Разговор с невозвращенцем
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 20249649— Расскажите немного о себе. Почему вы уехали из Ирана? Ваша семья эмигрировала с вами?
— Как вы, наверное, уже знаете, я перебрался в Великобританию в возрасте 19 лет. Уехал, в общем, чтобы мир посмотреть и как-то расширить свои горизонты — а в Лондоне у нас как раз были родственники, так что тут я как бы и не на пустое место приехал. А родители так и остались в Иране. Но они часто приезжают ко мне.
— А чем они занимаются — и чем занимались до революции?
— Они врачи по образованию — как и главные герои «В тени». Отец практикует, мама преподает в университете, она профессор. Только на них революция особенно и не повлияла — они как лечили людей, так и лечат сейчас.
— Во время ирано-иракской войны вы были совсем маленьким, но, вероятно, какие-то воспоминания у вас все же остались. Какое из них самое сильное?
— Вой сирен воздушной тревоги.
— Очарование «В тени» происходит не только из экспрессивной актерской игры, но и из ретроатмосферы, из этого детально проработанного, почти физически ощущаемого быта 80-х. Вы работали с иорданским художником-постановщиком Насером Зуби. Как он реконструировал тегеранские интерьеры 80-х?
— Нам очень повезло, что мы нашли Насера и он согласился с нами работать. На самом деле мне было очень важно найти художника-постановщика с Ближнего Востока, человека, который чувствует всю региональную специфику, понимает все мельчайшие детали быта. У меня была куча папок с фотографиями Ирана середины 80-х. Стопки папок! И он с легкостью воссоздал весь этот быт. Например, квартира Шиде для 80-х выглядит очень современно, любой иранец, живший тогда, сразу скажет, что это — квартира молодой семьи. А их соседи Эбрахими очень религиозны, и в то же время они — нувориши, поэтому у них все уставлено вычурно-безвкусной мебелью, на стенах — религиозное искусство, каллиграфия. Дьявол в деталях!
— Все вас постоянно спрашивают про актрису Авин Маншади, которая сыграла роль дочери. Но меня едва ли не больше поразила игра мальчика, исполняющего роль того мрачного до жути соседского ребенка, который видит духов (Мехди, кажется, его зовут). Где вы его нашли? Он всегда такой суровый?
— Этого мальчика зовут Карам Рашайда. Мы нашли его в Иордании, он иорданец. Очень умный и талантливый мальчик... а этот его тяжелый взгляд! Когда он пришел на пробы, я сразу понял, что мы его возьмем — из-за взгляда. Но в жизни он очень милый и нежный. Он не говорит на фарси, в отличие от всех остальных актеров. Но поскольку его герой — немой, то этого и не требовалось. Зато он владеет английским, так что у меня не было вообще никаких проблем в работе с ним.
— А почему вы вообще снимали в Иордании? Там дешевле?
— Главная причина — аутентичность. Мы не могли снимать в Тегеране по ряду причин: например, я не хотел, чтобы в домашних сценах героиня носила хиджаб — его дома не носят, и это выглядело бы неправдоподобным. Но если вы снимаете в Иране, на площадке у вас не может ходить женщина с непокрытой головой. Амман очень похож на Тегеран, на меня там даже накатывала ностальгия. И, конечно, в Иордании снимать дешевле — и там хорошая производственная база, квалифицированный персонал: многие голливудские фильмы снимаются в Иордании, если им нужно показать Ближний Восток или Марс.
— В предыдущих интервью вы много рассказывали о западных фильмах, так или иначе повлиявших на «В тени»: Полански и так далее. А как насчет иранского кино? Ведь если рассматривать «В тени» в контексте не западной, а иранской культурной традиции, он становится куда более метафоричным. Взять хотя бы типичный для дореволюционной иранской литературы образ разрушающегося дома, вынужденную метафору распадающейся страны, — его совсем недавно использовал Фархади в «Коммивояжере», и именно как намеренную аллюзию.
— Да, образ разрушающегося дома часто используется в иранских литературе и кино — особенно у Голама-Хоссейна Саеди, аллюзии на творчество которого есть у меня в фильме (и в «Коммивояжере» тоже). Так что я не буду отрицать, что иранские кино и литература оказали очень сильное влияние на мой фильм. Проза Саеди, сказки про джиннов. В персидской литературе метафора всегда была очень важным приемом — возьмите произведения Руми, Хафиза или «Шахнаме» Фирдоуси. «Шахнаме» — вообще идеальный пример: этот эпос полон увлекательных сюжетов, но все они метафоричны. Я, безусловно, хотел, чтобы «В тени» начинался как иранский фильм, чтобы он распознавался зрителями как типично иранское кино, — и если говорить о национальном кино, то тут я большой поклонник Асгара Фархади, его «Элли» и «Развод Надера и Симин» — вообще мои самые любимые фильмы. Разумеется, на меня оказал сильнейшее влияние Киаростами, особенно его «Репортаж», снятый, кстати, до революции. Я уверен, что он повлиял и на «Развод Надера и Симин». В детстве меня до жути пугали иранские хорроры 80-х — сейчас-то, конечно, они кажутся такими нелепыми и старомодными (смеется). Помню один, он назывался «29-я ночь», там как раз был джинн, который носил чадру, — мне он до сих пор снится в кошмарах.
— А у вас были какие-то идеи, образы, которые не удалось воплотить в фильме из-за маленького бюджета?
— Когда работаешь с маленьким бюджетом, то важно все очень четко планировать, так что все труднореализуемые идеи пресекались в зародыше. Да, кое с чем были сложности, но благодаря четкому плану мы их преодолели, сделали все, как я задумал с самого начала.
— В квартире Шиде есть нелегальный видеомагнитофон, на нем она все время смотрит уроки аэробики Джейн Фонды. А какие голливудские фильмы, скорее всего, были в подобной подпольной фильмотеке? Спилберг? «Рэмбо»? А дореволюционное иранское кино?
— Спилберг — определенно. «Челюсти», «Близкие контакты третьей степени». Возможно, какая-нибудь старая классика типа Хичкока или «Унесенных ветром». «Бен-Гур», «Спартак» и т.п. Какие-нибудь диснеевские мультики для ребенка — «Спящая красавица» или «Книга джунглей». Дореволюционные иранские фильмы наверняка, возможно даже, какие-нибудь популярные дореволюционные сериалы типа «Дяди Наполеона». И обязательно — сборники видеоклипов.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 20249649Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202410827Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202413859Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202414855Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202419398Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202420161Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202421892