на нас и защищать нас, а наша задача как представителей гражданского общества — сделать так, чтобы оно это делало. Сейчас, когда закона о противодействии домашнему насилию в России попросту нет, женщинам очень нелегко воспользоваться своим правом на защиту: в финале статьи Жавнерович был предъявлен скан постановления об отказе в возбуждении уголовного дела. Это стандартная ситуация, так происходит практически всегда. Кроме того, поскольку о необходимости термина «домашнее насилие» до сих пор ведутся споры, соответствующая статистика не ведется: раньше ее можно было высчитать вручную, используя данные МВД (пол убийцы и место убийства — дом, квартира), а сейчас пол убийц указываться перестал. Единственный вариант — зайти на сайты следственных комитетов и опять же вручную, по описаниям случаев, вычислять, как и от чего погибают женщины.

  • Где искать помощи

Помощь женщинам предлагают государственные и негосударственные организации — кризисные центры. Разница между ними в подходе. Государственные учреждения не направлены на помощь женщинам, оказавшимся в кризисной ситуации, это социальные службы помощи семье и детям. Они в соответствии с политикой государства, направленной на сохранение семьи и повышение рождаемости, занимаются в основном профилактикой абортов и попытками помирить женщин с мужьями. Категория пострадавших от семейного насилия для государства не существует, есть категория «в трудной жизненной ситуации», и туда входит множество групп клиентов, в том числе ВИЧ-позитивные женщины.

В негосударственные, общественные, кризисные центры можно позвонить и получить комплексную социальную, психологическую и юридическую поддержку, консультацию и помощь в принятии решений. Но только немногие оставшиеся кризисные центры для женщин могут обеспечить полноценное социальное сопровождение пострадавших при обращении в полицию и суды.

От недофинансирования страдают и те, и другие организации, но негосударственные, имеющие статус НКО, еще и сталкиваются с постоянными проверками и другими препятствиями со стороны государства. Большая их часть сейчас и вовсе закрывается из-за безденежья: например, старейший и единственный московский центр «Сестры», помогавший пережившим сексуальное насилие, может в ближайшее время прекратить работу. Самостоятельно раздобыть информацию о том, куда и как податься в ситуации, связанной с насилием, очень нелегко, телефоны районных убежищ государственных центров в открытом доступе найти трудно, списки немногочисленных кризисных центров, особенно региональных, — тоже. Если необходимо срочно спрятаться от насильника, женщинам приходится рассчитывать только на себя или своих близких: НКО не могут себе позволить содержать убежища (и из-за отсутствия финансирования, и из-за непрерывных проверок), а убежища при государственных центрах не рассчитаны на мгновенную помощь, которая часто бывает необходима в случае, когда вам угрожают убийством. Во-первых, в них можно попасть только при наличии прописки, справок и направлений от тех же центров помощи семьям, а во-вторых — там никогда нет свободных мест (пустующее койко-место портит отчетность, поэтому предпочтение отдается женщинам, живущим в убежищах подолгу). Специальной психологической помощи для переживших или переживающих насилие вне пределов кризисных центров, естественно, тоже нет: существуют коммерческие психологические центры, обслуживающие всех желающих, но множество женщин не располагают ни временными, ни материальными ресурсами, чтобы этим заниматься. Кроме того, большинство российских психологов транслируют вредный дискурс так называемой женской мудрости. То есть, по сути, мало чем отличаются от «доброжелательных» родственников и друзей, мешающих женщинам осознать, что они попали в ситуацию насилия, и сваливающих на них вину за происходящее.

О том, почему так происходит и что вообще делать в ситуациях домашнего насилия, я расспросила адвоката Валентину Фролову и кандидата психологических наук, основательницу кризисного центра для женщин в Петербурге Наталию Ходыреву.

  • Шаг первый: травмпункт

Итак, первый этап: вы подверглись физическому насилию со стороны близкого человека. Это могут быть: толчок, вследствие которого можно удариться о стену или мебель, попытки удушения, удар по лицу, другие удары, которые не оставляют видимых следов, но могут причинить серьезные внутренние повреждения, — например, в живот. Вам необходимо получить качественную медицинскую помощь. Как бы это ни было тяжело морально и физически, обратиться в травмпункт следует обязательно, и это нужно сделать как можно скорее.

