О проекте

№13Вечные ценности

22 марта 2017
657

Чудеса — в решете

Редакция «Разногласий» шлет читателям прощальное письмо с фотокарточками и клеймит консерватизм за невозможность чуда

текст: Редакция «Разногласий»
Detailed_pictureАндреевский зал Московского Кремля

Вот Андреевский зал в Московском Кремле. Он похож на роскошный ларец. Консерватизм и есть такой ларец, обещающий, что вмещает сокровище. Увы, сокровища там может не оказаться. Великолепная отделка, казалось бы, служит гарантией чуда — но чудо, если оно и возможно, прячется совсем не в ларце. Так устроен консерватизм влечений: они стремятся найти сокровище там, где оно уже однажды было найдено (или, точнее, где оно было утрачено), — и тем самым избегают новых случайных встреч, пытаясь копить богатства и ничего не потерять. Попытка зафиксировать мощь неизменно приводит к регрессии до удержания и пережевывания: анальное и оральное вместо обетованного фаллического. Андреевский зал, где с 2000 года проходит инаугурация президента РФ (чаще всего Владимира Путина), кстати, фальшивка: спроектированный Константином Тоном во времена Николая I, он был полностью перестроен в 1930-е и реконструирован в 1990-е.

Консерватизм — это вмещающее пространство и форма. Австрийский историк искусства Ганс Зедельмайер, будущий член нацистской партии, в своем анализе позднеантичной и ранневизантийской архитектуры вывел понятие «охватывающая форма», одним из высших проявлений которой считал собор Святой Софии в Константинополе: его купол словно спускается с небес, очерчивая территорию имперских религиозных ритуалов. Соборность тут мыслится как порядок мироздания — иерархический, централизованный, неприкосновенный.

«Охватывающая форма» Зедельмайера напоминает стандартную иконографию фото с выставки и рейвов на московской ГЭС-2 в рамках проекта «Геометрия настоящего» фонда V-A-C: толпа модно одетых молодых людей в мерцании светового шоу внизу — и колоссальные конструкции бывшей электростанции над ними, словно покров олигархического капитала над эйфорическими таинствами культурной индустрии. Некоторые посетители писали в Инстаграме и соцсетях о «храмовом» или «религиозном» пространстве ГЭС. Здесь можно также (достаточно произвольно) указать на сходство с некоторыми пространствами рудиментов социализма, например, с Комаровским рынком в Минске, где огромная железобетонная оболочка осеняет торговцев и покупателей: будто бы бесклассовое общество на отдельно взятом рынке, гарантом которого служит отказ от политики, отданной на откуп авторитарному государственному режиму. Время словно приостановлено, нет спешки, не бросается в глаза социальное неравенство, московского туриста охватывает ностальгическое (и, несомненно, консервативное) очарование осколком СССР.

Консерватизм — это процедура организации. Он верит в возможность хорошего управления. Расцвету консервативных идей ничуть не противоречит современное господство менеджмента — ключевой элемент восторжествовавшего начиная с 1980-х «третьего духа капитализма», как его обозначили социологи Люк Болтански и Эв Кьяпелло, или, как чаще это называют, неолиберальной экономики. Открытие Триеннале российского современного искусства в московском музее «Гараж» стало триумфом менеджериального успеха и иерархической эксплуатации работников, а также — шоу классового расслоения и благотворительной щедрости: богатый олигархический музей собрал не столь богатых художников из российских городов, очередное «русское бедное» — на сей раз в шикарной раме «Гаража»... Подобное левацкое брюзжание могло бы стать важным дополнением к общему либеральному возмущению тем, что среди регионов России, на представление которых претендует триеннале, был также «возвращенный» Крым. Но вопрос о Крыме казался большинству критиков куда более важным.

В какой момент борьба за права работника в корпоративном коллективе провозглашается менее важной, чем противостояние консервативным идеологиям, которые занимают эфир в медиа? В тот момент, когда вам предлагают выбрать между памятником князю Владимиру и разрешенным рейвом на джентрифицированной электростанции. Теперь искусством управляют монополии, собирающие всех творческих работников под одной крышей. Ценности, казавшиеся многим работникам современного искусства ключевыми пять лет назад, вылиняли на фоне красочного мракобесия последних лет. Противостояние корпоративному давлению кажется смешной игрой: ведь в центре Москвы вырастает страшный истукан и грозит сверху бронзовым крестом. Нам говорят: забудьте про работников, которые противостоят работодателю, — теперь работодатель и работники заодно в борьбе с государством. А государству, может быть, только того и надо. Разве не служит такая корпоративная этика опорой «путинизма»?

В 1990-е акционисты полемизировали с либералами, а не с консерваторами, и куда меньше интересовались добром и моралью. Никто не стал бы делать святых из Авдея Тер-Оганьяна, Анатолия Осмоловского или Александра Бренера с их двусмысленными и непонятными выходками. Но именно новыми святыми пытались представить Петра Павленского и Pussy Riot. Ведь они радеют за благо, за дело либерального прогресса — против консерваторов у власти, иначе мыслящих прогресс и располагающих ось «добро—зло» с точностью до наоборот: у одних РПЦ — носитель темного обскурантизма, у других — духовного света... Акционисты времен третьего срока Путина бинарно поляризовали общество по принципу «либеральное против консервативного» — точно так же, как и госпропаганда; и, как и госпропаганда, они апеллировали к морали.

© Митя Алешковский / ТАСС

«С Третьяковкой при Трегуловой происходит лучшее, что могло бы с ней происходить», — сказала одна арт-критик. «Ведь с ней происходит то же, что с музеями во всем мире», — пояснила она. «Тут все хорошо, — говорили про ГЭС-2 на ее открытии, — ни к чему не придраться». А мы не хотели верить в мораль, благо и добро — но хотели верить в чудо. Хотели разногласий и составляли карту так, чтобы провоцировать споры. На карте были буржуа и панки, Третьяковская галерея и фонд V-A-C, ДК в городе Кизеле и Чикагский университет, Студия имени Грекова и кабинеты психоаналитиков. Мы нарушали нормы журналистской морали, были истериками и были художниками — последними в этом мире, разумеется. Современное искусство становится нормой — нужно ли его спасать после этого? Все хотят быть современными художниками. А мы, кажется, уже нет.

На этом журнал «Разногласия» начинает свой последний номер, посвященный вечным ценностям, а его редакция с вами прощается.


Понравился материал? Помоги сайту!

Скачать весь номер журнала «Разногласия» (№13) «Вечные ценности»: Pdf, Mobi, Epub