Шахрин, зачем ты выбрал нас?

В ноябре 2011 года документалист Евгений Григорьев и оператор Артем Анисимов едут из Москвы в Екатеринбург на кастинг будущих героев своего фильма про новый уральский рок. Кино затевается о том, кого выбирает себе в герои поколение двадцатилетних, но отбирают кандидатов ветераны: Александр Пантыкин из «Урфина Джюса», фронтмен «Смысловых галлюцинаций» Сергей Бобунец, Михаил Симаков из «Апрельского марша» (он создал и руководит сегодня радио Rock Arsenal), программный директор «Нашего радио» Алексей Глазатов, в конце концов, Владимир Шахрин. «Хочу, чтобы об этом времени судили по фильму, а не по выпускам телепередач», — говорит лидер «Чайфа».

На сцену выходят «Жоперы», «Концы», «Десять дней в неделю», «Ухо радуется» и еще несколько десятков уральских групп. В итоге три из них — «Сам себе Джо», Cosmic Latte и «Городок чекистов» — получают по камере и отправляются снимать себя день за днем. А сам Григорьев отправляется искать финансирование на полный метр.

Счастливые группы счастливы одинаково (альбомы — концерты — фестивали — ротация), а несчастлив каждый по-своему — и музыканты по-своему документируют, как угасают в них желания, ярость, силы.

Никита Бобров из «Сам себе Джо» снимает сюжет «Гулливер в плену у лилипутов». Он женится («я женился на музыке»), скоро разводится (супруга любит музыку и вязание, но не любит стихи). Начинает инструментальный проект («Я рот зашил»), а дело не клеится. Он хочет «вернуться к стихотворному творчеству», но его новая подруга тоже против поэзии. Тогда Бобров собирает новую группу; к моменту выхода фильма распадается и она.

Илья и Анна Кузьминых из Cosmic Latte показывают, как их под белые руки ведут к славе опытные продюсеры — а они не уверены, хотят ли; Илья вообще еще не решил, музыкант он или художник. После неудачи Cosmic Latte на «Доброфесте» их продюсер Олег Гененфельд сокрушается: «Люди нынешние не умеют сотрудничать… Они негибкие… Жизнь для них — это картинка». И припечатывает: «Настало время, которое убило героев».

«Городок чекистов» снимает бесконечный алкотрип четверки ироничных интеллектуалов. Мы ничего не узнаем о них, кроме того, что они склоняют Дос Пассоса и Дзигу Вертова, рифмуют вину с вином и записывают по альбому в два года. В медиатеке екатеринбургской галереи уличного искусства «Свитер» экспонируется одна из их песен. Они этим фактом сами удивлены, поскольку в герои не метили. «Шахрин, зачем ты выбрал нас?!» — кричит в камеру фронтмен Вячеслав Солдатов. «Женя Григорьев, у нас все хорошо. Мы пьем слабоалкогольные напитки». «Женя Григорьев, у нас все плохо. Мы пьем алкогольные напитки». «Один алкоголь!» — отчитывает их Григорьев. «Люди, которые не справились. Попали в минусовую волну», — объясняет Пантыкин, наблюдая их дрейф по жизни. «Я не настолько занят музыкой, чтобы бросать ее», — парирует Солдатов.

Григорьев снимает действительность из образцовой ноль-позиции — не ищет подтверждения своим представлениям, не торопится с обобщениями. Он документалист — но он же и активный гражданин, который полагает, что нужные вещи следует делать своими руками (например, Григорьев — один из основателей Гильдии неигрового кино и телевидения; она появилась, когда документальное кино в нулевых-десятых бурно развивалось и встал вопрос о его нише в производстве и прокате).

Так вот, «Про рок» создан документалистом и одновременно активистом, который хочет менять действительность. Его фильм, по идее, должен был послужить волшебным пенделем для молодых уральских музыкантов. Но, как и его герои, Григорьев терпит поражение. Он вносит в картину перипетии ее создания. У музыкантов эйфория сменяется отчаянием, отчаяние — апатией. У Григорьева — энергичного, неунывающего режиссера — похожая история. Финансирование фильма зависает, тем временем выходит другая его работа «В ожидании варваров» — на премьере в Екатеринбурге заполонившие зал старушки клюют носами, а мертвецки разочарованного автора после банкета волоком тащат в лифт.

Словом, автор «Про рок» признается в том, что и он из тех, кто «не справился».

Под занавес Григорьев предлагает музыкантам снять по клипу — то есть визуализировать образ своей команды. Те неохотно принимаются за дело. Никита «сам себе Джо» в своем клипе меняет личины и иронизирует над своей базовой потребностью — производить впечатление на девушек. Терзая струны посреди вымерзшего поля, он видит себя то девочкой в белом платье, то премьером на оперной сцене.

В клипе Cosmic Latte два заторможенных путника бредут болотами: «горечь на губах, горечь на словах, я полынь-трава».

Слава Солдатов невозмутимо помалкивает посреди бесповоротно замерзшей реки. «Задерну шторы, ни о чем не мечтаю, стрелок полный круг, потом я сплю». Вокруг него кувыркаются кеды, рыбы, стаканы, кассеты. «Все могло быть иначе — никакой зимы, никакой зимы».

«Если бы люди знали, куда идут, они шли бы побыстрее», — подводит итог «дедушка уральского рока» Пантыкин. «Если бы», «когда бы» — повествование, начинавшееся так энергично, так весело, вязнет в безнадежном сослагательном наклонении. Вряд ли Григорьев это планировал, но фильм, созданный между прошлыми и будущими выборами, вышел хроникой пятилетки уныния. Да что там — он вышел прогнозом. В городке чекистов будущее как бы есть — но его как бы и нет.