29 января 2016
789

Сын еврейки и инспектора люфтваффе едет в Калининград

Егор Антощенко поговорил со швейцарской писательницей Вереной Штёссингер о ее романе «Деревья остаются» — и не только о нем

текст: Егор Антощенко
Detailed_pictureВерена Штёссингер © Александр Матвеев

Сегодня, 29 января, в Нижнем Новгороде откроется швейцарско-российский фестиваль «Дни Базеля», на котором писательница Верена Штёссингер представит свою книгу «Деревья остаются». В презентации примет участие ее муж Юрген, ставший главным героем книги — она представляет собой пронзительное описание путешествия по местам его военного детства, от которого у него остались лишь несколько фотографий. Сын польской еврейки и правительственного инспектора люфтваффе, Юрген возвращается в нынешние Гданьск, Калининград и Гурьевск (Нойхаузен), где ему в возрасте 12 лет пришлось похоронить умершую от голода мать. Вместе с женой он по крупицам восстанавливает историю своей семьи, распавшейся в результате войны. «Деревья остаются» издавались во многих странах, включая Россию. COLTA.RU побеседовала со Штёссингер о том, как создавалась эта книга.

— «Деревья остаются» отличает внимание к малейшим деталям — это очень «зримое» повествование. Как вы работали над книгой?

— Мой супруг сам предложил мне поучаствовать в этом путешествии. Если честно, мне было немного страшно — потому что я понимала, что это будет связано с очень сильными эмоциями. В конце концов я решила просто фиксировать все, что мы видим, о чем говорим — в результате от каждой поездки у меня оставался исписанный блокнот. Весь этот материал и сложился в итоге в книгу.

— Почему ваш муж решился на это путешествие только в 2000 году, а не сразу после падения стены и распада СССР?

— К такому путешествию надо быть внутренне готовым. К тому же он был очень занят: он актер, очень много работал и гастролировал в то время. Но с возрастом мысли и воспоминания о прошлом усиливались, пока наконец не пришел момент, когда он подумал: «Надо ехать сейчас, потом будет слишком поздно».

Верена Штёссингер с мужем ЮргеномВерена Штёссингер с мужем Юргеном© Jaromir Zezula

— Если исходить из книги, ваш муж оставляет впечатление неразговорчивого и сдержанного человека — иногда возникало ощущение, что он хочет сам разобраться в своей истории, а жена ему только мешает.

— Это действительно исключительно его история, я лишь хотела сделать из нее художественное произведение. Жена как персонаж мне в этой книге тоже не очень нравится, она слишком много болтает. Но мне нужно было создать именно такого героя — который будет немного провоцировать Юргена, что ли.

— Вы обсуждали все, что хотите написать в книге, с мужем?

— Нет, не обсуждали, это же моя книга. Но я ему пообещала, что без его согласия она не выйдет. Он как человек творческий прекрасно меня понимает — осознает, что у книги должен быть один автор, писать ее вместе нельзя.

— И у вас не было споров ни по одному из эпизодов?

— Нет, мы не спорили. И Юрген отлично понимал, зачем нужны были недокументальные, придуманные части книги.

— Какое впечатление у вас оставил Калининград во время первой поездки?

— С одной стороны, это казалось возвращением во время, которое давно прошло. С другой — было ощущение, что город постоянно меняется. Старые жители разъезжаются, а новые всячески пытаются преобразовать город — замечательно, что они делают это, помня о прошлом. Каждый раз, когда мы приезжали туда вновь (а всего мы были там шесть раз), в его жизни появлялось что-то новое. Вообще город становится все более русским, теперь это действительно Калининград, а не Кенигсберг.


— В книге есть эпизод, связанный с сыром «Тильзитер»: ваш супруг утверждает, что его изначально делали в Восточной Германии, а вы — что он родом из Швейцарии. Как вам понравилась калининградская версия?

— Очень ничего. Но я вообще обожаю любой сыр — у моего деда была своя сырная лавка. Сыр, сметана, масло, яйца — все было в наличии.