В травмпункте нужно не просто зафиксировать все повреждения, но и настоять на том, чтобы указали, что их нанес близкий вам человек. Показать, как бы это ни было стыдно и неловко, нужно любые повреждения: синяки на внутренней стороне бедер и тому подобное. Нужно следить за тем, чтобы травматолог записывал все повреждения максимально разборчиво, точно описывал их положение и размер и не использовал при их описании метафор. Если в силу понятных причин вам страшно называть имя насильника, то можно обозначить его как «знакомого», а конкретизировать потом в полиции. Если это не сделать и сослаться на бытовые причины («упала с лестницы»), то впоследствии в суде объяснить иное происхождение травмы будет крайне сложно, и эти противоречия могут сыграть существенную негативную роль в уголовном процессе. Кроме того, при сообщении сотрудникам медицинского учреждения о том, что травма — результат побоев, в полицию автоматически отправляется телефонограмма и начинается процедура проверки. Вас должны найти по адресу, который вы сообщили в травмпункте, и вызвать в полицию, чтобы расспросить о случившемся.

Валентина Фролова

Если вас избил ваш партнер (муж, бойфренд, сожитель), прежде всего нужно обратиться на телефон доверия кризисного центра, так как вопрос вашей безопасности — самый важный. Консультанты по телефону помогут разобрать ситуацию, попробуют оценить риски и проинформируют о возможности защиты ваших прав в суде. Проконсультируют по поводу ресурсов, которые есть в вашем регионе: это психологическая, социальная, юридическая помощь.

  • Шаг второй: заявление

Вызова из полиции дожидаться не обязательно, потому что его может не быть. Подать заявление можно в любом ближайшем отделении. Важно знать, что дежурные участковые обязаны принять заявление у любого человека, и, если они будут пытаться отослать вас, например, по месту прописки, настаивать на своем. Есть несколько форм заявлений, в том числе «Обращения граждан» и «Заявление о преступлении». С жалобой подобного рода стоит писать именно «Заявление о преступлении», чтобы оно было занесено в нужную книгу — «Книгу учета сообщений о преступлениях». Следует быть готовой к даче объяснений: либо одновременно с подачей заявления, либо позже, по вызову. Здесь нужно повторить содержание своего заявления, но по возможности рассказывать более подробно: например, о систематическом характере насилия (о предыдущих эпизодах физического насилия, о контроле, об угрозах вам лично, детям или даже домашнему животному) и о предыдущих обращениях в полицию или травмпункт, если они были. Рассказ должен быть насыщен деталями: даты, время, характер избиений — как, куда и как сильно. Если не вспомнить дату и время хотя бы примерно, полицейские заставят сидеть и вспоминать, пока вы им хоть что-то не назовете. После этого, получив талончик с номером заявления, ждите, пока сообщение рассмотрят.

Валентина Фролова

УПК предусматривает, что сообщение о преступлении должно быть рассмотрено в период до трех суток, и в этот период должен быть решен вопрос о заведении уголовного дела. Однако если требуется проведение экспертиз, исследований и других процессуальных действий, то этот срок может быть продлен до 30 суток. Вне зависимости от реальной необходимости рассмотрение заявления чаще всего продлевают.

Наталия Ходырева

Если есть возможность, то нужно фиксировать все, каждый случай избиения, записать на диктофон угрозы. Попробовать вспомнить и найти свидетелей, которые готовы прийти в суд и выступить на вашей стороне (это могут быть родственники, коллеги, соседи). Все это необходимо правильно описать — в соответствии с образцами заявлений, чтобы эти материалы могли быть приобщены к делу. В идеале в полиции должны проинформировать о том, как и что вам следует делать. Должны быть доступны образцы и пособия, как правильно оформлять документы. Зайдите в полицию и попробуйте найти эти образцы. Нужно быть очень дотошной, если вы хотите защитить себя правовым способом. В наших госорганах принято пользоваться тем, что люди ничего не знают о своих правах. Об этапах рассмотрения заявления вас информировать не будут, поэтому необходимо отслеживать процесс самостоятельно.

