25 февраля 2020Академическая музыка
132

«Купил виолончель, месяца три играл на ней сам, а затем нашел педагога»

Жорди Саваль об Элвисе Пресли, «Капитанской дочке» и о том, как стал музыкантом

текст: Анна Андрушкевич
Detailed_picture© МКЗ «Зарядье»

Великий каталонец Жорди Саваль и его оркестр Le Concert des Nations привезли в московский зал «Зарядье» программу барочной музыки «Бури, грозы и морские празднества», составленную из сочинений Вивальди, Телемана, Рамо, Мэтью Локка и Жан-Фери Ребеля. Перед концертом с 78-летним гамбистом, дирижером и символом европейского аутентизма поговорила Анна Андрушкевич.

— В последнее время в ваших программах помимо старинной музыки появились уже и Бетховен, и Шуберт. Вы собираетесь двинуться дальше, к более позднему репертуару?

— Я думаю, что останусь в пределах XIX века. Если я буду жить достаточно долго, то в 2022 или 2023 году возьмусь за Торжественную мессу и «Фиделио» Бетховена, а потом, может быть, успею исполнить Берлиоза. У меня сейчас такой период, когда мне хочется глубоко заниматься музыкой героической, полной энергии.

— В «Зарядье» вы тоже исполните очень энергичную музыку. При этом она, в общем, иллюстративна, и поэтому временами ее называют поверхностной. Это ведь несправедливо?

— Абсолютно. Музыкальная живопись здесь почти в том же духе, что и в Пасторальной симфонии Бетховена. В ней далеко не только описание природы, она выражает чувства, а разве не в этом самая суть музыки? Кроме того, наша программа косвенно говорит о том, что мы в ответе за этот мир, он должен быть в заботливых руках, и я считаю важным об этом напомнить.

— Вы приехали с оркестром Le Concert des Nations. Он появился в 1989 году — как именно это произошло?

— Мы репетировали «Canticum Beate Mariae Virgine» Шарпантье в Версале. На самом деле мы тогда были никаким не оркестром, а просто небольшой группой музыкантов, певцов и инструменталистов — человек, наверное, 12 или 14. Почти все были разных национальностей, хотя работали в Базеле или Версале. Настал момент, когда нам потребовалось какое-то название, а я в то время очень увлекся Купереном, его «Нациями». И вот я подумал: пусть мы будем «Концертом наций».

— Вы играли тогда на гамбе?

— Конечно.

— А вы помните, как впервые взяли в руки этот инструмент?

— О да. Это было, когда я закончил учиться на виолончели и меня вдруг пригласили участвовать в записи Виктории де лос Анхелес, великолепной певицы (сопрано). Им нужен был профессиональный музыкант, и они знали, что я хороший виолончелист. Меня спросили, не хочу ли я поиграть на гамбе, а мне это как раз было интересно. Я взял инструмент, и поначалу он звучал у меня весьма странно, но довольно быстро я сообразил, как на нем играть.

— Совсем сами сообразили?

— Ну да. Я сначала снял все лады, потому что они мне мешали, потом вернул их назад. Думаю, что и сегодня педагоги могли бы использовать этот метод.

— А как вообще начались ваши музыкальные занятия?

— Моя музыкальная эволюция началась, когда мне было шесть и я учился в католической школе. Я услышал хор мальчиков и сказал, что тоже хочу петь. Меня взяли, и я оставался там до 14 лет, так что мои первые представления о музыке, очень важные для меня, появились благодаря пению.

— Точно как у Телемана: «Пение — основа музыки во всех ее проявлениях»...

— Именно так, да. Потом у меня сломался голос, и я как-то растерялся. Я в то время был большим поклонником Элвиса Пресли и играл с друзьями на гитаре, на губной гармошке, на ударных — в общем, на любых инструментах. Однажды я пришел в консерваторию и застал там струнный ансамбль, который репетировал Реквием Моцарта. Это произвело на меня глубочайшее впечатление. Я подумал, что если музыка обладает такой силой, то я хотел бы стать музыкантом.

— И как вы поступили?

— Купил виолончель, месяца три играл на ней сам (мне кажется, у меня довольно быстро все получилось), а затем нашел педагога.

— Теперь все мечтают учиться у вас. Сегодня вы провели мастер-класс с солистами оркестра Pratum Integrum

— ...и сделал это с большим удовольствием! Когда люди музыкальны, с ними можно по-настоящему работать, заниматься деталями. Мне кажется, мы многое нашли сегодня — во фразировке, нюансах, артикуляции. Я вообще считаю, что качество исполнения — именно в том, как сделаны детали: здесь нет мелочей.

— Как вам думается, что сейчас интересного происходит в историческом исполнительстве в целом? В нем теперь много направлений, много новых имен.

— Сейчас действительно есть множество барочных музыкантов, и каждый пытается как можно лучше делать свое дело; среди них есть более талантливые, есть менее талантливые, это в порядке вещей. Меня тревожит то, что при этом власти, как правило, поддерживают большие симфонические оркестры, а не барочные ансамбли. Однако это раньше весь репертуар от барокко до Малера был уделом симфонических оркестров, а сейчас они почти не исполняют Баха и раннюю классику и никогда не играют, скажем, Монтеверди. Все это — вотчина оркестров на исторических инструментах, которые не получают никакой поддержки. И если нужны качественные барочные концерты, то такую ситуацию придется менять. Мои концерты стоят дорого — а могли бы стоить гораздо дешевле, если бы у нас была какая-то субсидия.

— Приятно, что вы снова согласились выступить в России.

— Мне нравятся Россия и здешние люди. У меня был период, когда я с русской культурой соприкоснулся очень тесно: в тринадцать лет я заболел тифом — опасно, вполне мог умереть. А потом я долго выздоравливал и все это время читал. У меня были Пушкин, Толстой, Достоевский и Гоголь. Гоголь великолепен! А Пушкин! Помню, с каким восторгом я впервые прочел «Капитанскую дочку»…


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320767
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325883