13 июля 2015
1054

О музыке, обжитой, как комната

Егор Антощенко рассказывает об изобретателе «дзен-фанка» Нике Берче

текст: Егор Антощенко
Detailed_picture© Nik Bartsch

В субботу на фестивале «Усадьба Jazz» в Санкт-Петербурге выступил Ник Берч — изобретатель термина «дзен-фанк», швейцарский джазовый пианист, увлеченный японской культурой, в музыке которого одновременно присутствуют медитативное начало и практически танцевальный грув.

Он одевается во все черное, и него улыбка дзенского монаха. После концерта он обстоятельно общается с каждым из многочисленных фанатов: спрашивает имена, раздает бесплатно собственные диски и альбомы — но не отпускает чувство, что находится он при этом где-то не здесь. В его музыке рациональное и инстинктивное сосуществуют в идеальной пропорции: несмотря на фанковые синкопы, в ней больше расчетливого «белого грува», характерного, например, для гениального барабанщика Яки Либецайта, игравшего в группе Can. Который известен тем, что играет с точностью метронома — и звучит при этом совершенно гипнотически.

Nik Bärtsch's Ronin — jazz baltica


Увлечение музыкой у Берча началось именно с ритма. «В совсем юном возрасте я начал выстукивать какие-то ритмы с помощью ножей и вилок, — говорит он. — И в семь лет сказал маме, что хочу учиться на ударных. В музыкальной школе сказали, что на барабанах рано заниматься в таком возрасте, но мама не остановилась и нашла мне учителя. Через год я услышал, как один человек играл на фортепиано буги-вуги и блюз, и сказал маме, что хочу играть такую музыку. И хотя в конце 1970-х найти преподавателя, который преподавал бы именно джаз и блюз маленьким детям, было непросто, мама вновь не остановилась».

Затем Берч изучал классическую музыку, а также философию и лингвистику в Цюрихском университете. В подростковом возрасте он уже играл по джазовым клубам и писал музыку, экспериментируя со сложными размерами. «Меня всегда привлекала философия и особенно эстетика в искусстве. Но впоследствии я увлекся философией языка. Меня, естественно, интересовал язык музыкальный — как с его помощью происходит коммуникация, какие существуют стили и диалекты. Конечно, это вещь гораздо более абстрактная, чем, например, речь. Но все музыканты, на самом деле, изучают разные языки, из которых потом образуются диалекты, а затем — их собственный уникальный сленг. И я стал лучше понимать, как возникают смыслы, заложенные в произведениях. Витгенштейн говорил, что значение слова заключается в способе его использования в языке. То же самое и в музыке: смысл музыкальных фраз и цитат заключается в том, как именно их используют. Оказывается, музыкальный язык развивается по тем же законам, что и обычный».

Все музыканты изучают разные языки, из которых потом образуются диалекты, а затем — их собственный сленг.

На определенном этапе в биографии любого амбициозного европейского джазового музыканта возникает учеба, стажировка или просто долгое пребывание в США. Но Берч предпочел отправиться изучать дзенские практики и культуру Японии. «Все мне говорили, что нужно ехать в Нью-Йорк, — а мне казалось, что в том-то и проблема: все едут туда, слушают одних и тех же музыкантов, увлекаются одной и той же культурой и звучат одинаково. Я никогда не думал поселиться в большом европейском городе — мне хотелось найти какое-то далекое место, где я смог бы найти свой собственный звук. Так я отправился в Японию: я заинтересовался боевыми искусствами, медитацией, дзеном. На самом деле, мне не кажется, что Америка — это джазовая Мекка. Не надо забывать, что и европейская классическая и популярная музыка в XIX веке повлияла на джаз так же, как и афроамериканский фольклор».

Как известно, дзен-буддизм — одно из наиболее чуждых европейскому рациональному уму религиозных течений. Тот, кто хочет прийти к просветлению, не может сделать это через вдумчивое чтение трактатов и даже постоянное самосовершенствование. Для этого необходимо выйти за рамки дуалистичной логики — выход этот происходит неожиданно, и он стремителен: в более мягком случае ученик решает нерешаемый коан, в более жестком — внезапно получает от наставника добрый удар палкой по голове. Тем любопытнее то, что свой «дзен», свой творческий метод швейцарец Берч описывает с чеканной точностью и обстоятельностью, прямо как какой-нибудь сложный механизм. «Название моего первого диска “Ritual Groove Music” указывает на фундаментальные концепции моего музыкального мышления. Музыка находится в близком родстве с архитектурно организованным пространством и управляется с помощью принципов репитативности и редукции, а также взаимодействующих ритмов. В музыкальную композицию можно войти, ее можно обжить, как комнату. Она движется вперед и изменяется благодаря повторяющимся фразам, наложению сложных размеров. Внимание слушателя регулируется минимальными вариациями, изменениями фразировки. Группа становится единым организмом — как животное, жилое пространство, городская среда».

Nik Bärtsch's Mobile — «Modul 11»


Собственный почерк Берча как композитора ярко проявился на записях его акустического проекта Mobile, концерты которого сам он называет «ритуалами». Проводить их музыканты предпочитают в самых неожиданных местах — однажды они играли в молекулярной лаборатории, а видеоряд состоял из хаотичных движений разных микроорганизмов. Другой концерт продолжался 36 часов: зрители могли уходить и возвращаться — и даже спать под музыку. Для каждого «ритуала» создается собственная обстановка — привлекаются видеохудожники, мастера боевых искусств, архитекторы, которые обустраивают помещение специальным образом. В начале нулевых Берч собрал группу Ronin, музыку которой стали определять странным термином «дзен-фанк». «Мне это название нравится, потому что в нем заложен парадокс, — улыбается пианист, — дзен стремится к нулю, пустоте, отсутствию движения, в то время как фанк — это как раз движение и грув». В повторяющихся фразах его композиций легко читается влияние композиторов-минималистов: Райха, Гласса, Терри Райли. «Мне не нравится, что о минимализме говорят как об американской школе, — за этим кроется много маркетинговых усилий, — говорит Берч, — на самом деле, если мы взглянем на восточную духовную музыку, русскую или восточноевропейскую музыку — везде есть элементы упрощения, редукционизма. Еще когда я учился в консерватории, на меня оказал довольно серьезное влияние Стив Райх с его “музыкой паттернов”. Но многие из его идей есть и у Стравинского — композитора, который повлиял на меня больше всего. Он тоже использовал паттерны, а его “Весна священная” провозгласила XX век как эпоху ритма, эпоху барабанов. Сама фигура Стравинского очень интересна: он был очень духовным человеком, при этом не слишком религиозным. А что до минимализма — то эти идеи можно найти и у Баха, и в народной музыке».

Nik Bärtsch's Ronin — «Modul 27»


С методами Берча все ясно — и если убрать весь его мощный теоретический базис, то окажется, что его «ритуальная музыка» строится на тех же принципах, что суфийская каввали или индийская рага, с помощью повторяющихся мелодических фраз и ритма погружающая слушателей в транс или приближающая к религиозному экстазу. Ритуальная музыка всегда ведет слушателя — куда ведет его Берч? И вот на этот вопрос по-швейцарски четкого ответа не следует. «Мы стремимся к тому, чтобы люди глубже погружались в музыку, чтобы в результате рождалось более тесное социальное взаимодействие. Большинство наших проектов как бы исключает публику — настало время включить ее».


Понравился материал? Помоги сайту!