16 мая 2019Кино
162

Back in the USSR

«Братство» Лунгина как почти идеальное кино 1989 года

текст: Гордей Петрик
Detailed_picture© WDSSPR

Афганистан, 1988 год. В центр военных действий едут двое разведчиков — гэбэшный полковник Дмитрич (Кирилл Пирогов в извечном амплуа лирического героя) и военный переводчик в джинсовке и солнцезащитных очках (Федор Лавров). Наткнувшись на группу русских военных, выясняющих отношения с местными, машина останавливается. В ходе дружеской беседы становится ясно, что у солдат в канистре запрятаны украденные у афганцев деньги (двести долларов!), а местные направляются продавать героин. Но полковник велит ехать дальше: «Пускай подзаработают напоследок». Война заканчивается. Скоро дембель. К границе движется последняя дивизия.

Следующая сцена — батальная. Все стреляют, камера мечется от затылка к затылку. Выжженные солнцем смерти афганские горы. Песок слепит камеру и глаза. Обожженный солдат истошно кричит: «Духи!» — и падает наземь. Война у Лунгина состоит вот из таких отдельных, частных лиц. Все тут руководствуются человеческим фактором и действуют по обстоятельствам. «Узбеку» (Евгений Сангаджиев) нужно отдать за невесту калым в две тысячи долларов, и он сдает моджахедам разведчиков в розыске. Потом разведчики под национальную музыку его убивают. На местном базаре — центр жизни в самом сердце военных действий — дерзкий эгоцентричный красавчик (Александр Кузнецов) и меланхолик с пубертатными усиками (Антон Момот) покупают телевизор и двухкассетник. Охочий до денег матерый прапор Абдусаламов (Ян Цапник) за миллион афгани продает врагам гранатомет — но, взяв деньги, не приносит товар. Потом, конечно, попадает во вражеский плен и обеспечивает остальным персонажам новые трудности. Русские пленные почтительно относятся к соотечественнику, принявшему ислам: тот полгода думал, как сбежать, а потом понял, что из афганского плена не убежишь, и начал сотрудничать (тем более если «духи» под предводительством благородного вождя Хашема учатся воевать по фадеевской «Молодой гвардии»). У нас братство, своих — даже самых поехавших — не бросают.

© WDSSPR

Офицеры решают, как вывести дивизию через перевал Саланг, контролируемый моджахедами. Пока Дмитрич пытается разрешать конфликты мирным путем (исторический контекст — у командования ОКСВА был договор о ненападении с Ахмадом Шахом Масудом), сверху все активнее требуют бомбардировок. Другой советник — уставший от войны афганский посол-афганофоб — назойливо вторит, что с соотечественниками нельзя по-хорошему. Генерал (Виталий Кищенко) с радостью бы продолжил бомбардировки — но в плен попал его сын, и приходится решать вопросы деликатно. Когда сына случайно убьет напуганный мальчик (еще один полноправный герой), Салангу, конечно, наступит конец. Ближе к финалу мальчика тоже случайно застрелит русский солдат, а уже в следующей сцене шурави будет пить и, плача, переслушивать «Все идет по плану» Летова (с неловкой паузой на месте «за∗бись») — якобы солдаты включали ее на магнитофоне во время баталий. Война подкрадывается к персонажам внезапно. Враги стреляют из-за угла. Камера вечно подрагивает. Воздушный десант высаживается не туда. Переворачиваются уазики, и горят кишлаки. Между не поделившими деньги русскими бушуют кровавые распри.

© WDSSPR

Раньше в фильмах Лунгина чувствовалась поза знатока русской жизни и русской души — иногда убедительная, иногда наоборот. В «Такси-блюзе», его режиссерском дебюте, два героя-антагониста — хозяйственный гегемон и крепко пьющий «сексофон» — надрывно учили друг друга правилам жизни. «Луна-парк» экспортировал в Европу звериный оскал ярмарочного «рашен», который сам себе страшен (европейцы не купились, хотя в Канны фильм и взяли). Следующая попытка измерить и понять Россию — «Линия жизни» и «Олигарх»: оба фильма говорили о 90-х с дистанции — сначала несколько брезгливой (из Франции), потом сладко-романтической (снова из России, уже начала нулевых). Высоколобые скетчи и гэги «Свадьбы» превращали потенциально народную комедию в антинародный гротеск, зато «Остров» был снятым очень ко времени апокрифом, подозрительно похожим на очередной спектакль Петра Мамонова: беспроигрышный рецепт. В «Дирижере» Лунгин замахивался уже не на страноведение, а на библейскую метафизику (не случайно действие происходило в Израиле), но рука его устало опускалась уже на середине фильма. В конце концов «Дама пик», задуманная не как присяга на верность Пушкину, но как манифест современности, наглядно показала, что режиссер от нее подотстал.

© WDSSPR

В «Братстве» Лунгин уже не пытается ни учить зрителя, ни делать обобщения. В его героях уже не проступают типажи из Евангелия («Дирижер»), Пушкина («Дама пик») или Марио Пьюзо («Линия жизни», клюква про русских гангстеров, была сделана с явной оглядкой на американскую классику). С негромкой любви к ним, живым, списанным с реальных людей, а не с лубка — впервые у режиссера! — проявляется идеологическая неангажированность. Лунгин одинаково сочувствует и доживающим свое консерваторам, безынициативно выполняющим задания партии, — и глядящим на Запад прогрессистам-реформаторам; и бесчувственным военным-убийцам — и тем, для кого каждый выстрел — травма; он оправдывает «человеческий фактор» со всеми его губительными издержками. Перед бессмыслицей войны у Лунгина все равны. Из фильмов афганской тематики «Братство» по силе документального драйва сравнимо разве что с «Пешаварским вальсом», дебютом Бекмамбетова, снятым как мокьюментари и стилизованным под серию репортажей английского журналиста, где взрывы и выстрелы растворялись в неразборчивой полифонии мата и криков, а внятное повествование отсутствовало. Конечно, «Братство» — хотя бы по форме — гораздо проще. Обилие самодостаточных сюжетных линий — в противовес концептуально заряженной эстетике видеорепортажей. Натура, воспроизведенная по памяти ветеранов, — против пугающего геймплея ранних бродилок с катакомбными локациями. Но оба они сделаны без дистанции, словно бы прямиком оттуда. Лунгин — в отличие от космополита Бекмамбетова — не смог ни освоиться на Западе, ни найти себя в новых, более актуальных киноформах и вернулся к перестроечной поэтике и собственной исторической памяти.

И прошлое, дав режиссеру невероятный кредит драйва, в итоге взяло свое. В самом конце, буквально на последних минутах, Лунгин вдруг вводит огромные красные лозунги и объяснительный закадровый голос, а его герои, разнохарактерные и самодостаточные, начинают все как один говорить голосами публицистов «Советской России»: «Я думал, мы пришли строить социализм, а сейчас не понимаю, что думать» или «Советский Союз умирал вместе с нами. Надо было учиться заново».

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202319745
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325159