Полиция в принципе не хочет что-либо делать по таким делам, поэтому все ваши доказательства и улики они могут просто потерять. Если насильник обратится в полицию или травмпункт с предложением дело не открывать, то улики, справку или медицинскую запись скорее всего «потеряют» — коррупция. Поэтому всегда лучше получить копии всех документов. Все эти этапы — борьба с системой за то, чтобы она работала. Но если человек травмирован, как бывают травмированы женщины, подвергшиеся насилию, то бывает достаточно одной фразы, сказанной ей в учреждении. Фразы, после которой она развернется и просто уйдет.

  • Шаг третий: частное обвинение

Если повреждения незначительные (а незначительными признаются и повреждения вроде тех, что были у Анны Жавнерович, — когда на лице живого места нет), то эти дела относятся к делам частного обвинения. Частное обвинение — это такой вид уголовного процесса, который практикуется по наименее значительным делам. Туда принято относить большинство дел по домашнему насилию. В этих случаях полиция будет стараться вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, как это произошло с Анной. Тогда нужно идти на участок мирового судьи и писать заявление о возбуждении уголовного дела частного обвинения. К слову, статус частного обвинения значит также и то, что потерпевшая должна все делать сама. Сама должна написать заявление, сама принести его в суд, добиться его принятия, найти свидетелей, допросить их, способствовать назначению экспертизы, доказать виновность обвиняемого. Все, что в публичных уголовных процессах делают прокурор и полиция, в таком процессе приходится делать самой потерпевшей — травмированной физически и психологически женщине, которая находится под постоянной угрозой получения новых побоев или даже гибели.

Наталия Ходырева

В России по делам домашнего насилия в последние годы сложилась практика замирения. Судьи отчитываются, сколько они мировых соглашений нашлепали. Поэтому в суде стараются помирить семьи, даже если обвиняемый совершал инцест. В Республике Коми коллеги из кризисных центров внесли предложение запретить мировое соглашение в семьях, где есть насилие. Ведь убивают буквально направо и налево: их помирили, а они пошли и убили друг друга. У нас же и в полиции, и в суде на женщину давят, чтобы она забрала заявление и помирилась с мужем. Но это же не изменит поведение мужа! Для профилактики убийств в ситуации партнерского насилия пару необходимо сепарировать. Например, вся Швеция покрыта убежищами: в каждом городишке на муниципальные средства построены убежища, в которых женщины могут находиться в безопасности. Когда они приходят в себя, шведское государство предоставляет им собственное муниципальное жилье. В России же женщин обвиняют в том, что они хотят отделиться от мужа и еще жилье получить. А ведь это нормальное желание — спасти свою жизнь и жизнь своих детей.

Валентина Фролова

Считается, что насилие в семье — не настолько значимое преступление, чтобы ради него запускать весь механизм: привлекать к работе полицейских, прокуроров. Избиение мужем в семье приравнивается к избиению незнакомым человеком на улице. Законом не признается повышенная общественная опасность таких преступлений, несмотря на то что женщина живет с насильником постоянно, зависит от него, видится с ним каждый день.

Пока дела о насилии в семье относятся к категории дел частного обвинения, женщины не смогут получить необходимый уровень защиты. Участие в уголовном деле в качестве частного обвинителя — очень сложный процесс. Пострадавшая должна самостоятельно написать и подать заявление, соответствующее всем процессуальным требованиям, пригласить и допросить свидетелей, ходатайствовать о проведении судебно-медицинской экспертизы. В условиях отсутствия доступа к бесплатной юридической помощи такое бремя для потерпевшей — в 99% случаев не являющейся профессиональным юристом — является непосильным. Ситуация осложняется тем, что потерпевшая обязана лично присутствовать на каждом судебном заседании, а значит — лично встречаться с подсудимым и подвергаться дальнейшему риску насилия. Ее неявка расценивается как отказ от обвинения, и дело прекращается.

Очевидно, что такой вид уголовного процесса совершенно несовместим с делами о насилии в семье и приносит больше вреда, чем пользы. Требуются законодательные изменения для признания того, что домашнее насилие — это преступление, обязательство расследовать которое берет на себя государство. Подготовленный на сегодняшний день проект закона предусматривает в том числе перевод уголовных дел о домашнем насилии из категории частного обвинения в категорию публичного. Публичный характер обвинения означает, что расследованием преступления займется полиция, а обвинять насильника в суде будет прокурор. Таким образом, с потерпевших будет снят непосильный груз.

