2 октября 2017Мосты
394

Вивека Хольст: «Женщинам трудно признать, что их изнасиловали собственные мужья»

Юлия Дудкина поговорила с известной феминисткой о приютах для жертв домашнего насилия и о том, как сложно это насилие узнать в лицо

текст: Юлия Дудкина
Detailed_picture© Getty Images

Вивека Хольст — известная шведская феминистка, один из лидеров ROKS — шведской ассоциации приютов для женщин, подвергшихся домашнему насилию. Хольст вступила в борьбу за женские права еще в 70-е годы, а сейчас работает на волонтерской основе в одном из таких приютов на юге Стокгольма. С 25 по 30 сентября в Швеции побывала группа российских социальных работников, которым Хольст рассказывала, как в стране организована работа с жертвами домашнего насилия. Эта поездка состоялась благодаря проекту «Общественная дипломатия. ЕС и Россия». Специально для медийного зеркала этого проекта — раздела на Кольте «Мосты» Вивеку Хольст расспросила Юлия Дудкина.



— В Швеции феминизм — это часть государственной политики. Казалось бы, в стране не должно быть особых проблем, связанных с гендерным насилием или дискриминацией. Тем не менее вы посвятили жизнь борьбе за женские права. Зачем, если с ними и так вроде все в порядке?

— Швеция не всегда была так дружелюбна к женщинам. Мы прошли тот же путь, что и остальные страны, просто начали его несколько раньше. Например, в 70-е женщинам пришлось выходить на улицы, чтобы отстоять свое право на полный рабочий день. Формально это и так было возможно, но в стране не было нормальных яслей и детских садов, то есть детей было просто не с кем оставить, а это ограничивало для женщин возможности оплачиваемого труда. Раньше в Швеции работали только очень бедные женщины, вышедшие из рабочего класса, дошкольных учреждений было мало, находились они в плачевном состоянии. Чтобы достучаться до политиков, мы приводили наших маленьких детей в ратушу и оставляли их там. Чиновники выходили в приемную и видели толпу малышни без присмотра. Им приходилось самим следить за детьми, пока мы не возвращались и не забирали их. В итоге мы добились своего — теперь в Швеции прекрасные ясли и детские сады, которые к тому же всем по карману.

— А почему именно в 70-е женщинам в Швеции резко понадобилось выходить на работу?

— Нам очень повезло: Вторая мировая нас не коснулась, и пока в 50-е многие страны пытались оправиться от последствий войны, у нас по-прежнему работали школы, то есть девочки получали образование. Поэтому, когда в 60-е произошел экономический скачок, у компаний выросла потребность в кадрах, и женщины смогли пойти трудиться. До этого в Швеции был вполне традиционный уклад: мужчины зарабатывали деньги, женщины были домохозяйками. Но нравилось это далеко не всем. Например, моя мама терпеть не могла быть бесплатной уборщицей. Она всегда говорила мне: «Учись, и тогда ты сможешь сама позаботиться о себе». Когда женщины вышли на работу, им пришлась по вкусу новая независимость. Раньше в семьях все деньги, а заодно и власть принадлежали мужьям. Даже жены, которые что-то зарабатывали, отдавали зарплату мужчинам. Теперь у женщин появились собственные деньги. Они знали, что смогут сами себя прокормить, если что-то случится с мужем или брак распадется. Еще один вывод был такой: женщинам стало ясно, что, если мужчина бьет или обижает тебя, ты можешь от него уйти и не умрешь с голоду.

— Какие еще права приходилось отстаивать женщинам?

— Например, право на аборты. В Швеции до 1975 года они были вне закона. Помню, тогда, в 70-е, мы для обмена опытом ездили в советскую Польшу — там аборты были разрешены. Теперь все наоборот: в Польше запретили искусственное прерывание беременности, и теперь польские женщины едут консультироваться к нам. Есть и другие достижения: например, нам удалось добиться закона о декриминализации проституции. Согласно этому закону, наказан должен быть клиент, а не те, кто оказывает ему услуги. С тех пор мужчины боятся, и обычная уличная проституция в Швеции почти исчезла. Правда, некоторые до сих пор договариваются через интернет и платят девушкам из Восточной Европы, а те приезжают к ним на выходные. Но это дорого, так что уровень проституции все равно снижается. А главное, я вижу, как меняется отношение к этому вопросу. Услугами проституток в основном пользуются люди среднего и старшего возраста. Молодежь считает в целом неприемлемым платить за секс.

