9 февраля 2017Кино
168

Никто не хочет играть со мной

«Тони Эрдман» и все остальные фильмы Марен Аде

текст: Мария Бикбулатова
Detailed_pictureКадр из фильма «Тони Эрдман»© Komplizen Film

С 10 по 12 февраля в московском кинотеатре «Пионер» пройдет ретроспектива Марен Аде — немецкого режиссера, близкого так называемой берлинской школе. В программе — все три полнометражных фильма Аде, включая «Тони Эрдмана», великую драмедию, получившую приз FIPRESCI в Каннах. Мария Бикбулатова — о том, как смотреть ранние работы Аде, чтобы лучше понять феноменальный успех ее последней картины.

Входя в мир кинематографа Марен Аде, зрители тут же оказываются в пространстве, наполненном неловкими и комичными ситуациями. Уроки, деловые встречи, вечеринки и дружеские посиделки — все в какой-то момент заходит в тупик из-за странного неудобного человека. Герои Аде — чудаки и проказники, превращающие мир в гигантскую детскую площадку.

Игра — осевой элемент в работах Аде: почти насильственное вовлечение в игру, в совместную профанацию порядка вещей оказывается единственным работающим способом коммуникации для героев ее картин. Именно присутствие игры в конфликтных отношениях героев позволяет Аде удерживать баланс между социальной критикой и комедийностью.

Кадр из фильма «Лес для деревьев»Кадр из фильма «Лес для деревьев»© Komplizen Film

«Лес для деревьев», дебютный фильм Аде, рассказывает историю молодой учительницы Мелани, которая переезжает работать в незнакомый ей город. Несмотря на всю дружелюбность и миловидность девушки, ее мягкий и податливый характер, ей не удается наладить контакт с людьми ни в одной из сфер жизни: школьники ведут себя с ней по-свински, большинство коллег смотрит свысока, а соседка, с которой Мелани так хочется подружиться, ее избегает. Все попытки хоть как-то исправить ситуацию производят обратный эффект. С самого начала Мелани пытается сконструировать ситуацию, в которой общение стало бы возможным (идет знакомиться с соседями, собирает вечеринку коллег, планирует поездку с классом). Однако в расставленные ею сети никто не попадается, разве что смешной лысый учитель, который ей самой не очень-то интересен. Тогда она идет на разные уловки и шпионаж, досадуя на окружающих, когда ничего не срабатывает. Мелани устраивает конкурсы и викторины в классе, но дети не следуют правилам и срывают уроки. Она начинает игру, как бы бросая мяч, но никто не отвечает на ее импульс, и мяч падает, не возвратившись на ее сторону, каждый раз оставляя зачинщицу «веселья» в крайне нелепом положении. Все окружающие ее люди не могут позволить себе ни грамма легкомыслия, даже дети предельно серьезны в своем гневе на сложные и скучные задания, и показывающая язык учительница не может переломить их настрой. Мелани не способна ни за что зацепиться, она снова и снова буксует в своем напористом желании дружить, оставленная один на один со своими затеями.

Возможно, Марен Аде еще сама очень серьезна в этой своей первой картине. Она будто бы тоже не готова играть с картиной и со зрителем и поэтому рассказывает историю учительницы с очень строгим выражением лица. Но уже во втором фильме ее тактика немного меняется. Она отстраняется от экранного расклада ситуаций и характеров — разумеется, посредством иронии, диссонирующей с достаточно печальной историей, заставляя зрителя чувствовать смущение и неловкость персонажей.

Кадр из фильма «Все остальные»Кадр из фильма «Все остальные»© Komplizen Film

«Все остальные» (несколько лет назад этот фильм уже шел в российском прокате под завлекательным названием «Страсть не знает преград», в какой-то степени сверхироничным — фильмы Аде как раз о преградах между людьми) посвящен отношениям внутри пары. Крис и Китти вместе проводят отпуск на Сардинии в доме его родителей. Он — не очень удачливый архитектор, она — менеджер рок-группы. Он озабочен тем, что недостаточно мужественен, что его проекты никому не нравятся и он не может достичь успеха. Она хочет убедить его решиться на радости семейной жизни, но безуспешно. В начале фильма они дурачатся, подыгрывая друг другу. Крис мастерит куколку из имбиря, они разговаривают с этим имбирным человечком, постоянно носят его с собой. Китти делает Крису макияж, и они весело прячутся от назойливого соседа. Но долго избегать противоречий и несоответствий между их жизненными взглядами не получается. В какой-то момент Крис отказывается играть, пара исчерпывает все возможные способы быть друг с другом.