  • Шаг четвертый: суд

Если уголовное дело возбудили, его скорее всего доведут-таки до суда. В зале суда допрашивают потерпевшую, затем допрашивают свидетелей с ее стороны. Потерпевшая ходатайствует о назначении экспертизы по ее медицинским документам. Экспертиза призвана определить тяжесть вреда, нанесенного здоровью женщины. Потом говорит сторона подсудимого: его свидетели, защита. Подсудимый никаких доказательств представлять не обязан, он, в принципе, не обязан даже говорить. Процесс может длиться довольно долго: 8—12 месяцев. На всех этапах процесса судьи по-прежнему будут пытаться помирить участников, пугать, например, истиц будущей судимостью мужа и отца детей. Учитывая, что в суд надо ходить два раза в месяц как на работу (если потерпевшая, она же частный обвинитель, не явилась на суд, это автоматически значит прекращение дела — по процессуальным законам считается, что она отказалась от ведения дела и никаких претензий больше не имеет), стороны процесса действительно часто мирятся. Но даже успешное завершение дела — на сегодняшний день скорее моральная поддержка для потерпевшей, чем реальное наказание для насильника: приговор может вылиться в штраф (3000 рублей) или исправительные работы (4 месяца условно). Так как охранные ордера действующим законодательством не предусмотрены, несмотря на победу в суде, потерпевшая по-прежнему остается беззащитной перед своим насильником. Он может продолжать оставаться с ней жить в одной квартире, преследовать, угрожать, нападать и даже убить.

Валентина Фролова

Сейчас к потерпевшим не применяется никаких защитных мер до или во время судебного процесса. К обвиняемому даже подписку о невыезде не всегда применяют. И он, и потерпевшая продолжают проживать дома. И пока дело рассматривается судом, она может быть избита и во второй, и в третий раз. Иногда потерпевшей удается переехать к знакомым или родственникам, в редком случае — получить место в убежище. Но во многих регионах убежищ вообще не существует, а там, где они есть, нередко высок порог доступа или очень небольшое количество мест. Не все убежища способны принять женщину с детьми, женщину с ВИЧ или инвалидностью.

На мой взгляд, одна из самых важных задач специального закона о защите от насилия в семье — решение вопроса безопасности пострадавших. Во-первых, женщины получат право обращаться за экстренными мерами обеспечения безопасности — так называемыми защитными предписаниями. В зависимости от конкретной ситуации агрессору может быть предписано не приближаться к пострадавшей на определенное расстояние, не преследовать ее, сдать оружие. Эта мера сегодня эффективно действует практически на всем постсоветском пространстве: на Украине, в Молдавии. Россия — одна из последних стран, которые не меняют законодательство в этой области. Во-вторых, закон предусматривает создание достаточного количества доступных убежищ для женщин, переживших насилие, во всех регионах страны. Вопрос безопасности — ключевой в делах о насилии в семье. Лишь оградив женщину от угрозы повторного насилия, мы можем говорить о дальнейшей защите ее прав и психологической реабилитации.

Наталия Ходырева

В сложившейся ситуации большую роль играют представления и мифы общества о насилии между близкими. Считается, что насилие совершается мужчинами против женщин, которые нарушают традиционные нормы поведения. Решения принимаются не в суде, а на уровне проверки. С сексуальным насилием то же самое: все очень плохо расследуется. Я помню чудовищные случаи, когда женщину насиловали, потом убивали, а оформлялось все это как смерть от заболевания.