Вивека ХольстВивека Хольст

— Давайте поговорим о приютах для женщин, которые стали жертвами домашнего насилия. Этим занимается ваша организация ROKS. Как она устроена?

— По всей Швеции работают 230 приютов для женщин, пострадавших от домашнего насилия. Мы начали работу в 1984 году, и тогда приютов было всего 20, но постепенно организация разрослась. К нам приходят женщины, которых избивали и насиловали мужья, — они решились уйти из дома, но им некуда податься. Многие ведь годами терпят насилие, но боятся что-то предпринять, потому что у них нет денег и некому их приютить. Каждый год в наших приютах оказывается примерно семь тысяч женщин, многие из них — с детьми, так что у нас всегда есть запас детских кроваток и одежды.

Некоторые успевают подготовиться и появляются в приютах с чемоданами, полными вещей. Но кто-то прибегает даже без верхней одежды — иногда приходится спасаться прямо в разгар очередной драки, так что на сборы нет времени.

— Сколько времени женщины обычно проводят в приюте?

— В среднем от трех месяцев до года. Этого времени хватает, чтобы уладить все вопросы с разводом, найти новое жилье, устроиться на работу, если в этом есть необходимость. Наша задача — помочь им начать новую жизнь. Подать заявление в полицию и задокументировать побои, договориться с врачами и психологами, если их помощь нужна. Присмотреть за детьми, пока женщина ходит по собеседованиям или дает показания в суде.

— А мужья не пытаются выследить сбежавших жен?

— Обычно нет. Насилие всегда происходит дома. Когда женщине удалось вырваться, она уже в безопасности — в Швеции мужчина не рискнет схватить жену посреди улицы и потащить ее куда-то силой. Выследить, где находятся приюты, тоже очень сложно — мы не раскрываем адресов, это тайные квартиры. Когда к нам приходит женщина и говорит, что ей и детям грозит опасность, мы помогаем ей перебраться в приют как можно дальше от дома, некоторые уезжают даже в другие города.

— Ваши приюты бесплатные?

— Это зависит от ситуации. Некоторых женщин к нам приводят социальные работники или полицейские, в таком случае за их проживание платят центры социального обеспечения. Кто-то обращается к нам напрямую. Если у женщины есть работа, она платит небольшую сумму — около 100 шведских крон (10,5 евро) за ночь. Тех, у кого совсем нет денег, мы селим в приюты за счет бюджета, который нам выделяет государство. Я состою в совете ROKS, и в каждом конкретном случае мы решаем, как поступить. Если женщина пришла к нам без денег и вещей и у нее нет работы, мы покупаем все необходимое: теплые вещи, продукты.

— И сколько денег выделяет на все это государство?

— На каждый приют выделяется разная сумма — в зависимости от его размера. Тот, в котором я работаю, получает примерно миллион крон в год (около 100 тысяч евро). У нас одновременно могут жить по пять женщин с детьми. Не то чтобы это были большие деньги, но их вполне хватает, чтобы обеспечить женщин гигиеническими принадлежностями, оплатить работу докторов и психологов, заплатить работникам приюта.

— То есть у вас все-таки есть зарплата?

— Лично у меня — нет. Большинство из нас — волонтеры. Но нужно, чтобы в приюте кто-то находился круглосуточно — тот, кто может помочь с детьми, вызвать врача или просто поговорить с постоялицами: они ведь очень напуганы, раздавлены. Нельзя заставлять волонтеров приходить в приют каждый день и сидеть там бесплатно до вечера. У многих есть основная работа или учеба, да и морально это тяжело. В приюте, которым я управляю, есть две наемные работницы, они приходят по будням. А бесплатные добровольцы помогают по мере возможностей, кто чем может. Например, один из наших волонтеров учится на юриста. Она приходит раз в неделю и помогает разобраться с судебными документами.

— А в чем заключается лично ваша работа?

— Сейчас я занимаюсь в основном организационными моментами — ищу врачей и психологов, решаю денежные вопросы с чиновниками, провожу обучение среди врачей, учителей и социальных работников. Объясняю им, как понять, что пациентка подвергается насилию или что ученик живет в семье, где такое происходит. Куда обращаться в таких случаях, как убедить женщину разорвать нездоровые отношения и подать заявление в полицию. Насильника нельзя наказать, пока жертва на него не заявит.