У Аде нет иллюзий относительно возможности выхода из ситуации тотальной экзистенциальной разделенности и отсутствия связи между людьми. Не существует никакого другого пространства, кроме этого, фрагментарного, компартментаризованного, отчуждающего. Поэтому единственно возможным способом продолжать существование в данных условиях оказывается принуждение другого к игре. Ничто не разрешается, противоречия не снимаются — просто игра, сговор в этой предельной несерьезности и инфантильности, оказывается единственной настоящей связью. Сама режиссер играет со зрителем то в знаменитый «Бассейн» Жака Дере (параллель напрашивается сама собой: в обоих фильмах переживающая кризис пара отдыхает в особняке с бассейном), то в «Презрение» Годара — ближе к финалу, когда героиня вдруг произносит «я тебя больше не люблю», «я лечу домой» или «мне тебя жаль». Однако Аде заставляет поверить нас в то, что все это — всерьез, лишь для того, чтобы потом посмеяться над нашей доверчивостью, как бы говоря нам, что сегодня уже нельзя снимать о невозможности любви с таким отчаянием. Гримаса экзистенциального ужаса должна сегодня превратиться в дурашливую улыбку.

Кадр из фильма «Тони Эрдман»Кадр из фильма «Тони Эрдман»© Komplizen Film

«Тони Эрдман» продолжает развивать тему неуместности и игры, становясь еще радикальнее. Теперь в фокусе уже не взаимоотношения в паре, в общем-то, чужих друг другу людей, но отношения отца и дочери, разделенных целым рядом обстоятельств. Аде продолжает рассуждать о тотальной сепарированности всех от всех в условиях нового духа капитализма, семейная драма у нее разыгрывается на фоне гигантских декораций новой Европы, как бы единой, но очевидно сегрегированной, где на всех уровнях взаимоотношений мы находим все ту же предельную отстраненность. Дочь работает CEO в компании, проводящей оптимизацию румынской нефтяной отрасли; немецкие консультанты, приехавшие в Бухарест, и румыны, пытающиеся поднять национальную экономику, трудятся вместе, но при этом между ними нет ничего общего, их смешанный рабочий коллектив подобен суспензии. Непреодолимая пропасть лежит и между рабочими нефтяной компании и ее управляющими, и между полами — тут отчуждение не может быть преодолено даже через секс: единственная секс-сцена тут в равной степени комична и ужасающа отсутствием собственно контакта между партнерами. В такой ситуации остается только демонтировать весь этот гигантский механизм атомизации — хотя бы через трикстерский подрыв, профанацию тех законов, по которым он работает. Этим-то и занимается весь фильм главный герой, пожилой учитель музыки Винфрид Конради, превращающийся в свое комическое альтер эго — проказника Тони Эрдмана. Винфрид надевает дурацкий парик, вставляет жутковатую челюсть и начинает преследовать дочь, появляясь из ниоткуда у нее на работе, на бизнес-встрече или в ресторане, где она ужинает с подругами. Ей ничего не остается, как только подыгрывать ему, чтобы не оказаться в еще более глупой ситуации. Отец принуждает Инес к игре, в рамках которой серьезность всего происходящего социального ритуала постоянно ставится под вопрос. В какой-то момент женщина и сама начинает играть, но она не продержится долго: как и в предыдущем фильме Аде, игра не обеспечивает никакого качественного перехода или прозрения, но это единственная общая территория, на которой возможна близость. Эти состояния задорной близости крайне труднодостижимы, мимолетны и ускользают при любой попытке их нормализовать, однако, по крайней мере, пока можно настоять на своей игре, бессмысленной, не приносящей никаких дивидендов, существующей ради самой себя, мир не распадается окончательно.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202319750
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325165