18 февраля 2022Кино
1921

Рут Бекерманн: «Нет борьбы в реальности. Она разворачивается в языковом пространстве. Это именно то, чего хочет неолиберализм»

Победительница берлинского Encounters рассказывает о диалектических отношениях с порнографическим текстом, который послужил основой ее экспериментальной работы «Мутценбахер»

текст: Анна Меликова
Detailed_picture© Maria Kracíková

На Берлинском фестивале в секции Encounters победил новый фильм австрийской режиссерки документального кино Рут Бекерманн. Это провокационная экспериментальная работа, в основе которой лежит порнографический текст «Жозефина Мутценбахер — История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой». Конечно, заглавие обманывает читателей и читательниц: история на самом деле рассказана не самой проституткой, а мужчиной. Изначально имя автора было неизвестно, но позже выяснилось, что это австрийский писатель Феликс Зальтен, который стал знаменитым благодаря детской книге «Бэмби». Главная героиня «Мутценбахер» — немолодая женщина, которая вспоминает о своем детстве и юности через призму сексуальности. Текст во многом состоит из изощренных описаний половых актов, при этом главной героине около 5 лет, когда она впервые сталкивается с мужским вожделением, и с 7 лет она ведет насыщенную сексуальную жизнь.

По объявлению в газете Рут Бекерманн объявила кастинг на фильм, основанный на известном порнографическом романе, и позвала мужчин в возрасте от 16 до 99 лет. Мужчины приходят на кастинг и видят пустое пространство с диваном. Им нужно сесть на диван и прочитать с выражением фрагмент из романа. Как они будут реагировать? Согласятся или нет? Вспомнят о том, как открыли для себя собственную сексуальность, или предпочтут промолчать? Испытают отвращение, возбуждение, стыд?

— Когда я узнала, что вы сняли документальный фильм, взяв за основу текст «Мутценбахер», я решила его прочесть и осилила примерно половину. Могу сказать, что это далось мне непросто. Добровольно, без дополнительного контекста, который создает ваш фильм, я бы никогда не стала читать эту книгу. Когда вы впервые столкнулись с этим текстом?

— Когда я была очень юна. Книга появилась в 1906 году. И многие поколения читали этот текст в довольно юном возрасте. Конечно, это связано с тем, что тогда не было того доступа к информации, который есть сейчас. Официально книга появилась только в 1969 году, но были подпольные издания. Я помню про издание, в котором было очень много опечаток. И мы находили такие издания, спрятанные в квартирах наших родителей или друзей. Эти книги циркулировали.

— Вы тогда дочитали текст до конца?

— Разумеется. И не один раз. Мы ведь не знали, как происходит половой акт. Нам было интересно. Это сейчас дети уже все знают из интернета, причем они-то видят картинки. А есть большая разница, читаешь ли ты порнографический текст или смотришь порно. Текст — это ведь фантазия.

— В Австрии роман известен примерно так же, как и текст Захер-Мазоха «Венера в мехах»?

— Гораздо больше. Сейчас уже всем известно, кто его написал, и интерес к нему упал. Но есть много венских песен о Мутценбахер. Это уже часть поп-культуры. Есть традиция венских песен, которые очень сексуализированы. Одна из этих песен звучит на финальных титрах фильма — «Бананы и лимоны». Ее поют австрийские художницы Вали Экспорт и Ингрид Винер. Это песня из начала 70-х, когда сексуальность вдруг стала свободной и как раз официально была опубликована эта книга. Это было огромное освобождение. Наконец можно было все читать и про все говорить. У сексуальности тоже есть своя история. Конечно, сегодня на это смотрят по-другому, но это тоже часть истории.

© Ruth Beckermann Filmproduktion

— У этого текста очень своеобразный язык. Я читала по-русски. И многих этих слов я не знала или никогда не слышала, чтобы их использовали применительно к гениталиям или к сексуальному акту.

— Неужели этот текст есть на русском?

— Да.

— Язык — интересный аспект этой книги. Там используются слова, которые я тоже не знала. Некоторые из них старомодны. Но часто они указывают на определенный социальный класс говорящего. Действие романа происходит в очень бедном венском районе, и с социологической точки зрения это очень реалистичная книга: здесь очень точно описаны жилищные условия бедных людей на стыке XIX и XX веков. Люди жили вместе в малюсеньких комнатах. Тогда было такое понятие, как Bettgeher, — это мужчина, который ночью работал официантом, а днем спал в квартире рабочих, которые работали днем, в свободной кровати. Bettgeher играют большую роль в этой книге: чужие мужчины, живущие в некоторых семьях, и днем у них есть время, чтобы заигрывать с женщинами.

— У вас в фильме есть сцены, где мужчины стоят в холле и вслед за вами произносят похабные фразы из текста. Они ведут себя как маленькие мальчики в детском саду. Этот язык превращает их в детей.

