Новый тридцать седьмой

Фильм немецкого режиссера Алена Гспонера участвовал в программе ММКФ «Спектр», в которой обычно собраны примеры национального арт-мейнстрима. Сергей Сдобнов увидел в этой локальной немецкой истории отражение глобального миропорядка.

Школа в недалеком будущем. Летом лучшие ученики отправляются в лагерь. Там под присмотром дронов и наставников с низким коэффициентом человечности подростки в парах или группами выполняют задания на выносливость и смекалку: спортивное ориентирование в девственном лесу, преодоление водных преград — один ученик за баллы прыгнул в бурлящую воду, другой, чтобы избавиться от конкурента, выпустил из рук спасательную веревку. Самые бессердечные попадут в университеты и станут элитой, которая может отказаться от производства и позволить себе потребление до конца жизни. За производство отвечают остальные, социальный лифт после окончания школы везет их на социальное дно. В общем, всё как мы любим и хорошо помним по «Королевской битве», «Голодным играм» и прочим экшен-хоррорам о конце времен и истинной природе среднего образования.

Но фильм о знакомой картине ближайшего будущего Европы снят по роману, написанному в не таком уж далеком прошлом. Книга «Юность без Бога» Эдёна фон Хорвата (1901—1938) вышла в 1937 году в Амстердаме: рассказчик, молодой учитель, описывает повседневную жизнь первого поколения детей, рожденных в нацистской Германии. В тексте учитель выведен интеллигентом, который от страха сотрудничает с режимом, и только убийство заставляет его пробудиться от тоталитарного гипноза и выступить против расистских высказываний учеников. Борьба отцов и детей начинается у классной доски и заканчивается в баре: учитель пропадает в компании Юлия Цезаря, сомнительного и, возможно, вымышленного коллеги, или забывается в любовных приключениях.

Режиссер переносит основную идею книги — молодежь отказывается от гуманизма в пользу прелестей власти в тоталитарном мире — в недалекое будущее. Мы не знаем, в какой стране живут герои фильма, где располагается лагерь, что слушают, читают, едят отцы и дети. В кадре отсутствуют достижения искусственного интеллекта, сверхоружие и невероятные гаджеты. Привычные — сотовые телефоны и планшеты — приходится сдать при заселении.

Отсутствуют даже приметы времени, в котором живет зритель «Юности»: например, нет соцсетей. Фантастика уступила место этике. Единственная война в этом «завтра» идет за символический порядок — ценности и территорию субъективности. Забавно, что «Юность без Бога» появляется именно в тот момент, когда образование стало одной из базовых потребностей и главным из товаров в современном мире. В картине Гспонера предлагается только одна модель образования, напоминающая, по словам режиссера, современный неолиберализм (сам режиссер называет его фашизмом): подросткам сегодня постоянно требуется доказывать, что они — лучшие, и стремиться к успеху, часто забывая по пути, кто они такие.

Главная локация в картине — лагерь — напоминает три исторических пространства: Спарту, государство-казарму с четко очерченными границами и военным режимом; Европу в описании Джорджо Агамбена (концлагерь, где право используется как инструмент власти); пионерский лагерь, одной из задач которого был контроль за моральным обликом отдыхающих в нем детей. В лагере Гспонера ограничивают всю личную жизнь: например, у главного героя пытаются отнять дневник, который тот в терапевтических целях ведет после самоубийства отца. В будущее возьмут только тех, кому нечего скрывать. Но в этом мире плохо не только с privacy, но и с фантазией в целом: на стенах висят экраны, позаимствованные из «451 градуса по Фаренгейту» Рэя Брэдбери. Как будто режиссер решил снять ремейк «Голодных игр», имея в багаже только школьную программу по литературе без дополнений из классики хотя бы американской фантастики.

В книге все повествование велось от лица учителя — в 30-х еще была возможна единственная объективная Истина. В фильме Гспонер, подчеркивая несводимость правды к одной точке зрения, показывает все с трех взаимодополняющих позиций: взгляд Надеж, исступленной карьеристки, которой не везет; версия Заха, перспективного юноши-аристократа, который после самоубийства отца стал сомневаться в ценностях будущего общества; наконец, вариант педагога. По сути, мы видим поведение трех героев — свидетелей и участников образовательной гонки. Все они обречены на неудачу в дивном новом мире, невзирая на, так сказать, исходные данные: карьеристку ждет смерть из-за самонадеянности и веры в закон, аристократа — экзистенциальный тупик, учителя — социальное падение и разочарование в себе. При тотальной одержимости высшим образованием в фильме детально показан и его кризис, который словно начался в 1990-е и тянется в любую версию будущего. За учителями тоже следят, их также оценивают, и карьерная лестница часто превращается в эскалатор. Но кому принадлежит это недремлющее око, кто сидит в смотровой башне нового Паноптикона? Там никого нет, и в этой идее власти без субъекта — главное откровение фильма. В обществе перезрелого капитализма не видно высшей инстанции, материализованной Власти, которая обычно сразу появляется в фантастических картинах о будущем. В «Юности без Бога» государство идеально: оно безлично, объективно, естественно, как природа, невидимо и повсеместно, как воздух. Никаких лидеров, никаких выборов, никакого Большого Брата. Вместе с образом власти уходит и главный объект нападок и критики: некого обвинить в тоталитаризме, кроме разве что самих себя.

Главная (и странная) особенность будущего у Гспонера — очень сложно поверить, что все эти события происходят в каком-то другом мире завтрашнего дня. Гораздо проще представить, что летний лагерь разбит рядом с Берлином или любым другим крупным европейским городом. Кроме усердных подростков в мире дисциплинированного прагматизма живут и аутсайдеры — одна из таких молодежных банд ворует продукты и одежду у живущей в лагере элиты, присваивая, словно группа «Война», не столько товары, сколько саму привилегию потреблять. С практикой «Войны», одержимо выставляющей напоказ свои раблезианские аппетиты в поглощении элитного алкоголя и деликатесов, перекликается и еще одна деталь «нового быта»: это элитное потребление становится практикой эзотерической, приватной (приватность в мире фильма доступна лишь высшему классу). Здесь за закрытыми дверями наслаждаются не только мясной нарезкой, но и «высокой культурой» вроде полотен Караваджо.

Понравился материал?помоги сайту!