Кому страшен «Сталинский нос»?

2 сентября объявлен Короткий список четвертого сезона Всероссийского конкурса на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру». Пока детское читательское жюри определяется с выбором лауреата, COLTA.RU решила посмотреть, как обстоят дела в детской словесности сегодня. На протяжении ближайших нескольких недель мы будем публиковать материалы, посвященные современной российской детской литературе. Беседа ЕКАТЕРИНЫ АСОНОВОЙ и ОЛЬГИ БУХИНОЙ о восприятии книги «Сталинский нос» начинает цикл.

Дети и большая политика — тема, практически не затронутая литературой для детей, если не считать определенной ее части — дети и война. Да и здесь за редкими исключениями вроде таких книг, как «Облачный полк» Эдуарда Веркина, книжные полки по-прежнему заняты советской агиографией — житиями замученных фашистами пионеров-героев. Попытка окунуться с головой в атмосферу сталинских репрессий — не только Большого террора 1937—1938 годов, но и всего сталинского периода с конца 1920-х и до начала 1950-х годов — и посмотреть на эту ситуацию глазами ребенка стала задачей книги Евгения Ельчина «Сталинский нос». Сам ребенок не может увидеть «широкую» картину, он знает лишь то, что происходит непосредственно вокруг него, что ему рассказывают дома и в школе, и склонен верить тому, что ему говорят взрослые. Но если слова взрослых, которых он любит и которым привык доверять, противоречат тому, что он видит собственными глазами? Мир переворачивается, и большая политика входит в детский уютный мирок, жестоко топча сапогами жизнь этого самого ребенка. Книга Евгения Ельчина, написанная от лица мальчика со смешным именем Саша Зайчик, и особенно ее выразительные, тревожащие иллюстрации, сделанные автором, именно об этом и рассказывает.

Книга вышла весной этого года, ее появление в свете было отмечено целым рядом рецензий, мероприятий и презентаций (презентация в Мемориале), ее активно обсуждают и в книжном сообществе (беседа с Н. Крученицкой на «Папмамбуке», запись Софьи Сапожниковой в блоге на сайте «Уроки истории», интервью с Е. Ельчиным), и в читательском (рецензии в «Лабиринте»; на сайте издательства «Розовый жираф» есть страничка, посвященная рецензиям на эту книгу).

Данная публикация — продолжение разговора, начавшегося в ходе одного из таких мероприятий, которое прошло в рамках июньского книжного фестиваля. Времени на обсуждение не хватило, а потому наша беседа (Екатерины Асоновой, специалиста по детской литературе и чтению, и Ольги Бухиной, переводчика книги «Сталинский нос» и обозревателя детской литературы) переросла в переписку.

Екатерина Асонова: Первый (и главный) вопрос: насколько «Сталинский нос» — детская книга. У меня не вызывает сомнений, что ее адресат — дети. Вопрос скорее не об этом, а о вписанности книги в общий процесс и тенденции развития литературы для детей. Мне кажется, что очень важно поговорить о традициях XIX и XX веков, которые предполагали, что детям надо читать о непростых социальных явлениях, о смерти, о страданиях и несправедливости, жестокости этого мира.

Ольга Бухина: Книга для меня, безусловно, детская, но, как всякая хорошая детская книга, она «говорит» и со взрослыми. Мне уже немало порассказали, как она читается современными бабушками, то есть теми, кому сейчас около 60. Это не меняет того факта, что главным ее адресатом являются дети. Осознание ребенком истории, на мой взгляд, совершенно невозможно без прочтения множества книг, в которых в истории живут другие дети. Именно через этот детский опыт, через сопереживание и происходит осознание прошлого. На обсуждении в последний день летней книжной ярмарки в Москве кто-то процитировал девочку, которая написала рецензию на эту книгу на сайте «Папмамбук» (рецензия участницы конкурса «Книжный эксперт ХХI века») и которая видит настоящее прекрасным по сравнению с тем прошлым, что описано в книге. Многими это воспринимается как неправильный эффект книги — вот она не видит плохого сегодня, но мне кажется, что это очень полезный этап: сначала научиться «читать» прошлое и его проблемы, а потом уже переходить к настоящему.

Асонова: Второй вопрос — про финал книги: здесь нет ни урока, ни выхода из создавшейся ситуации. Главный герой как будто бы находит приют и понимание у женщины из очереди, но для читателя это вряд ли возможность вздохнуть с облегчением.

Бухина: Это как раз к разговору о традициях XX века. XXI век снова «разрешил» авторам грустные концовки. В XIX веке дети умирали в конце книги, и это учило читателя сопереживанию и состраданию. ХХ век оказался куда более мажорным — в детской литературе, но, увы, не в жизни. То, что Евгений пытается передать своей концовкой, — это предложение хоть какого-то катарсиса в ситуации категорически не катарсической. Альтернатива проста — детдом. Я проводила неформальный опрос — оптимистическая или пессимистическая концовка у книги. Ответы примерно половина на половину. Но если бы была другая концовка, все бы сказали — нереалистично и неправдоподобно. Больше всего мне нравится трактовка, что конец оптимистический, потому что Саша впервые начинает говорить человеческим языком, и чувства у него появляются человеческие. Он, конечно, стоит на морозе в очереди на получение свидания с арестованным отцом, но сердце у него размораживается. И в этом и есть «счастливый» конец. Это Надя Крученицкая, редактор книги, очень хорошо сформулировала.