— Меня всегда интересовало, как жилось швейцарцам во время войны. Понятно, что страна сохраняла нейтралитет и жителям не пришлось испытать те тяготы, которые испытывали воюющие страны, — но все же. Что рассказывали вам родители?

— Все было довольно спокойно. Конечно, Швейцария очень сильно взаимодействовала с Третьим рейхом, в первую очередь, экономически. В военные годы начались проблемы с маслом, другими продуктами… Но главное — почти никто не погиб. Может быть, были жертвы из-за случайных бомбардировок, но с ситуацией в остальной Европе это нельзя сравнить. То, что рассказывал мне о военных годах Юрген, мне даже сложно было себе представить.

— То есть ваше послевоенное детство, в отличие от мужа, было вполне счастливым?

— Да. Возможно, мы жили скромнее, чем сейчас, но все было тихо и спокойно. Были каникулы, были путешествия, вполне безоблачное детство. Немного скучное, правда. Я из католической семьи, меня активно приобщали к религии. Как только я окончила школу, то решила уехать в Берн — хотелось открыть для себя большой мир.

— Вы известны также как специалист по скандинавской литературе — как получилось, что вы ей заинтересовались?

— Это случилось после поездки в Данию — мне понравилась страна, я начала изучать язык. Мне уже тогда нравилась датская литература — от Ханса Кристиана Андерсена до Серена Кьеркегора. У меня такой склад характера, что, если я узнаю что-то новое, мне хочется как можно лучше в этом разбираться. Через какое-то время я открыла литературу Фарерских островов, которые находятся в Атлантическом океане между Шотландией и Исландией. 50 тысяч человек, 200 тысяч овец — но тем не менее собственный язык и самобытная литература. Эти острова были владением Дании, в течение нескольких веков жителям запрещали писать книги на собственном языке. И лишь с XX века фарерский начали преподавать в школах. Самым крупным фарерским писателем считается Вильям Хайнесен, который родился в 1900 году и поэтому сначала публиковался на датском. Но сейчас все его книги переведены на фарерский.

На презентации книги в Польше один старик начал говорить, что немцы сами начали войну, так что нечего теперь писать о ней жалостливые книги.

— Что вас привлекает в его книгах?

— У него очень богатый и яркий язык XIX века, у него очень теплый юмор, он любит людей — и ему удается очень трогательно рассказывать о своей стране, изображая все слои общества, от маргиналов до элиты. Сейчас я как раз работаю над редактурой сборника его рассказов, которые еще не переводились на немецкий.

— Я с удивлением узнал, что «Деревья остаются» не хотели издавать в Германии.

— Да, но исключительно по экономическим причинам — с политикой это никак не связано. Издательствам казалось, что невозможно продать такую историю, Но, к счастью, книга все же вышла… Мне очень понравилось, как прошла калининградская презентация книги — было около пятидесяти человек, в том числе студенты-германисты. Мы очень обстоятельно общались: Юрген рассказывал о своей жизни, я — о литературе, о том, как лучше представить такую историю. Вообще на моей памяти был всего один неприятный инцидент — на презентации книги в Польше один старик начал говорить, что немцы сами начали войну, так что нечего теперь писать о ней жалостливые книги. Видимо, ему было невдомек, что я вообще-то из Швейцарии, — он решил, что это немецкая книга...

— История семьи вашего мужа — это уже перевернутая страница? Вы планируете дальнейшие поездки в Польшу и Калининградскую область?

— Конечно, у этой истории нет конца. У нас есть дочь, которой все это тоже очень интересно, — она не попала в книгу. Думаю, что мы приедем в Калининград все вместе. Кроме того, мне очень бы хотелось снова побывать в Москве и Санкт-Петербурге, мы приезжали туда много-много лет назад. Пока Юрген в состоянии путешествовать, мы будем возвращаться. А потом, думаю, я буду приезжать в Калининград и Гурьевск одна.

Русское издание книги «Деревья остаются» можно найти здесь


Понравился материал? Помоги сайту!