Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20242333Российскому зрителю Изабеллу Штевер открыл фестиваль немецкого кино Blick, на котором была показана одна из ее старых работ, kitchen-sink-мелодрама «Гизела». Новый фильм Изабеллы Штевер «Погода в закрытых пространствах», саркастическая драмедия о работе европейских гуманитарных миссий, совсем недавно получил приз на московском фестивале 2morrow. Штевер преподает в той самой берлинской киношколе DFFB, которая дала имя неформальному течению в новом немецком кино, но всячески дистанцируется от этого ярлыка. Наталья Серебрякова поговорила с режиссером о гендерных моделях в ее фильмах и о том, что плохого в словосочетании «берлинская школа».
— Как бы вы определили суть «Погоды в закрытых пространствах»? Это классовый портрет? Или камерная психологическая драма? Или, может быть, политическая сатира?
— Я не могу абсолютно точно ответить на этот вопрос, потому что это смешанный жанр. В нем есть место и сатире, и гротеску, и в то же время я считаю своих героев серьезными, не насмехаюсь над ними. Я не знаю, какой это жанр. Может быть, это просто… фильм.
— Действительно ли европейские гуманитарные институции настолько отчуждены от людей, настолько подобны корпорациям, как вы показываете в фильме?
— Я не делала никаких исследований. Но мой фильм — следы реальных событий, я сложила вместе эти кусочки реальности, и получилась вымышленная история. Мне кажется, главная героиня, эта женщина, Доротея, живущая в шикарном отеле, хотела бы сделать что-то осмысленное, но у нее просто нет контакта с людьми, которым она хочет помочь. В этой внутренней пустоте она не может встретить своих подопечных. Очень много людей работает как она. Я не видела, чтобы они что-то делали по-настоящему. Но фонды дают деньги на эту гуманитарную благотворительность, соответственно какая-то имитация деятельности должна быть организована. Поэтому Доротея пытается заполнить эту пустоту, заводит связь с местным парнем, хотя настоящий роман между ними и невозможен.
— Все ваши фильмы, по большому счету, — женские портреты. Причем независимо от социальной страты героини всегда обладают очевидной властью над мужчинами — формальной, как героиня «Погоды», или неформальной, как, например, кассирша Гизела в «Гизеле»...
— Женщины в моих фильмах — типичные европейские героини, очень сильные, берущие от жизни все, что им нужно. Я действительно люблю независимых женщин и женщин, которые борются за свою независимость, которые спрашивают себя: как я буду жить, не предавая и не продавая себя? Этот вопрос я всегда задаю. И он всегда ведет к борьбе. Женщины в моих фильмах всегда борются против морали, против общества, против начальства, против системы. И в последнем фильме эта борьба особенно заметна, потому что каждую минуту появляется как бы немой вопрос: все ли в порядке у Доротеи? Она ведь использует этого юношу, вроде как покупает его. И она живет в центре этой парадоксальной амбивалентности. Такие женщины обычно раздражают людей.
— Это очень интересно, потому что российская феминистская повестка несет печать ресентимента и виктимности, женщина часто априори рассматривается тут, наоборот, как жертва. А в Германии?
— Я не знаю ничего о европейском феминизме, и я не читаю о нем ничего в прессе. Поэтому я не могу ответить на этот вопрос. Но я люблю сильных женщин, мне комфортно, когда я их вижу. Однако есть и другая сторона этой силы — то особенное и постоянное одиночество, которое их сопровождает. Это ощущение мне очень близко.
— Эти героини — автопортрет?
— Каждая моя героиня несет отпечаток меня, да: ведь, когда я создаю ее характер, я должна поставить себя на ее место. Но этот процесс не имеет ничего общего с созданием автопортрета, мне такой прием неинтересен.
— Вы, возможно, знаете, что вас часто представляют как режиссера «берлинской школы»...
— Я вам скажу, что это обобщение не очень полезно для фильмов. Если мы пытаемся поместить фильм в какие-то рамки, это убивает сам фильм. Термин «школа» используют люди, которые пытаются бороться с немейнстримным кино в Германии. «Берлинская школа» — это плохое словосочетание, все ненавидят его, особенно те, кто спонсирует производство фильмов. В Германии сейчас производится большое количество прекрасных фильмов, но много и тупого кино. Длинные планы или быстрый монтаж, с музыкой или без музыки, с искусственным освещением или без — это ни о чем не говорит. Нужно встречать каждый фильм так, будто ты не видел ничего подобного раньше. Не нужно помещать его ни в какую структуру. Потому что фильмы — это как люди. Это мое мнение как режиссера, но если ты журналист или критик, ты должен как-то выделять школы, направления или тенденции.
— Но вам близок кто-то из ваших немецких коллег?
— (очень долго думает) Харун Фароки… Кино Фароки впечатляет меня из-за его образа мышления, его киноязыка. Эти фильмы предполагают комплексные связи, которые невозможно показать по-другому, поэтому говорить о них значит сглаживать, упрощать представление. Фильмы Фароки проясняют мой мозг, превращают путаницу в ясность и дают мне возможность шире и внимательнее смотреть на мир, на мое окружение, прошлые события и находить между всем этим связи. Еще из немецких режиссеров мне нравятся — если навскидку — Валеска Гризебах, Марен Аде, Ромуальд Кармакар, Александр Адольф.
— О чем будет ваш следующий фильм?
— О женщине, которая решила убить себя, потому что больна. Она избегает всех своих друзей, поскольку не может больше их видеть. Но тут она встречает очень красивого парня и чудесным образом излечивается от своей болезни. И теперь она не знает, что ей делать с этим парнем.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20242333Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20243259Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202410898Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202417470Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202418179Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202420870Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202421649Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202426771Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202426987Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202427880