(Аудио)визуальный словарь Андрея Кузькина

Цвет асфальта и листьев курчавые цветы

текст: Надя Плунгян
1 из 9
закрыть
  • Рубрика «Визуальный словарь» посвящена скрытой, но едва ли не самой значительной проблеме российского искусства наших дней. В условиях переизбытка визуального шума и одновременного дефицита информации не так просто найти настолько глубокую «скважину впечатлений», чтобы не утратить интереса к реальности и сформировать собственный оригинальный язык.

    Сегодня об источниках своей работы согласился рассказать художник, скульптор, перформер и акционист Андрей Кузькин. Хотя он, кажется, меньше всего стремится опереться на материальное пространство и выстраивает свой словарь не столько на визуальных, сколько на поэтических основаниях.

    Bigmat_detailed_pictureОдна из редких фотографий, где я со своим отцом (Александром Кузькиным), это примерно 1980 год (мне меньше года). Отца не стало в 1983-м© А. Кузькин
    Вместе

    Мои родители — художники, поэтому я как-то сразу знал о существовании искусства, и проблема выбора профессии передо мной тоже не стояла — с детства я рисовал, а потом поступил в тот же институт (Полиграфический), который окончили в свое время мои родители — мама, папа и отчим. Все довольно скучно. Потом работал дизайнером лет пять. Рисовал что-то для себя, в стол.

    Домашняя свадьба мамы (Ольги Лозовской) и отчима (Евгения Гора). 1990 год. И мама, и отец, и отчим учились на одном курсе Полиграфического институтаДомашняя свадьба мамы (Ольги Лозовской) и отчима (Евгения Гора). 1990 год. И мама, и отец, и отчим учились на одном курсе Полиграфического института© А. Кузькин

    Вспоминается одна семейная традиция, которая, наверное, как-то повлияла: на Новый год мы с моим отчимом Женей Гором изготавливали из картона и бумаги большого зверя, соответствующего году по китайскому календарю, и украшали им квартиру. Это было несколько раз всего; я помню тигра, дракона, козу и змею.

    Мне это очень нравилось — и они были такие большие, на полкомнаты, и как-то подвешивались к потолку… мне тогда было лет шесть-семь.

    Возможность искусства как способа высказывания, обращенного к публике, я осознал довольно поздно, лет в 27. Тогда я находился в ужасном психологическом состоянии, и возможность высказываться с помощью искусства спасла меня.

    «Вместе». 2010 год. На фотографии на стене — мой отец Александр Кузькин и я. У меня на коленях мой сын — Ося Кузькин«Вместе». 2010 год. На фотографии на стене — мой отец Александр Кузькин и я. У меня на коленях мой сын — Ося Кузькин© А. Кузькин
    Вместе

    Вместе мы догадывались
    или нам казалось, что на тот момент
    было явлением, то есть являлось
    несомненной данностью,
    что мы знаем тайну
    и более ничего не хотим кроме
    этого совместного догадывания
    в любой момент нашего существования
    которое продолжалось постоянно, несмотря
    на ощущение утраты и подмены
    но возобновлялось вновь и вновь на фоне
    смены
    времен года
    снова и снова.

    И еще немного
    и мы совсем утратим
    всякую материальность
    и перейдем в разряд
    неощутимых тел
    и нам будет подвластно
    то о чем раньше и не мечталось
    а только грезилось в детстве,
    когда мы были совсем детьми
    и, выходя вечером из подъезда,
    обращали внимание на цвет асфальта
    и листьев курчавые цветы.

    Пока нас не били по морде, не окунали
    головой в унитаз и не начиналось всего этого,
    о чем хотелось бы забыть поскорей
    но не получается,
    и это в дальнейшем накладывало отпечаток
    на всю жизнь и делало во многом
    невыносимым взаимодействие с говорящими созданиями,
    называющими себя людьми.

    Именующимися почему-то Петями, Ванями и другими сочетаниями букв,
    но при этом не вызывающими ничего,
    кроме промелькивания теней вдалеке и страха удариться подбородком о лед.
    Страха засыпанного за шиворот снега, а позднее соленой крови, текущей из носа в рот.

    Вот оно!
    Это то, это как, это почему, зачем и для чего я вырос и где.
    Вот почему я в состоянии выстрелить убегающему вслед в темноту Ваньку
    И потом пнуть, его еще теплого, чтобы шапка соскочила с запотевшего затылка.
    И чтобы мать его потом причитала долго
    Сидя над тарелкой блинов с киселем в халатике с желтыми цветочками.
    За столом покрытым клеенкой
    И ватными одеялами на кровати
    Ложилась спать, проваливаясь
    В пустоту произошедшего,
    Не оставляя себе ничего, что могло бы
    Хоть сколько-нибудь еще выдавить слезы.

    Только это и ничего больше не
    сформировало меня как художника.

    А. Кузькин. 2009


    Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320731
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325844