Кроткое замыкание

На экраны Украины вышел фильм Сергея Лозницы «Кроткая», мировая премьера которого состоялась в конкурсе Каннского фестиваля, а первые показы в России — на фестивалях «Стрелки» и «Послание к человеку». Вопрос о прокате фильма в нашей стране сейчас решается его российскими продюсерами.

В дни проведения 70-го Каннского фестиваля в топ «Яндекса» попала новость: «В Каннах освистали фильм украинского режиссера о России». Упрощение, формально совпадающее с контурами реальности: Сергей Лозница, родившийся в советской Белоруссии, в момент распада СССР работавший в киевском Институте кибернетики и получивший гражданство Украины, снял кино о бесконечном финале русского мира и русской цивилизации — слишком универсальное, чтобы учитывать такую мелочь, как политические границы (на пресс-конференции в Каннах украинская журналистка спросила, почему в ключевой сцене герои переодеваются в вышиванки и нет ли в этом критики украинских властей, — еще одно вводящее в ступор упрощение).

«Q&А не будет, — объявил режиссер на премьере в Киеве. — Сам фильм и есть Q&А» — и это действительно его первая работа, которая выражает весь комплекс идей кинематографическими средствами и не нуждается в последующей авторской экспликации. В «Кроткой» документалист Лозница выводит свое игровое кино на новый уровень условности: эта картина — сон во сне, включающий в себя узнаваемые элементы реальности, которые невозможно опровергнуть. Из одноименной повести Достоевского позаимствовано разве что предуведомление: хотя рассказ озаглавлен как «фантастический», сам автор считает его в высшей степени реальным.

© Slot Machine

Фильм про то, как молодая женщина (Василина Маковцева из Коляда-театра) без указания причины получила назад посылку, отправленную мужу в тюрьму, и поехала выяснять, что с ним случилось, заранее представлялся тяжелым, тягучим и мрачным — но оказался комедийным музыкальным ужастиком вроде «Шоу ужасов Рокки Хоррора». Шел в комнату, попал в другую; ехала на свидание к мужу, попала в сны Достоевского и в сон Татьяны — в избу, где за столом сидят чудовища и готовятся принести тебя в жертву. Обезумевший рояль Каравайчука, Надежда Кадышева и Надежда Бабкина, марши братьев Покрасс, известный шансон и неизвестный, написанный актрисой «Театра.doc» Мариной Клещевой, отсидевшей двенадцать лет за разбой, — даже монологи персонажей, которых главная героиня встречает на своем пути, звучат как опереточные арии или цыганочка с выходом.

Отбросив серьезный тон, оставив навсегда надежду и пропустив в свой рациональный мир освобождающее безумие, Лозница экспериментирует со слоями реальности и со слоями языка: матерный монолог, монолог на блатной фене, горячечный монолог патриота, спасающего весь мир, два почти одинаковых монолога в жанре фольклорного «страдания»: один произносит правозащитница в исполнении Лии Ахеджаковой, другой — содержательница притона, приводящая растерянную героиню сначала на постой, а потом на Голгофу; обе нестерпимо переживают за посторонних людей. «Я женщин люблю и сгущенки хочу. За что сажать? За то, что сгущенки хочу?» — ритмически покрикивает из-за края кадра посаженный в «обезьянник» привокзальный инвалид.

© Slot Machine

Показав в своем игровом дебюте «Счастье мое» (2010) русский мир как перманентную войну всех против всех, Лозница — живущий в Германии фаворит европейских кинофестивалей — снискал себе славу русофоба. Представляя на Каннском фестивале 2015 года документальное полотно «Майдан», он отказался давать интервью российской прессе, демонстративно вынося Россию за скобки диалога, в который новая Украина вступает с остальным миром. Однако эти обстоятельства не должны никого обмануть: режиссер Лозница раз за разом обращается не к европейской фестивальной, а именно к российской публике — без большой надежды на взаимность. Даже «Майдан», запечатлевающий движение человеческих масс в дни Революцii гiдностi, по-настоящему можно расслышать только русским ухом, чутко улавливающим ситуационное переключение между культурными кодами и языками (поют по-украински, стихи читают по-русски, и ресторанный хит «Червона рута» вдруг оказывается протестным гимном). На премьере в Киеве зал не считал ни путинскую шутку про обрезание, ни «раба на галерах» в монологе правозащитницы с георгиевской ленточкой; в этой тюрьме ей доверена почетная миссия «борьбы с правами человека».

Дорога на улицу Дзержинского, где находится офис правозащитников, лежит через улицу Гегеля, Маркса и Ленина, мимо сгоревшего на перекрестке дома. Местные называют их «агентами» и «фашистами» и поливают им лестницу водой, чтобы в мороз было нельзя выйти на улицу, полиция через день устраивает обыски с «бимануальным вагинальным исследованием», но все заявления от потерпевших в обязательном порядке передаются сотрудниками в «органы» — безжалостная карикатура на тех, кто, оставаясь в системе, пытается идентифицироваться с «добром». Добра здесь нет; его уродливая имитация выглядит отвратительнее, чем чистое зло. В сцене финального сатанинского банкета правозащитница будет сидеть по правую руку от начальника тюрьмы под присмотром почетного караула НКВД.

© Slot Machine

Мир «Кроткой» — уютная непроницаемая утроба, в которой поколения неродившихся людей разлагаются заживо. «Не спи, а то уедешь», — предупреждает на вокзале полусумасшедшая старушка (Роза Хайруллина, у которой в фильме две роли). Но все вокруг погружены в глубокий сон, сном заражается и героиня, которую поднимают и увозят как будто бы для свидания с мужем, а на самом деле — для совершения акта бесплодного символического насилия. В начале фильма мимо людей на остановке справа налево (то есть в логике экрана — по направлению вспять) проходит мужчина с коляской. Остановившись на полпути, он подбирает с земли пустые бутылки и складывает их внутрь — туда, где нет и никогда уже не будет ребенка.

Куда пропал муж и почему вернулась посылка, нам не говорят и не скажут, но реплики второстепенных персонажей складываются в параллельный текст, позволяющий строить догадки. За пределами уютной парализующей утробы идет война, на которую можно поехать, чтобы скостить срок, или защитить русский мир, или пролезть на теплое место: «Родине послужил — Родина стерпит». Этот сон — в руку: звучащие на протяжении всего фильма обрывки историй про мобильные крематории и похоронки без указания места гибели (следующий проект Лозницы называется «Донбасс»), как и десятки других деталей, превращают этот «фантастический рассказ» в документальный репортаж из герметичной утробы, которая переваривает саму себя.

При написании текста использовались идеи, высказанные Мирославом Слабошпицким.

Понравился материал? Помоги сайту!