17 февраля 2020Академическая музыка
151

Сказка — ложь. Но без нее еще хуже

«Садко» Чернякова в Большом

текст: Екатерина Бирюкова
Detailed_picture© Дамир Юсупов / Большой театр

На Исторической сцене Большого театра состоялась главная премьера сезона — опера Римского-Корсакова «Садко» в постановке Дмитрия Чернякова. Самый знаменитый российский оперный режиссер не работал в главном театре страны с 2011 года (когда был «Руслан»), и вот наконец из дальних странствий он возвратился. И попал в раскаленную атмосферу ожидания чего-то эдакого, непривычного, провокативно-передового.

Билеты давно раскуплены, партер заполнен светским бомондом и театральной элитой, один из спектаклей премьерной серии (18 февраля) транслирует на весь мир канал Mezzo. Меж тем количество имеющихся на сцене кафтанов, сарафанов, искусственных русых кос, бород, ковшей, гуслей и невесомых бочек с гипотетическими древнерусскими крепкими напитками вызывает изумление. Конечно, нам сразу объяснили правила игры: это все понарошку, это ненастоящее, это такая специальная грубая цитата из Большой Русской Оперы. А на самом деле три человека, одетые как мы с вами, но зовущиеся Садко, Волхова и Любава, пришли в некий Парк исполнения желаний. Совершенно целомудренных, надо сказать.

Вот горит неоновая надпись над его входом, вот бегущая строка над сценой сообщает о переходах участников квеста от одного тематического павильона к другому — скажем, от новгородских хором к берегу Ильмень-озера. Невозмутимые рабочие сцены в форменной одежде на наших глазах перекатывают декорации, которые чуть маломерят, позволяя увидеть, как они крепятся, как освещаются, как позади них дисциплинированно ждут выхода или живут своей человеческой жизнью артисты, как вообще это все работает. Декорации не простые — они в трехмерном виде воспроизводят эскизы к предыдущим (осуществленным и нет) постановкам «Садко» авторства Аполлинария Васнецова, Константина Коровина, Ивана Билибина, Владимира Егорова, Николая Рериха и Федора Федоровского.

© Дамир Юсупов / Большой театр

Мы давно усвоили, что чудесам, сказке, мистике, неузнаваниям и всякому необъяснимому в спектаклях Чернякова места нет (так же плохо там с хеппи-эндами). Призрак Командора в «Дон Жуане» — специально нанятый актер, берендеи в «Снегурочке» — кружок любителей исторических реконструкций, Хозе приходит на психологический тренинг, чтобы под руководством аниматорши Кармен лечиться от пресной жизни, участники «Обручения в монастыре» хотят посредством разыгрывания спектакля справиться со своими зависимостями. Про это был и здешний «Руслан», в котором Финн и Наина заключали пари за спинами главных героев и проводили их сквозь постановочные испытания. В общем, к ролевым играм и всевозможным психологическим экспериментам, с помощью которых режиссер уже много лет сражается с оперной условностью, мы тоже привыкли. Даже слишком.

Но «Садко» очень уж глубоко утоплен в разнообразных мифах — о русском модерне и новгородской демократии, о маринизме потомственного морского офицера Римского-Корсакова и споре язычества с христианством, о греческом Орфее и вагнеровском Тангейзере. Вытянуть оттуда его невероятно тяжело, но Черняков за это берется и тянет-потянет. Прямо чувствуешь физическое сопротивление материала. В течение нескольких часов артист настойчиво убеждает себя и нас, что он, допустим, изображает не Садко, а лузера, изображающего Садко. Это почти невыполнимая задача: он переигрывает, слишком много размахивает руками и неубедительно смеется. А ведь ему еще надо петь одну из самых сложных партий тенорового репертуара. Эксперимент ставится не только над тремя героями, но и над всеми зрителями. В какой момент получится включиться и поверить в эту игру, перенастроить зрительскую оптику, схватить эмоцию и полететь вместе с прекрасной музыкой Римского-Корсакова? Какая химическая реакция должна для этого произойти на сцене и в зале? В общем, без мистики и необъяснимого все равно никак.

