6 ноября 2013Colta Specials
273

Булавки, иголки, нитки и фотография

Что связывает фотографию и вышивание?

текст: Дарья Туминас
Detailed_pictureКароль Бенита. Волк (из серии «Фотосувениры»)

Булавки, иголки, нитки, фотография. Эти предметы стало возможным наблюдать вместе только в последнее десятилетие, когда случилось что-то загадочно-массовое и художники начали активно вышивать, используя вместо ткани — снимки. Интересно, что эпидемия рукоделия поразила в тот же период не только фотографию, но и искусство в целом. Например, Музей искусства и дизайна Нью-Йорка провел выставки «Пронзенные: экстремальная вышивка», «Радикальное кружево и подрывное вязание», в которых в общей сложности участвовали 75 художников.

Конечно, есть и предыстория. Эпитеты «экстремальный», «радикальный», «подрывной» — это реверанс-референс к практикам семидесятых, когда художницы-феминистки превратили иглы в оружие против традиционных женских ролей, а также против иерархии, в которой «женское искусство» (вышивка, шитье, вязание, керамика и т.д.) автоматически ставилось ниже искусства «высокого». Важно, что вышивка была лишь одним из занятий, интересовавших художниц-феминисток: они выводили все «женское» из-за закрытых дверей кухонь и спален в общественное пространство искусства, будь то мытье полов, глажка белья, готовка или менструация и женское тело как таковое. Инсталляция «Вечеринка на ужине» Джуди Чикаго идеально иллюстрирует эту ситуацию: три стола, поставленные треугольником, на них — «ужин», рассчитанный на 39 важных для истории женщин. В сервировке столов присутствует сразу несколько обязательных элементов «освобождения женского»: вышивка и шитье — для каждой гостьи есть отдельная скатерть, где вышито ее имя; керамика и роспись по посуде — тарелки, стаканы, приборы; вагина — скульптуры, размещенные на тарелках и напоминающие цветы и бабочек, если не знать, что параллельно делают Вали Экспорт, Кароли Шнееман и Ханна Вилке.

Джуди Чикаго. Вечеринка на ужине. 1979Джуди Чикаго. Вечеринка на ужине. 1979

Художницы-феминистки открыто заявляли, что их основная цель состоит в том, чтобы «женское искусство» получило признание. План был реализован, и табуированные до этого темы и техники отвоевали свою территорию. Практика же массового вышивания как хобби, которая все еще существовала в 60—70-е и к которой могли апеллировать художницы, к двухтысячным практически исчезла. Таким образом, контекст протеста и феминизма в целом в связи с вышивкой перестал быть актуальным. Вряд ли кто-то будет теперь старательно вышивать «Вирджиния Вульф» на скатерти. Сейчас с вышивкой связаны совсем другие имена, а значит, и проблемы: от Барака Обамы и Саддама Хусейна до Пэрис Хилтон и Будды. Политика, религия, массовые изображения (например, гей-порно или магшоты известных актеров), девичьи переживания и фетишизм (подушки, вышитые волосами и ресницами бывшего возлюбленного), народная мудрость и суеверия (48 платочков с фразами, которые «говорит моя мама») — список можно продолжать. Вышивка совершила невероятное и превратилась из темы, даже подтемы, в самостоятельный медиум.

Феномен ниточного бума интересен сам по себе. Но также интересен и феномен в феномене, связанный именно с фотографией, — авторы вышивают в основном по архивным и заимствованным снимкам: найденным случайным кадрам, винтажным портретам звезд, карточкам из собственной домашней коллекции и, в конце концов, картинкам из Flickr.

Простое объяснение этой тенденции — «архивная лихорадка», поразившая искусство еще в 70-е и вспыхнувшая с новой силой в современной фотографии. Фотоархивы — это hot. Однако всеобщее увлечение заимствованной фотографией не похоже на чисто формальное явление: есть что-то в самих «найденных» карточках, что так притягивает художников.

В любительских фотографиях это поверхность снимков. Она невидима, неосознаваема. Взгляд проходит через нее и фокусируется на том, что находится «внутри» изображения. Открывается окно в действительность: персонажи в кадре реальнее реальных. С ними можно разговаривать; их — заговаривать. Живущие далеко (вплоть до потустороннего мира) живут близко — встроенными в интерьер. Карманных родственников удобно оформить под стекло, заткнуть за зеркальную раму, зажать в комоде между бокалом и соусницей, вечной жизнью и вечным застольем.

Для массовой фотографии первостепенно сохранить память, обозначить интеграцию в семью (см.: Пьер Бурдье «Фотография: искусство средней руки», Вероника Нуркова «Зеркало с памятью» и т.д.), присвоить пейзаж или культурный памятник. Нельзя сказать, что эстетика здесь не важна. Однако она не так важна. Фотография будет скорее поводом поговорить-подумать про саморепрезентацию, чем материалом для создания арт-объекта. Конечно, можно вспомнить прекрасные альбомы — со вставленными открытками, надписями, коллажами из наслаивающихся снимков, рисунками, особенно в дембельских альбомах: перерисованные под кальку женщины в березках, солдаты в касках, танки в звездах, все — в цветах раскрасок Энди Уорхола. Удивительным образом с самими фотографиями ничего не происходит: на них по-прежнему дед Семен и дядя Вася. Искусство «случается» вокруг них, но не с ними, и снимки, их материя и поверхность остаются по-прежнему незамеченными.

