26 апреля 2018Кино
154

Малгожата Шумовская: «В Польше еще помнят голодные годы и очереди»

Режиссер «Лица» — о консервативном повороте в ее стране и ненормативной лексике в ее фильме

текст: Наталья Серебрякова
Detailed_picture© Getty Images

— Я слышала, что «Лицо» частично снято по реальной истории.

— История в фильме, скорее, вымышленная. Только деталь с пластической операцией — реальная. Это была первая трансплантация лица в Европе. Я прочла об этом в прессе, и из этого вырос целый сценарий.

— А падение строителя с гигантской статуи Христа?

— Нет-нет. Я это придумала. Статуя закончена довольно давно, а моя история происходит в современной Польше.

— Сцена «распродажи для голышей», которая открывает фильм, смотрится просто фантастикой. В Польше правда популярны такие распродажи, когда покупателям приходится раздеваться, чтобы получить скидку?

— Да, эти специальные распродажи очень популярны. На YouTube много таких роликов. Например, распродажа кроксов в Lidl: c самого утра образуется очередь, даже когда еще темно! А потом они бегут и сражаются за эти кроксы. Или бои за карпов перед Рождеством: таких видео полно на YouTube! И я подумала: «Боже мой, это так смешно, мы должны сделать такую сцену». Я думаю, это своего рода метафора того, что произошло в Польше в 1989 году. До этого у нас был глубокий-глубокий коммунизм, потом началась эпоха капитализма, а люди остались теми же — особенно мое поколение или старше: у них все еще есть желание обладать какими-то материальными благами. В Скандинавии или Берлине не так, но в Польше все еще помнят голодные годы и очереди.

— Ваш фильм довольно остро критикует католическую церковь. Тут и невежество и расизм ксендзов, и комические сцены исповедей и месс, и сеанс экзорцизма…

— Да, конечно! Католическая церковь в Польше имеет очень большую власть. Все консервативные общественные идеи идут именно от католической церкви. И ее влияние на польское общество губительно, как мне кажется.

© Nowhere

— Я разговаривала с Агнешкой Холланд, и она еще очень критически настроена по отношению к польскому правительству, которое пропагандирует правые идеи…

— Я думаю так же, как Агнешка. Я — не консерватор, я — либерал. Я не хочу находиться под влиянием католической церкви и нашего консервативного правительства. Хотя и не могу судить поляков за то, что они выбрали такое правительство. Захотели — о'кей, они это имеют.

— Но вас это никак не расстраивает и не злит?

— Очень злит. Мой фильм определенно является своего рода заявлением о том, что происходит в Польше. Например, люди полностью закрыты, зашорены. Это парадоксально — они в порядке, у них есть деньги и так далее. И у нас нет беженцев. Поляки счастливы потому, что живут в белой стране для белых католиков. У нас создана чрезвычайно замкнутая, герметичная среда. И фильм является реакцией на эту очень сложную и грустную ситуацию. И я боюсь, что такое не только в Польше. Это также происходит в Великобритании, в США.

— В фильме Петра Домалевского «Тихая ночь», который стал народным польским хитом прошлого года, главный герой хочет уехать в Голландию. В «Лице» герои тоже обсуждают возможность эмиграции. От чего бегут поляки? Не от безработицы же?

— В Польше практически нет безработицы, ее уровень очень низкий, около шести процентов. Поэтому для нас это не проблема, мы сейчас находимся в очень хорошей экономической ситуации. Мне кажется, фильм Домалевского о другом — о том, что у поляков есть мечта уехать и работать в Западной Европе. У нас сейчас очень большая волна эмиграции, но она не связана с безработицей. Я, кстати, этот фильм так и не посмотрела, но он действительно суперпопулярен в Польше.

— А кого бы вы выделили из своих польских коллег?

— Мне нравятся Павел Павликовский, Томаш Василевский, Агнешка Холланд. А из тех, кого уже нет в живых, — Анджей Жулавский. Он был очень талантливым и оригинальным, великим рассказчиком.

© Nowhere

— У вас есть свой особый режиссерский метод?

— Мой метод очень прост. Он заключается в том, что я знаю, чего хочу достичь. Еще я упорно работаю с актерами. Меня хорошо знают в профессиональной среде как режиссера, работающего с непрофессиональными актерами. В каждый свой фильм я беру непрофессионалов.

— Мне кажется, ваш предыдущий фильм «Тело» был более тяжелым, пессимистичным и несмешным. Что случилось?

— Наверное, я просто постарела и изменилась. Вступила в свой средний возраст, и ирония для меня стала более важна.

— Действительно, в фильме очень много черного юмора…

— Ну, я очень хотела сделать комедию, пусть и меланхоличную. Чем старше вы становитесь, тем больше вас смешит реальность. Вы не воспринимаете все так серьезно, как в юности. Я хотела сделать забавный фильм, а не что-то предельно серьезное. Мой следующий фильм будет еще более комичным.

— Изменилось ли что-то в вашей карьере после получения Гран-при жюри Берлинале?

— Все изменилось существенно: все-таки второй по величине приз Берлинале. У меня теперь в планах куча проектов, в основном это копродукция — и это очень интересный опыт для меня. Может быть, я даже начну снимать фильмы на другом языке.

— Кстати, о языке. В «Лице» используется очень много ненормативной лексики. В российском переводе ее, увы, приходится смягчать — иначе фильм не получит прокатного удостоверения.

— А какие именно слова считаются в России ненормативными?

— Например, «курва».

— Да ладно, «курва» — это нормальное слово. В Польше все говорят «курва».


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202319757
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325171