Многие из нас ежедневно общаются с жертвами домашнего насилия, но даже не замечают этого. Часто нам кажется, что жестокому обращению подвергаются только жены мигрантов и алкоголиков. Но к нам приходят и очень богатые женщины, и профессора. Общее у них одно — все эти женщины пострадали от мужской жестокости. Очень многих насилуют собственные мужья. В таких случаях приходится очень трудно. Часто женщина не может признаться себе самой, что ее подвергли изнасилованию. Это же ее муж, она вроде как должна заниматься с ним сексом. Но она чувствует, что что-то в этом не так, что ей плохо. Ее разбудили посреди ночи и заставили делать то, чего она делать не хочет.

— Но если женщины не признают такие инциденты изнасилованием, то как их можно в этом убедить?

— У нас есть законы, где четко прописано, что именно является насилием. И это помогает. Мы можем объяснить женщинам, что то, что с ними произошло, нелегально, такого быть не должно. Кроме того, многие наши волонтеры — сами в прошлом жертвы насилия. Когда они рассказывают свои истории, женщины слышат, что все это звучит очень знакомо. Во время психологических консультаций они сами слышат себя со стороны и постепенно начинают понимать: то, что произошло, действительно было изнасилованием. Но это очень долгий процесс. Я сама через все это прошла.

— Над вами издевался ваш муж?

— Да, бывший. Мы развелись в 1992 году, а до этого я мучилась с ним в браке 15 лет. И это при том, что с 70-х я — активистка женского движения и вроде бы знала все о правах женщин. Но даже твои знания не всегда помогают распознать насилие и определить его. Сначала тебе кажется, что все идеально — ты влюблена, тебе дарят подарки, вы вместе проводите вечера. Потом начинаются претензии и психологическое насилие. Мой муж требовал, чтобы я носила только вещи, которые ему нравятся. Он говорил мне, что я уродлива, бесполезна, что мне с ним очень повезло, потому что больше я никому не нужна. Он ревновал и обижался на меня, когда я встречалась с друзьями. Чтобы только ему угодить, я стала меньше общаться с людьми, стала одинокой, более уязвимой, он приобретал надо мной все больше власти. И вот тогда-то и началось физическое насилие. Однажды во время драки он сломал мне нос. Кроме того, мне постоянно приходилось заниматься сексом, когда я этого не хотела. Как и многие женщины, с которыми я работаю теперь, я не сразу призналась сама себе, что это изнасилование.

— Но все-таки признались? Как вам это удалось?

— Мы жили тогда в Лондоне — мужа туда отправили по работе, и я поехала с ним. Там у меня появилась новая подруга. Не знаю точно, что с ней произошло, но, подозреваю, она тоже прошла через семейное насилие. Узнав немного о наших проблемах в браке, она стала меня расспрашивать: «Ты считаешь, с его стороны нормально так поступать? Разве так должно быть?» Тогда я стала думать и постепенно решила, что нужно разводиться. Но произошло это далеко не сразу — мне потребовалось еще несколько лет, чтобы окончательно разорвать с ним отношения. Муж мне угрожал: он говорил, что найдет способ отсудить детей, убьет нашу собаку.

— Но ничего этого не сделал?

— Нет. Когда жить с ним стало совсем невыносимо, я обратилась в центр социальной поддержки. Мне помогли найти прекрасного адвоката, меня поддерживали соцработники, которые тоже, как и сейчас, рассказывали мне свои собственные истории. В конце концов я переехала к отцу — с двумя детьми и двумя чемоданами. До этого мой отец был даже не в курсе, что мой муж избивает меня и насилует. Мне было об этом стыдно рассказывать. Казалось, что, раз я образованная, интеллигентная женщина, со мной ничего в этом роде происходить не должно, такие вещи случаются с другими. Но, рассказав обо всем папе, я поняла, что зря не сделала этого раньше. Он помог мне и с детьми, и с деньгами. Постепенно о происшедшем узнало все мое окружение, даже учительница в школе — она спросила, почему мои сыновья стали такими грустными и рассеянными, и я решилась сказать ей правду. И меня никто не осуждал.