Вышивка же приковывает-пришивает внимание именно к поверхности. И таким образом уменьшает индексальный характер кадров: на первый план выходит верхний слой, а «реальный» портретируемый превращается в абстракцию.

Чаще всего художники вышивают лицо персонажа, что связано с популярным приемом в искусстве и в фотографии в частности: вырезать лицо из снимка, наклеить на него что-то странное, надеть маску на модель или, на крайний случай, попросить ее отвернуться. Закономерность работает просто: минус лицо — плюс арт-объект. «Безликость» автоматически добавляет изображению некую символическую ценность. В случае с массовой фотографией любая манипуляция с лицом деперсонифицирует персонажа, лишает снимок привязки к конкретной истории, из максимально «реального» материала делает максимально «нереальную» картинку.

Стейси Пейдж. Тод.  2011Стейси Пейдж. Тод. 2011

Мы все еще видим лица на снимках Стейси Пейдж. Но эти лица обрамлены маскарадом. Неясно, вышивка здесь — это костюм или маска? Китайский дракон, индейские перья, обрывки «традиционных» орнаментов… Может быть, герои сами стали фотографироваться в прорезях вышитых Пейдж тамаресок? Или Тод, Стейси, Леонард и Джесс, герои с данными художницей будничными именами, вечно празднуют акт фотографирования?

Маурицио Андзери. Пенни. 2009Маурицио Андзери. Пенни. 2009
Маурицио Андзери. Из серии «Семейный день»Маурицио Андзери. Из серии «Семейный день»

Хоть один, да глаз оставлен. Персонажи Маурицио Андзери смотрят из-под ниток непрошитым взглядом; несут на себе (собой?) нимбоподобную, ауроподобную конструкцию; теряются, черно-бело-винтажные, в цвете.

Джулия Кокберн. Слева: Учительница истории. 2012. Справа: Зеленая полоска. 2012Джулия Кокберн. Слева: Учительница истории. 2012. Справа: Зеленая полоска. 2012

Герои Джулии Кокберн почти не прячутся за вышивкой. Учительница истории, королева дискотеки, пасечница — на всех маска из линий, сетка, облако крестиков. Лица читаемы. Абстрактные композиции намекают на объем в снимке, ведут к пространству «за спиной», всегда и присутствующему, и отсутствующему в кадре.

Хагар Вардимон ван Хеуммен. Джоан (из серии «Новая слава»). 2012Хагар Вардимон ван Хеуммен. Джоан (из серии «Новая слава»). 2012

Андзери отталкивается иглой от черт, рифмует квадраты-овалы с квадратами скул и овалами лиц. Кокберн исходит из общего контура: форма головы, прическа, плечи. Хагар Вардимон ван Хеуммен в серии «Новая слава» следует за каждой линией каждой черты лица: то ли готовит звезд прошлого к пластическому вмешательству, то ли сам перекраивает, оживляет бумажных див.

Джессика Вол. Вышивка золотой нитью (из серии «Вышитые рисунки»). 2011Джессика Вол. Вышивка золотой нитью (из серии «Вышитые рисунки»). 2011
Джессика Вол. Маленькие монстры (из серии «Вышитые рисунки»). 2011Джессика Вол. Маленькие монстры (из серии «Вышитые рисунки»). 2011
Джессика Вол. Замазанная опечатка (из серии «Вышитые рисунки»). 2012Джессика Вол. Замазанная опечатка (из серии «Вышитые рисунки»). 2012

Меньше всего видно людей на картинках Джессики Вол. Прилежно сложившая руки барышня становится женщиной-бородачом. Пусть и золотой нитью отливают твои волосы, но колесить с цирком — момент решающий упущен. Да и цирк уже не тот. От «Маленьких монстров» остались лишь чеширские улыбки. Их тело все зашито. Стежок за стежком, и гладь покрывает сначала лицо, потом фигуру, а потом и весь снимок.

Диана Майер. Нью-Джерси (из серии «Потраченное время, которое иначе могло быть забыто»). 2012Диана Майер. Нью-Джерси (из серии «Потраченное время, которое иначе могло быть забыто»). 2012
Диана Майер. Нью-Джерси (из серии «Потраченное время, которое иначе могло быть забыто»). 2011Диана Майер. Нью-Джерси (из серии «Потраченное время, которое иначе могло быть забыто»). 2011

Ни намека, ни глаза не остается на изображениях Дианы Майер. У подъелочных и надтыквенных детей из цифрового архива вместо головы — пиксели. Вышивкой поражено и пространство: небо, снег, вода. Не только лиц не видать. Но лиц — не видать никогда.

Все ниточные портретисты играют в одну и ту же игру — прятки лица. Художники, работающие с пространством, вышивают шире.