© Дамир Юсупов / Большой театр

Большой выпустил премьерную серию спектаклей с несколькими составами — кастинг солидный, местами звездный, труппа театра задействована минимально. Почти всю серию одна и та же отборная команда заморских гостей отвечает за самую хитовую часть оперы: Варяжский гость — Дмитрий Ульянов, Индейский гость — Алексей Неклюдов (предельно аккуратный, нежный, камерный вариант без жирности в звуке), Веденецкий гость — Андрей Жилиховский. Аплодисменты после выступления каждого из них не возбраняются, но, конечно, Черняков сделал все, чтобы максимально избавиться тут от гала-концертной атмосферы. Отважный контратенор Юрий Миненко, поющий гусляра Нежату вместо предполагаемого композитором мясистого женского контральто, знал, на что идет, — в спектаклях Чернякова ему уже приходилось перекрикивать оркестр XIX века в ролях Ратмира и Леля. И теперь ему еще долго придется привычно отбрыкиваться от противников такого режиссерского волюнтаризма. Любав в премьерной серии две: одна хорошая — Ксения Дудникова, вторая выдающаяся — Екатерина Семенчук. Ее плач по женскому счастью в последней, седьмой, картине — один из сильнейших моментов спектакля.

© Дамир Юсупов / Большой театр

Главных пар тоже две. Тут стоит сразу пояснить, что Садко, дважды женатый у Римского-Корсакова, у Чернякова, судя по всему, не женат ни разу. С Любавой его связывают какие-то несерьезные досадные обстоятельства. Волхова — другое дело. Она — греза, мечта, другая жизнь, невозможное счастье. Тут как раз нужна химия. И ядренее она оказалась во втором спектакле. В первом отлично пели опытный Нажмиддин Мавлянов и модельная красотка Аида Гарифуллина. Второй Садко — молодой сибиряк Иван Гынгазов, служащий в «Геликоне»: богатый голос, роскошные внешние данные, куча молодых сил, жеребеночье обаяние. Длинной жердью он зачарованно носится за своей Волховой — невысокой Надеждой Павловой, из которой — хочет она того или нет — проступает что-то ведьминское. Их очевидно захлестывает счастье во время столь же роскошно-избыточного шествия морских чудищ в павильоне подводного царства. Оно кружит им голову, пока оркестр под управлением еще одного молодого героя постановки — дирижера Тимура Зангиева эффектно гремит морской бурей. Оно в каком-то самом чистом, беспримесном виде наполняет всю огромную пустую сцену, когда декорации разъезжаются, морские чудища разбредаются, а эти двое до изнеможения бегают по кругу, расправив руки-крылья.

© Дамир Юсупов / Большой театр

Потом Павлова поет спящему Садко колыбельную — и это еще одно музыкальное откровение. Потом она одним выражением лица ставит точку в этом волнующем приключении, вывозит свой элегантный чемоданчик на колесах, переодевается из текучего рыбьего одеяния в трикотажный костюм и напоследок выводит вместо себя Любаву. Она возвращает Садко не к жене, а к реальности.

Финальное торжество — никакое не торжество, а отчаянная попытка проснувшегося Садко восстановить прекрасный сон, вспомнить все детали, пока они еще живы. В окружившей его толпе, поголовно одетой в костюмы рабочих сцены, он старается узнать недавних сказочных персонажей: на одного надевает бусы Индейского гостя, другому вручает гусли Нежаты, заставляет вывезти куски декораций из-за кулис. Вместо всех отвергнутых Черняковым мифов вокруг этой величественной, непонятной и почти забытой оперы вырастает другой — о театре, театральных декорациях, бутафории. Хор упоительно поет «Славу», Садко плачет об утраченных иллюзиях, Черняков признается в любви ко всей этой фанерной красоте.


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202319761
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325174