— Я использовала принцип поэта Эрнста Яндля: мы выделяли из текста отдельные слова или словосочетания и использовали их для «звуковых стихов» (Lautgedichte). Это была веселая, игровая ситуация — мы делаем сейчас то, что вообще-то делать нельзя. Была очень хорошая, расслабленная атмосфера.

— У меня было чувство, что этот текст — просто повод поговорить с мужчинами об их сексуальности. Они столько души вкладывают в это чтение. Как вы с ними работали?

— Нам прислали 150 резюме. Мы отобрали половину для сцен на диване и для хора примерно 100. Они присылали фото и информацию, кто они и чем занимаются. Некоторые думали, что это кастинг для секс-фильма, и они были готовы к тому, что работать придется не только с текстом. Мы снимали примерно неделю или десять дней, но очень интенсивно. Мы вообще не репетировали. Они просто входили, получали текст и читали его. И мне очень нравится, как они это делают. С самим текстом я работала примерно год: выбирала из него фрагменты, сокращала, проводила ресерч с германистами, социологами, историками, секс-работницами, феминистками, продюсерками феминистских порно. То есть я проделала большую работу, прежде чем придумала этот редуцированный концепт. Также я встречалась с писателем и филологом Освальдом Винером, который написал предисловие к первому официальному немецкому изданию и сделал глоссарий, где он объясняет венские выражения. Он умер несколько месяцев назад.

© Ruth Beckermann Filmproduktion

— То, как сделан этот фильм, можно сравнить с одним из ваших предыдущих фильмов — «Мечтатели» о Целане и Бахман. Есть текст, и есть люди, которые зачитывают этот текст, но не пытаются его играть. Но в «Мутценбахер» есть также маленькие сцены с импровизациями.

— Мне хотелось, чтобы мужчины задействовали свое тело и чтобы показали себя в другой, не только сидящей позиции. У мужчин часто проблемы с телесностью. Им сложно друг до друга дотронуться. Они боятся этого гораздо больше, чем женщины, которые могут обнимать друг друга и быть телесно ближе. Я хотела посмотреть, как ведут себя мужчины, если им нужно играть отношения. И для многих это было сложнее, чем прочитать откровенный текст.

— В конце фильма появляется информация, что в 2020 году вышло новое издание книги с историко-критическим предисловием. Это новое издание было толчком для создания фильма?

— Вообще нет. Это случайное совпадение. Я не знала, что планируется переиздание книги. Возможно, это просто витает в воздухе. Но вообще существует уже много германистов и феминисток, которые занимаются этим текстом и предлагают разные подходы к анализу. В Германии эта книга была до 2017 года в индексе запрещенных для подростков книг. Жаль, что в новом издании нет информации о том, как книга была принята в свое время, и о разных переводах. Вы знаете, когда книга появилась на русском?

— В 2003 году в издательстве «Институт социологии». Меня удивило, что книга вышла из этого индекса именно в 2017 году, то есть в год #MeToo. Ведь с точки зрения #MeToo и вообще феминизма эта книга весьма сомнительна…

— Я очень рада, что эта книга не попала из-за #MeToo больше ни в какие новые индексы. Если #MeToo зайдет так далеко, что начнут цензурировать книги, это будет ужасно. Я решила снимать этот фильм во время пандемии, когда многое нельзя было делать и между людьми не было телесных контактов. Этот фильм — как тест для нашего времени. Я хотела посмотреть, кто как реагирует на этот текст и на этот фильм: это исторический текст, к которому надо с сегодняшней позиции подбирать новое отношение, или он подпадает под cancel culture и его надо запретить?

— Книга написана от имени немолодой секс-работницы, которая вспоминает о своем детстве, точнее, исключительно о сексуальных аспектах своего детства. Но эту книгу написал мужчина. И это мужские фантазии о женщине. А вы, получается, выводите этот мужской голос из темноты и выставляет его наружу.

— Да, в этом и заключалась основная задумка. Я хотела, чтобы эту мужскую фантазию прочитали именно мужчины, и при этом хотела пронаблюдать, как они реагируют.

© Ruth Beckermann Filmproduktion

— Если представить обратную ситуацию, что режиссер-мужчина приглашает женщин сесть на диван и прочитать порнографический текст, — такой проект уже не может быть снят в наши дни.

— Но в жизни это продолжает происходить. Конечно, диван — это намеренное решение. С одной стороны, потому что до сих пор многие оперные певицы или актрисы «презентуют» себя на таких диванах перед мужчиной или перед несколькими мужчинами, а я хотела перевернуть эту ситуацию. С другой стороны, конечно, тут есть параллели с Зигмундом Фрейдом и с его кушеткой.