Шаун Кардинал. Координация 37 (из серии «Координации»). 2013Шаун Кардинал. Координация 37 (из серии «Координации»). 2013
Шаун Кардинал. Координация 1 (из серии «Координации»). 2013Шаун Кардинал. Координация 1 (из серии «Координации»). 2013

Шаун Кардинал в «Координации» заполняет абстрактными фигурами идеальные пейзажи открыток. Похожая на чертеж вышивка рассчитывает, из чего состоит идеальность: геометрия, выверенная, «правильная» композиция и монохромность самого «вида».

Мелисса Зекстер. 2013Мелисса Зекстер. 2013

Для Мелиссы Зекстер пространство на фотографиях — это пустота, а сама фотография — это прежде всего плоскость. Нет перспективы, нет объема, граница между планами размыта. Остается только карточка-канва — основа для декоративных узоров и орнаментов. Наконец-то поверхность становится главным «героем» фотографии.

Хосе Ромусси. Балерина (из серии «Танец»). 2012Хосе Ромусси. Балерина (из серии «Танец»). 2012

Главные герои-героини Хосе Ромусси — балерины. Здесь не фотография — материя для вышивки, а материя, ткань, из которой сделана одежда девушек. Все очень легко — легкие балерины, воздушная, простая вышивка, яркие цвета. Вместо того чтобы одевать бумажных кукол в бумажные платья, художник одевает их в вышитые узоры.

Мария Апаричио Пуэнтес. Фото Клаудио А. Тронкоско РохасМария Апаричио Пуэнтес. Фото Клаудио А. Тронкоско Рохас
Мария Апаричио Пуэнтес. Фото из фликра Хеди СлайманМария Апаричио Пуэнтес. Фото из фликра Хеди Слайман

Человеческая фигура — начало координат для построения графиков вышивки Марии Апаричио Пуэнтес. Как соотносится человек с пространством, какие фигуры они образуют вместе и на что распадутся эти фигуры, если человек в картинке внезапно начнет двигаться? Парадокс изображений Пуэнтес в том, что они выглядят как иллюстрации аксиом для уроков геометрии и при этом остаются лиричными.

Кароль Бенита. Тараканы (из серии «Фотосувениры»)Кароль Бенита. Тараканы (из серии «Фотосувениры»)
Кароль Бенита. Волк (из серии «Фотосувениры») Кароль Бенита. Волк (из серии «Фотосувениры»)

На фотографиях Кароль Бениты появляются убаюканный Серый Волк и Красная Шапочка — младенец; тараканы размером с человеческую голову; черные вороны, висящие гирляндой в уютной гостиной; волосы, напоминающие прическу горгоны Медузы. Так, наверное, бывает, когда тебе читают сказку на ночь, а ты в это время рассматриваешь семейные фотографии.

Улла Йокисало. Силуэт. 1997Улла Йокисало. Силуэт. 1997
Улла Йокисало. Растущие годы. 2009Улла Йокисало. Растущие годы. 2009

Такой же «сказочный» эффект — у картинок Уллы Йокисало. Есть героиня — девочка. Она — пока еще не спящая красавица, играющая с веретеном. Она — та самая бумажная кукла, которой наконец сшили платье (только что это за тревожный силуэт рядом?). Она размером с наперсток — меньше иголки. И как-то слишком часто у нее нет головы. Может быть, это и не девочка вовсе, а платье-призрак того, что уже было и еще будет? Не зря же художница так отчаянно втыкает булавки в фотографии. Помимо призраков времени Йокисало интересуют само шитье и его атрибуты: нитки, иголки, ножницы, проткнутые булавками девочки.

Неудивительно, что Улла находит вдохновение в идее рукоделия. Вышивание — это и инициация, и медитация, и магический обряд. Магия точно есть в том, что вышивка, массовое когда-то занятие, делает с апроприированными и опять же массовыми фотографиями: превращает любительскую картинку в арт-объект. Впрочем, это не просто магия. Это еще и своеобразный протест. Не такой радикальный и проартикулированный, как это было в случае с художницами-феминистками, боровшимися с массовыми и стереотипными представлениями о женщинах и об искусстве. Однако это такой же протест против буржуазного, но — в эстетике и идеологии любительской фотографии. Вышивка, сделавшая когда-то невероятный прорыв в искусстве и в дискурсе о социуме и гендере, подталкивает на тот же прорыв любительскую фотографию: почему любительская фотография автоматически, по законам какой-то конвенциональной иерархии, должна быть ниже «высокой фотографии»? Неужели то, как строят свою репрезентацию семьи в домашних альбомах, имеет отношение к реальным семьям? Так ли неколебима индексальная связь портретируемого с фотокарточкой? Любительская фотография и вышивка, безусловно, похожи. Они обладают аурой невинности и коннотацией буржуазности, но также обнажают законы, по которым функционируют общество и искусство. И даже если в фотографии протест в яркой, манифестационной форме вряд ли возможен, он прочитывается между стежков: изменить пространство, продемонстрировать структуру изображения. Удалить «человека конкретного» из изображения.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320805
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325927