2 июня 2017Кино
167

Сумерки

Мамулия о Мамлееве: плохо, но важно

текст: Сергей Сдобнов
Detailed_picture© Nox Film

В Москве заканчивается Beat Film Festival; под занавес в национальном конкурсе показывают «Непрекращаемый разговор» — док Дмитрия Мамулии и Валентины Антоновой про Мамлеева. Сергей Сдобнов посмотрел это мрачное, но нестрашное кино и нашел его крайне интересным провалом.

Ночная электричка медленной гусеницей переползает через подрагивающий экран. Лес с черной собакой. Обнаженное женское тело, с ног до головы искаженное ужасом, тусклый свет, гаснущий с появлением в кадре человеческого лица, и, наконец, пропущенный через многочисленные фильтры, звучащий будто из заваренного цинкового гроба голос старика — так выглядят все 52 минуты разговора писателя-метафизика Юрия Мамлеева с единственным достойным его собеседником — смертью.

Фильм Дмитрия Мамулии и Валентины Антоновой — картина гаснущей вселенной Мамлеева, с которой надо познакомиться сегодня каждому, кто сам еще пока далек от перехода в другой мир. Мамлеев умер в 2015-м, и «Непрекращаемый разговор» автоматически становится одним из последних публичных высказываний писателя и его первым киномемориалом.

Кино начинается с цитаты из философа Пятигорского, а замыкается стихотворением поэта Калиновского. В этом дружеском и метафизическом контуре появляется согбенная фигура Мамлеева, который рассказывает нам о существовании потустороннего мира и дает пару советов, как заметить это измерение — не только в стихах «проклятых поэтов» вроде Рембо, мистика Тракля или взволнованного Блока, но и в среде обычных горожан, в глазах которых собираются тени. В своем тексте «Искусство и метафизика» Мамлеев подчеркивает необходимость отодвигать «на задний план изображение низшей реальности», реализм XIX века, описания живых, чтобы перед нами открылось «ничем не прикрываемое видение бездн...»

© Nox Film

Впрочем, это все литература, а в фильме под загробный голос маэстро русской хтони мы видим пожилого мужчину, окруженного размытыми персонажами или даже их тенями (слишком лобовая метафора, пусть и с намеком на По или Гоголя). Все они покинули пределы книг: дьяволица, черный пес, Мужик (это сам Мамлеев вслед за потерянным в жизни Федором Сонновым, героем культового романа «Шатуны», проходит от электрички до леса).

Одна из стратегий писателя Мамлеева — делать героями своих произведений философско-метафизические понятия, такие, например, как Ничто, Вещь в себе. Или в нашем случае — Смерть, которая представлена авторами фильма в самых типичных и банальных образах, приправленных мрачным блеском в глазах писателя, вечным полумраком и нагнетанием страха средствами игры Silеnt Hill. Объясняя природу жуткого в литературе, Мамлеев говорит, что тревога должна рождаться не из нарратива, но из самой ткани языка, от трения слов. Экранизация этого постулата требует от режиссера предельного погружения в пучину даже не визуального, но Реального, непредставимого, несоотносимого с опытом и потому тревожного, отказа от репрезентации и ухода в чистую презентацию, эмуляцию, аналогичность (в противовес иллюстративной гомологии). Но авторы фильма демонстрируют катастрофическую неспособность уйти от себя и своего (и нашего с ними общего) опыта визуальности, они привычно работают со знаками, а не прямыми аффектами.

Более того — Мамулия и Антонова всю дорогу слепо идут за своим протагонистом-поводырем. Для обоих банальный, видимый человек не может представлять интерес, поэтому полностью живых (и снятых в фокусе) людей мы в фильме и не встретим. Сам Мамлеев — и в кадре, и в предкамерной реальности — мерцает где-то на границе между нашим миром и каким-то другим, оставляя зрителю мистическое волнение, плоть своих книг. А режиссеры снимают иллюстративное (читай — «плохое») кино или инфотейнмент по мотивам духовных поисков Мамлеева — для тех, кто по странному стечению обстоятельств не знаком с творчеством некропрозаика, крайне популярного в 1990-х.

«Документальный» — эпитет, менее всего подходящий «Непрекращаемому разговору»: все существа в кадре — чистые фантазмы, включая фигуру самого Мамлеева, глаза которого тут блестят электрическими огнями героя трэш-хоррора.

© Nox Film

Впрочем, одна реплика Мамлеева все-таки сообщает об истинной темпоральности фильма — «это был страшный мир», и на исходе ленты мы действительно понимаем, что все увиденное не имеет никакого отношения к современности. Плохой фильм о еще живом писателе превращается в кинопрощание с тем самым страшным мамлеевским миром, который остался в шестидесятых (время создания романа «Шатуны»). В ту активную, экзистенциальную для писателя эпоху жили его друзья, тэгами упоминаемые в фильме: визионер и поэт Евгений Головин, бедовый и гениальный художник Владимир Яковлев. На квартире отца метафизического реализма с конца 1950-х собирался Южинский кружок — теневая эзотерическая культура СССР; стихи там читали и Леонид Губанов, и Генрих Сапгир, заглядывал Венедикт Ерофеев. Главным предметом обсуждения группы были судьбы бытия, которое наконец содрогнулось в 1990-х — и на целое десятилетие Мамлеев стал почти топовым автором. Но сегодня инфернальное находится на поверхности — в пабликах социальных сетей, в чертях из телевизора, в олимпийках Bosco (как в свежей «Нелюбви» Звягинцева), а не в переплетении звуков и уж, конечно, не в предсмертном шепоте уходящего классика, снятого на надоедливо дрожащую камеру. В каком-то смысле неудача «Непрекращаемого разговора» — это важнейшее событие в истории нового российского кино, всего этого «нового тихого» реализма, авторы которого один за другим разбились в попытке ухватить сырую тотальность настоящего. Раньше относительная новизна формальных приемов, подсмотренных нашими режиссерами у французов, румын и датчан, создавала иллюзию сопричастности русского кино русской жизни. Но при соприкосновении с русской смертью весь этот евроформализм вдруг оказался натуральным заклинанием, не вызывающим чистую реальность, но защищающим авторов от ее сипящего ужаса.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320782
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325898