Почему, если мы боремся за равенство, нужно защищать женщин дополнительно? Потому что, пока мы равенства не добились, приходится защищать наиболее уязвимых: детей, женщин, стариков. Традиционно женщины были в подчиненном положении, и многие из них до сих пор остаются зависимы экономически, многие очень бедные. Плюс принято считать, что женщина не должна выносить сор из избы. Вообще домашнее насилие — это такие преступления, где зависимость от насильника весьма разнообразна. Например, одна из важнейших экономических проблем — проблема жилья: когда негде жить и денег нет на жилье. Самое важное, что женщина чувствует ответственность за детей, за больных, за стариков. Это мешает ее социальной мобильности. Дети учатся, дети болеют, они могут быть совсем малыши. Это все создает серьезное неравенство. Опять же, в 80—90 процентах случаев именно мужчины являются инициаторами насилия. Они угрожают, они пугают, создают атмосферу страха. Много женщин хочет уйти, развестись, прекратить насильственные отношения, а мужчины их не пускают: они хотят продолжать контролировать этих женщин, даже когда отношения уже совсем отвратительны. Заканчивается это часто тем, что женщин убивают. Потому и создаются специальные законы, чтобы по первому подозрению о том, что есть насилие, была и реакция, и возможность предотвратить преступление, и реабилитация. Шведские полицейские мне рассказывали, что у них огромный бюджет уходит на то, чтобы чинить двери! Потому что они имеют право по вызову проникать в жилище, чтобы предотвратить убийство, а также фиксировать все происходящее на видео- и фотоаппаратуру. А когда через пару дней женщина приходит и говорит, что «все наврала», — по шведскому законодательству обратного пути нет. Но, к сожалению, тут встает вопрос о состоянии наших правоохранительных органов и предоставлении им дополнительных полномочий. Невозможно игнорировать реальность, в которой некоторые российские полицейские — сами преступники, сами людей пытают и насилуют. Системный кризис правоохранительной системы требует серьезных изменений в ней на всех уровнях. Без этих изменений невозможно повысить эффективность предотвращения насилия в семье.

  • Шаг в сторону: после суда или вместо суда

На данный момент до суда доводят дела только 10—15 процентов пострадавших. Если процесс прошел с нарушениями, можно обратиться в ЕСПЧ или другие международные инстанции (хотя самостоятельно, без юриста, это сделать невозможно), но, как правило, этим мало кто может заниматься. Кто-то вновь воссоединяется с обидчиком; для кого-то главная цель — унести ноги, и, если это получается, женщины с облегчением стараются забыть пережитый ужас и начинают жить новой жизнью. Если до суда дело не дошло или если суд не помог избавиться от насильника, единственный на сегодняшний день существующий вариант получить хоть какую-то помощь — это кризисные центры. Попробовать связаться с центрами в вашем регионе можно, проконсультировавшись по федеральной горячей линии национального центра по предотвращению насилия «Анна» — 8 (800) 7000 600. У них имеется постоянно обновляющаяся база такого рода учреждений по всей России. Региональная общественная организация «ИНГО. Кризисный центр для женщин», основанная Наталией Ходыревой, предоставляет психологическую, социальную и юридическую помощь жительницам Санкт-Петербурга и Ленобласти. Их телефон — 8 (812) 3273 000.

Валентина Фролова

Суть в том, чтобы получать эту помощь не после суда, а сразу после случая насилия. Судебный процесс может быть длительным, а реабилитация и защита женщине требуются немедленно.

Стоит обратиться на общероссийский телефон доверия для того, чтобы узнать, какие возможности есть в вашем регионе. Женщине порекомендуют общественные организации или социальные службы (так называемые центры социальной помощи семье и детям, которые работают в том числе с женщинами, находящимися в трудной жизненной ситуации). Здесь женщине могут оказать психологическую, социальную и юридическую помощь. Конечно, важно помнить, что есть определенные ограничения в объемах такой помощи. В некоторых регионах убежищ нет вообще. И, как правило, лишь общественные организации могут в некоторых случаях предоставить женщине бесплатного адвоката в уголовном деле, но и их ресурс очень невелик. А для реального разрешения ситуации семейного насилия требуются и безопасное место, и реабилитация, и юридическая помощь. Предоставить что-то одно недостаточно. Иначе женщина будет проходить психологическую реабилитацию, но каждый день возвращаться домой к насильственному партнеру. Едва ли в этом есть какой-то смысл.

Для того чтобы реально отделить насильника от потерпевшей, предоставить ей реабилитацию, нормальное убежище, всю необходимую социальную и юридическую поддержку, требуется специальный закон, предусматривающий возможность получения комплексной помощи в достаточном объеме. Пока же мы пытаемся заставить ехать старый велосипед, у которого оба колеса спущены. Он у нас вроде и есть, но почему-то до сих пор не он нас везет, а мы его тащим на себе.

Это будет не только закон о защите от насилия в семье, но и ряд других законов, изменяющих УПК и УК.


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320746
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325862