Электроовцы и их гипнотический кинотеатр
Наталия Сурнина побывала на проекте «Splendor of Colours / Интерференции»
![Detailed_picture](/storage/post/9405/detailed_picture.jpg)
В Москве на фестивале NET представили российско-швейцарский проект «Splendor of Colours / Интерференции» — музыкальный полижанровый проект о возможности (или невозможности) синтеза искусств в эпоху их тотального сближения. Ансамбль «Студия новой музыки» исполнил сочинения трех швейцарских композиторов: Оскара Бианки, Надира Вассена и Матиаса Штайнауэра.
Палестрина и борщ
Гул пластика, вибрирующего в истерически дрожащих руках перформера Найла Кёттинга. Глубокомысленное шуршание фольгой. Начало перформанса Оскара Бианки обещало высокопрофессиональную концептуальную скуку. Рваная фактура сочинения поначалу напоминала сотню других — звучащих точно так же — современных композиций.
Свою 25-минутную пьесу «Partendo» (2015) для контратенора и ансамбля Бианки специально для московского фестиваля превратил в перформанс при помощи молодого драматурга Марлен Колачны. Идея спектакля не нова, ей спекулируют уже не одно десятилетие: при помощи ассоциаций соединить разные элементы — музыку, перформанс и текст. Монологи и диалоги, эти «острова мысли» (как их называет композитор), вошли во взаимодействие с существующим музыкальным текстом, который взял на себя функцию четко регламентированной структуры. Перемежаясь, музыка, слово и действие постоянно уступали друг другу роль драматургического лидера, заставляя зрителя переключать фокус восприятия.
Бианки и Колачны попытались создать «гимн необычным местам и ситуациям, оказавшись в которых, люди намеренно или под влиянием обстоятельств выбирают другой, отличный от привычного, жизненный путь». Но за рамки партитуры эта идея не вышла. Разве что ансамбль ближе к концу спектакля сменил место дислокации на сцене: с криками и руганью они выбрались из-за занавеса, закрывавшего музыкантов на время диалогов, и вытеснили с авансцены актеров.
![](/storage/image/9706/file.jpg)
Изощренную музыкальную ткань сочинения, невероятно сложную для исполнения, воспроизвел ансамбль «Студия новой музыки» под управлением Игоря Дронова. Контратенор Даниэль Глогер, известный своими практически безграничными вокальными возможностями, идеально вел звуковой диалог с ансамблем. Наблюдение за их сосуществованием, за прорастанием микромотивов, игрой тембров, поиском границ звукоизвлечения завораживало.
Текст дал возможность не только сформулировать вопросы, которые волнуют Бианки, но и ответить на них, обозначить свою эстетическую позицию.
«— Что тебя так привлекает в работе с предметами?
— Я и в детстве предпочитал иметь дело с предметами, а не с людьми. Работа с предметами — это не о том, что происходит в моей душе, а о том, что мое тело превращается в чистую структуру».
Чистая структура материализовалась то в виде бутылки вина с парой бокалов, то в виде мятых пластиковых бутылок, картонных стаканчиков. Но работа с этими структурами в жанре перформанса имеет один существенный недостаток — размытость границ. Вот Палестрина (продолжает рассуждать от лица автора Найл) и его современники писали в рамках строгих правил, но создавали безусловные шедевры. Или, например, борщ (да, борщ!). Как можно его познать и съесть, не ограничив пространством тарелки? «Да легко!» — ответит на это любой житель России. Бианки не рассчитал, его концепт не только в этом пункте, а вообще тяжело ложится на русскую ментальность. И, возможно, преобразование для московского фестиваля пьесы в перформанс было напрасным шагом, потому как оценить музыкальную «чистую структуру» у нас точно могут по достоинству.
![](/storage/image/9707/file.jpg)
Доброго пастыря NET
Вторую часть вечера составили две части из цикла «So Nicely Brightly» Матиаса Штайнауэра, прослоенные пьесой Надира Вассена «Ricercar ramingo dell'ottavo tono».
Пьеса Вассена, самая камерная и короткая из всех, отвечала в проекте за «чистую музыку». Ее собственно звуковые достоинства также оказались намного выше нарочито концептуальной программы. Хотя образ «хрупкой нити» и правда соответствует этой тихой, линейно развивающейся композиции. Сплетение голосов в классическом ансамбле — флейта (Мария Алиханова), скрипка (Станислав Малышев) и виолончель (Ольга Галочкина) — волей композитора обретает выраженный восточный колорит, как и сама медитативная текучесть музыкальной мысли. Тему старинной канцоны, цитируемой в финале, композитор сравнивает со старой заштукатуренной фреской, но сама «штукатурка» так прекрасна, что обещанную тему уже и не ждешь.
![](/storage/image/9708/file.jpg)
Взаимодействие слышимого и видимого исследовал Матиас Штайнауэр, представивший «гипнотический кинотеатр в двух частях для восьми музыкантов и видеопроекции». Визуальный ряд он позаимствовал в сфере энтертейнмента. В пьесе «Калейдоскоп» это фрагмент популярного двухчасового видео «The Splendor of Color: A Kaleidoscope Video» Кена Майеринга, вышедшего в 2012 году на DVD-диске с музыкой в стиле relax Бьорна Линна. Видеоряд пьесы «Часть стада» («A Part of the Flock») основан на скринсейвере Electric Sheep — компьютерной заставке, разработанной Скоттом Дрейвзом. Она оперирует анимированными фракталами, которые генерируются в режиме сна любым компьютером, вовлеченным в систему Electric Sheep. Генерируемые случайным образом фрактальные изображения после выхода в свет романа Филипа К. Дика «Do Androids Dream of Electric Sheep?» получили название «овцы».
Подобно тому, как толпятся в стаде овцы, в визуальном ряду сменяются анимированные элементы, в музыке Штайнауэра теснят друг друга цитаты — от темы трио Шуберта и старого польского вальса до Ксенакиса. Да, все те, кого он цитирует, — овцы в стаде, признается композитор, а на вопрос о том, кто же их добрый пастырь, отвечает неутешительно — пастыря-то у них нет.
![](/storage/image/9709/file.jpg)
Нельзя не согласиться с Владимиром Тарнопольским, который в перерыве и после концерта провел небольшие дискуссии с композиторами на тему того, что сочинение Штайнауэра непривычно красиво для современной музыки. Не пытаясь избежать тональных центров и ясных мелодических формул, Матиас создает для своего реципиента зону слухового комфорта, сохраняя при этом сложность внутренней структуры. Краткие мотивы пересыпаются из такта в такт, как кристаллы калейдоскопа, игра тембров передает перетекание цветовых узоров. Да, эту музыку можно упрекнуть в доступной красоте, так же как проекцию — в банальности, но в конечном счете визуальная сторона была так же приятна глазу, как музыка — слуху.