Часто к нам приходят работать женщины, которые и сами раньше жили в таких приютах. Одна появилась буквально на днях. Я прекрасно помню, как она обратилась к нам пять или шесть лет назад — вся в синяках и ссадинах, с двумя маленькими детьми. Мы объяснили ей, как можно обратиться в полицию, задокументировать побои, консультировали во время суда. В итоге ее мужа посадили, а она через полгода покинула приют. И вот теперь я встретила ее на работе — выяснилось, что она живет с детьми в прекрасной квартире, что она счастлива. Она постоянно рассказывает свою историю новым постоялицам, потому что женщины всегда растерянны, им кажется, что их мир разрушен, что дальше — пустота. Счастливые истории волонтеров помогают им встать на ноги: они начинают верить, что и дальше может быть новая, хорошая жизнь.

— Женщины, которые живут в приютах, общаются друг с другом?

— Конечно, ведь они проводят там много времени. В каждой квартире — общая кухня и гостиная, так что многие начинают вместе готовить, смотреть телевизор. Постепенно раскрываются друг перед другом, рассказывают свои истории. Получается что-то вроде групп взаимопомощи. Обычно они продолжают дружить и потом, когда покидают приюты. Они ведь проходят совместно через сложный этап.

— А как чувствуют себя дети? Они не хотят домой? Ведь мужья, которые бьют жен, не всегда издеваются над детьми.

— По закону, если ребенок наблюдает сцены домашнего насилия, он тоже считается жертвой. Тем более что многие пытаются заступиться за мать и попадают под горячую руку. Как-то раз центры социального обеспечения провели опрос среди детей тех женщин, которые когда-то были в наших приютах. Почти все они сказали, что время в приюте запомнилось им как счастливое. Они в кои-то веки увидели мам без синяков.

Некоторые дети по-настоящему травмированы психологически — мы оплачиваем для них услуги детских психологов или водим в детские группы при центре социального обеспечения. Когда в семье кто-то над кем-то издевается, даже самый маленький ребенок чувствует, что что-то идет не так.

— Вы общаетесь с коллегами из других стран?

— Да, я читаю лекции в разных странах Европы — например, рассказываю про шведский закон о декриминализации проституции. Кстати, на днях к нам приезжали социальные работники из России, я показывала им приюты, рассказывала про их устройство. По их словам мне показалось, что женщинам приходится в России несладко. Некоторые из моих новых знакомых считают себя феминистками, но стесняются об этом говорить, потому что в России многие считают, что за права женщин борются только мужененавистницы.

— А в Швеции этого не бывает?

— По-разному. Я получаю тонну писем, где люди грозятся избить меня, наказать и изнасиловать. Пишут: «Если бы тебя почаще трахали, ты перестала бы заниматься этой ерундой». Сначала такие послания меня пугали, но теперь только раздражают. В нашей организации есть специалисты, которые отслеживают отправителей по IP-адресам и потом пишут письма в места, где они работают. Они отправляют скриншоты с вопросами в духе «Вы правда хотите работать с этим человеком?» Я вообще не понимаю, как можно быть настолько глупым, чтобы отправлять угрозы по электронной почте: ведь тебя очень просто отследить.

Мне 69 лет, и я ко всему уже привыкла. Но молодые сотрудницы очень страдают. Представьте, что какой-то человек пишет вам письмо: «Мы знаем, где ты живешь, и изнасилуем тебя бейсбольной битой». После этого девочки иногда боятся выходить на улицу.

— От чего, кроме социального уклада, зависит отношение к гендерным вопросам в разных странах?

— Например, от того, сколько власти имеют религиозные институты. Церковь ведь никогда не была особо добра к женщинам — от нас всегда требовались целомудрие и послушание. На самом деле, это тоже часть патриархального порядка — женщин проще контролировать, если заставить их соблюдать целомудрие до брака и постоянно рожать детей.

Мне кажется, сейчас во многих странах женщинам приходится нелегко. После долгой борьбы за равноправие происходит обратный откат. Как будто мужчины пытаются отвоевать обратно свою территорию. Растет количество изнасилований и сексуальных домогательств. Где-то усиливается роль церкви — как, например, в Польше и Венгрии.

— И что делать женщинам, которые хотят отстаивать свои права?

— Для начала искать единомышленниц, объединяться и поддерживать друг друга. И как можно больше читать — это помогает вовремя найти аргументы и понимать, что именно вы делаете и зачем. Не бояться просить о помощи. И главное — беречь себя. Если этого не делать, как вы сможете помочь другим?


Понравился материал? Помоги сайту!