Асонова: Книга была написана в США и сначала вышла именно там. Расскажите о реакции на книгу в Америке. Что писали? Кто писал? С какими детьми и почему такую книгу читают? И с какими книгами в одном ряду она оказалась (мне она показалась близкой к «Битвам по средам» Гэри Шмидта).

Страшно должно становиться читателю.

Бухина: Ну, во-первых, медаль Ньюбери она все-таки не просто так получила. Есть и специальные пособия для учителей — как читать книгу и какая у нее историческая подоплека. Евгений помог сделать одно из таких пособий, но есть и другие (1, 2). По поводу ряда — в Соединенных Штатах выпускается много исторической прозы для детей, в основном по американской истории, но не только; мне кажется, что для американского читателя эта книга естественно встраивается в ряд книг об Америке тридцатых годов, Великой депрессии, последствиях рабства, войне во Вьетнаме.

Асонова: Послесловие Евгения Ельчина к книге называется «О страхе», о страхе пишет в своем комментарии к книге историк Б. Беленкин, о страхе говорят, представляя книгу, ее издатели. Мне кажется, что книга не о том, как СТРАШНО жить мальчику, а о том, что СТРАХ — это как раз то, что ДОЛЖНО появиться у человека, если вокруг происходит ТАКОЕ. Мир сталинской жизни представлен как обыденность (именно это стараются передать музейные комплексы, посвященные ужасам нацистского гетто, концлагеря). Именно чувство проснувшегося в Саше страха и становится его человеческим спасением.

Немножко отвлекусь от темы: после чтения «Сталинского носа» мне размечталось — вот бы на месте Мавзолея и мемориального комплекса у Кремлевской стены сделать что-то, что помогало бы пробуждать в людях столь необходимый страх, а точнее — чувство опасности перед обыденностью зла, жестокости, лицемерия, виктимности.

Бухина: Есть сайт и ряд работ, посвященных коммуналкам того периода и их обыденности. Саше, конечно, совершенно не страшно поначалу жить в этом мире, это его мир, понятный и простой для него. Да и не всем взрослым, как мы знаем, было страшно, для страха надо обладать возможностью видеть ситуацию со стороны, что Саше, безусловно, поначалу недоступно. Только когда ситуация разрушается, Саша способен увидеть, что происходит, и это по-настоящему страшно. Обыденность зла, по Ханне Арендт, — отец-предатель, сосед-доносчик, учительница-садистка, тетя-трусиха. Все это страшно. Главное, что страшно должно становиться читателю. Тогда книга действительно становится памятником жертвам. Теперь вопрос у меня — может быть, действительно к книге нужна методичка, как к «Волне» Тода Штрассера? Может быть, это время уже так далеко от современного ребенка, да и от его родителей и молодых учителей, что самим им не разобраться?

Асонова: Методичка, думаю, нужна. Опыт представления книги в школах говорит о том, что учителя не понимают ценности именно эмпатии, катарсиса — настолько велико стремление «исторически объяснить» и не оставлять ребенка с переживаниями один на один, с рождением желания узнать больше, с отсроченной возможностью что-то узнать для себя. Нужны материалы, которые помогут родителям читать эту книгу.

Бухина: Мне кажется, что действительно нужно создать двойной текст — и для учителей, и для родителей. Но не менее важна историческая справка, рассказывающая без того, чтобы просто напугать до полусмерти, историю сталинского времени. Ведь в школе дети это проходят (если проходят) тогда, когда читать про Сашу Зайчика уже не очень-то интересно. Учителя и родители — главные «игроки» в этой истории. Ребенок сам такую книжку не купит и даже с полки в библиотеке вряд ли возьмет, если библиотекарь не посоветует. Эта книжка — хорошее начало разговора с ребенком не только о сталинской эпохе, но и о тоталитаризме вообще и о том, зачем и почему так важно знать историю.

Асонова: Материалы для родителей и для учителей о сложных, неоднозначных книгах — вопрос очень сложный. Мне бы хотелось выделить целый ряд моментов в этой теме. 1. Очень важно выводить тему обсуждения исторической травмы из приватной зоны — получается, что травмы осознаются как домашнее, семейное, немножко секретное даже. А история репрессий, лагерей, бесланской трагедии — все это не частная жизнь. Это жизнь страны, ее народа. Общества. Она не вмещается в частную историю. 2. Методика работы с книгой о сталинских репрессиях — это способы, приемы (формулировки, обороты и ходы), которые позволят тем, кто считает, что говорить, писать и читать об этом надо, что знание о репрессиях не может «подорвать авторитет России», разговаривать с теми, кто категорически против. Кому страшно узнать об этом. Страшно увидеть проявления тоталитаризма в сегодняшней жизни.

И дискуссия, развернувшаяся вокруг книги, говорит о том, что тема требует своего языка обсуждения. Нам надо не только учиться «говорить о политике и о политиках»; нам нужно учиться говорить и о социально-политической истории России. Просто, понятно, не стращая друг друга, а поддерживая. Иначе нам так и суждено жить в мире, где есть «народ», «некто во власти» и узкий круг знакомых, вмещающийся в небольшой зал «Мемориала» на Садовой.

Подготовила Екатерина Асонова

Редакция благодарит Всероссийский конкурс на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру» за поддержку при работе над этим материалом.

Понравился материал? Помоги сайту!