— Вы иногда заигрываете с этой иерархией и провоцируете мужчин: например, вы спрашиваете одного из них, был бы он готов заняться сексом с деревом, если бы вы того захотели.

— Да. Я надеюсь, что при этом я все-таки не слишком использовала свою власть. Но это игра. И мне она доставляла удовольствие. Особенно когда речь идет о ста мужчинах, которые делают то, что я хочу. Это было прекрасно (смеется).

— В секции «Панорама» этого года есть документальный фильм Нины Менкес «Brainwashed: Sex-Camera-Power». Это критика male gaze. Во многих фильмах, которые нам хорошо знакомы с детства, женщины показаны как объекты: специальное освещение, ракурс, позы, кадрирование. Для вас играет роль male или female gaze?

— Мне кажется, что у каждого человека есть свой собственный взгляд, на который повлияли его собственная история, его склонности, приоритеты. Нельзя всех поделить на мужчин и женщин. Я предпочитаю видеть не группы, а индивидуумов. Это мой взгляд. У другой женщины другой взгляд. Но конечно, есть распределение власти. И столетиями именно мужчина был тем, кто рисовал женщин, кто давал им роли, кто о них писал. Мужчина-режиссер, который работал с актрисой Мэй Уэст, должен был управлять сильной женщиной. А мужчина-режиссер, который работает с молодой неопытной актрисой, готовой сделать все, чего он хочет, — это совершенно другая ситуация. Нужно всегда видеть обе стороны. Как ведут себя некоторые женщины, чувствуя этот мужской взгляд на себе: противостоят ли они ему или же полностью подчиняются?

© Ruth Beckermann Filmproduktion

— Как вам кажется, в современном обществе стало больше или меньше табу?

— Табу изменяются. Я не сексолог, я не знаю, какие сейчас есть сексуальные табу. Конечно, педофилия табуирована и должна остаться табу. Сейчас об этом говорят. Раньше об этом не говорили. Инцест тоже табу. Но то, что появилось сегодня, — это табуирование в языке, как можно или нельзя что-то называть. Например, в некоторых старых книгах при переиздании заменяют Н-слово. Табуирование также происходит на уровне раскола населения. Я вижу, что есть группы, которые борются за свои права. Как например, гомосексуалы, трансвеститы и т.д. И эти группы борются между собой. Это снова борьба за власть. Трансвеститы против феминисток, эссенциалистские феминистки против экзистенциалистских феминисток. Для меня это проблематично. Мне кажется, это реакция на неолиберализм: все разрешено, и каждый борется только за себя. Солидарности нет. Нет борьбы в реальности. Все разворачивается в академическом или языковом пространстве. И это именно то, чего хочет неолиберализм: чтобы было как можно больше групп, которые не солидарны друг с другом, и как можно больше diversity, чтобы можно было им как можно больше продавать разных товаров. Меня это угнетает. Это отражается в cancel culture. Если даже на Хелен Миррен нападают из-за того, что она играет Голду Меир и при этом не еврейка и не из Израиля… Это уже такой абсурд. Если так пойдет дальше, в какой-то момент только трансвеститам будет разрешено снимать фильмы про трансвеститов, только черным — о черных. Это новая форма цензуры. Я не ожидала, что все зайдет так далеко.

— Один из мужчин в вашем фильме говорит, что он против этой книги, так как это выглядит как оправдание для мужчин. В книге написано, что маленькая девочка Пепи сама хочет заниматься сексом со всеми этими бесчисленными мужчинами. И то, что сейчас однозначно расценивается как харассмент и изнасилование, в книге показано как источник ее собственного удовольствия. Но нельзя забывать, что это написал мужчина, это его фантазия. В книге нет изнасилований мужчинами женщин (по крайней мере, до того момента, что я дочитала), но зато есть обратные ситуации. У Пепи есть друг, который не хочет с ней секса, так как он должен сексуально обслуживать сестер и мать, он рассказывает Пепи о своем травматическом опыте, а она при этом тянется к его члену и стимулирует его, хотя он просит ее остановиться. Как вам кажется, какова была цель написания этой книги?

— Целью была, конечно, порнография: возбудить мужчин и женщин. Эту книгу читало очень много женщин. И многие женщины, среди которых есть и феминистки, говорят, что эта книга в том числе про женское сексуальное желание. Конечно, это проекция мужчины. И мужчина из моего фильма, о котором вы упомянули, конечно, прав: если в книге написано, что женщины сами испытывают удовольствие, это оправдывает мужчину, который спит с этими женщинами. Но в этом тексте именно женщины постоянно разговаривают во время секса, и они занимают активную позицию, поэтому многие читательницы воспринимают этот текст как источник эмпауэрмента для женщин. Это очень субверсивный текст, который не так просто отнести к какой-то одной категории. И именно это меня интересовало.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202319753
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325168