Папа, привет

Экспансия молодой режиссуры и современной драматургии в регионы — одна из ключевых тенденций современного российского театрального процесса. Очередной поворот этого захватывающего сюжета — открытие негосударственного театра «18+» в Ростове-на-Дону, художественным руководителем которого стал лауреат прошлогодней «Золотой маски» 34-летний Юрий Муравицкий. О том, как это было, специально для COLTA.RU рассказывает ЛЮБОВЬ МУЛЬМЕНКО.

* * *

— Юра, ты айфончиком-то не размахивай, — в пятый раз говорю я режиссеру Муравицкому.

Муравицкий не внемлет. В ростовской ночи в безлюдном районе Сельмаш он беспечно фотографирует на айфон фонари. Смотрю на Юру глазами пацанов — а пацаны как раз сидят чуть поодаль на лавочке — и завидую их удаче: модный, кудрявый, курточка кожаная красивая.

— Не переживай, — говорит хозяин курточки, — я в Воронеже вырос и чувствую такие вещи. Опасности нет.

Это был наш второй день в Ростове, и мы мало про него чувствовали (не то что на исходе второй командировочной недели), но опасность действительно миновала. Инстаграмы остались безнаказанными.

* * *

В старой, исторически армянской части Ростова — Нахичевани — удобно ориентироваться. Вместо улиц там линии, и все пронумерованы. Галерея современного искусства стоит на 16-й — она так и называется: 16thLINE. Новый независимый театр называется «18+», это рядышком, на 18-й. Октябрь, до открытия три месяца, и в театре (то есть в здании бывшей макаронной фабрики) вовсю ремонт, поэтому с актерами мы встречаемся в галерее.

Ольга Калашникова, главреж «18+» и один из инициаторов проекта, представляет нас потенциальной труппе: это художественный руководитель Юрий Муравицкий и драматург Любовь Мульменко, которая поможет нам с премьерным спектаклем. Спектакль будет про Ростов.

Мы с Юрой живенько так объяснили, что текст пьесы станем делать из кусочков интервью с ростовчанами. Ни одного вымышленного диалога, что соберем — то наше. На два голоса разрекламировали технологию «вербатим», документальный театр и нейтральное актерское существование, когда не надо наяривать и вживаться, а надо просто транслировать текст. Вопросы есть? Вопросы есть.

— Скажите, Юрий, — спрашивает рыжая девушка. — А что мне даст участие в этом проекте как актрисе?

— Ничего, — говорит наглый Юрий.

* * *

— Театр у нас в форме трактора, библиотека в форме книги.

— А есть здание в форме половины фашистского креста, если смотреть сверху.

— Еще одна особенность нашего города — это ярко выраженные гениталии у лошадей на улицах. Ну, у коней то есть. У каменных. У изваяний.

— Мне как-то слишком сильно нравится в Ростове, — делится Муравицкий. — Это пугает.

Я как училка стою у доски и крупно фиксирую «важные для Ростова темы». У нас второй сбор труппы и мозговой штурм. Рыжая девушка и еще несколько ее коллег не пришли, пришли человек 15 самых отчаянных, а также наши соавторы, ростовские драматурги Сергей Медведев и Мария Зелинская.

На доске написано что-то типа КАЗАКИ ЧИКАТИЛО ПАЦАНЫ ЛЕВБЕРДОН РУССКИЙ РЭП ПАРИКМАХЕРСКИЕ РЫБА и еще с десяток шифровок.

— Рынок — важная тема. В Ростове каждый человек хотя бы раз в жизни что-нибудь да продавал, — рассказывает Медведев. — Вот я, главный редактор журнала, тоже продавал.

Рынок — значит, рынок. Значит, завтра частью группы идем в этнографическую экспедицию на рынок.

Кроме коммерческой жилки Господь наградил ростовчан еще и творческой. Точнее, музыкальной. Вот, говорят, группа у нас есть, «Церковь Детства». А что играет? Ну, такой дарк-шансон играет. Казачий рэп еще есть. Или вот автор-исполнитель тоже, сочиняет песни на стихи правозащитников. Саксофоны из пылесосов люди клеят, музыкальные инструменты на основе спермы изобретают! А нам-то теперь что с этим делать? Мюзикл, что ли?

Разобрались с темами, раздали актерам наряды и диктофоны. Юных, школьного вида Арину и Марину отправили в полицейский участок. Трех человек снарядили в парикмахерские (их в Ростове аномально много). Артист Саша вызвался интервьюировать знакомого пацана, второй артист Саша — знакомого фотографа, артистка Лика — соседа-водителя. С музыкантами решили общаться сами: по музыканту в день.

Народ взволнован — никто никогда не брал интервью, тем более не журналистское, а для спектакля. Я тоже взволнована, потому что лотерея же, непонятно, что принесут — прекрасное или не очень. В Кирове, Прокопьевске и Южно-Сахалинске на раскопках нам везло, но мало ли. Вдруг ростовчане не общительные.

* * *

Первый общительный ростовчанин обрушился на нас с Муравицким буквально через несколько часов. Мы сидели в кафе на Театральной площади и выпивали за успех будущего мероприятия.

— Смотри, — авторитетно сказал режиссер, указывая на дедка в серых трениках и в бейсболке. — Явно только что откинулся.

Что-то такое понял Муравицкий из дедушкиной особой пластики. Дед тер-тер с барменом, да и свалил. А минут через двадцать вернулся — с чемоданчиком и в форме с генеральскими погонами. Мы прямо офигели от метаморфозы. Спрашиваю по секрету у официантки: а это кто? А это, был ответ, наш генерал Николай Николаевич — и визитку его, главное, тут же притащили откуда-то из-за стойки. А почему он в форму переоделся? Ну, потому что он наш генерал.

Не выдержала, пошла знакомиться. Николай Николаевич с полпинка буквально начал, как заведенный, рассказывать про своих друзей Шеварднадзе и Дудаева, про военные действия в Баку, во Вьетнаме и на Сахалине. Перебивать не давал, нес что хотел. Бабулей называл. Глаза у тебя, бабуля, как Мариинская впадина. А шея — как у Нефертити. Бери да заливай тебя шампанским. Рыжий (официанту)! Сто грамм водки принеси бабуле и одно капучино. Периодически Николай Николаевич якобы прощался: отдавал честь и хватал мою руку, как для поцелуя, но вместо поцелуя коротко лизал запястье, игриво так.

Всю руку тебе излизал, строго заметил Муравицкий. Ну а что делать, вербатим, производственные расходы. К полуночи устали производить, пошли домой через гастроном. В гастрономе режиссер напряженно искал простой бородинский хлеб, но там был только непростой, патриотический — «Великорусский», например. Всюду у них казачество это, негодовал Муравицкий. Реально, кстати, во всяком собеседнике подозреваешь казака, в каждой булке. Даже баскетбольный клуб в Ростове зовется «Атаман».

* * *

Молодые исполнители казачьего рэпа — группа «Атаманский дворец» — сидят перед нами и прогоняют невероятные телеги. Телеграфирую в Твиттер: «Молния от казаков: в Ростове геи убивают геев», «Максим, казак: такие проекты были мощные, эх! Казачий театр, казачий цирк, казачья мода, ювелирка казачья», «Казак Максим вызывал на дуэль самого Гельмана, прикиньте», «Всё, пизда. Зачем Муравицкий спросил их о Пусси Райот», «РОСТОВ ЭТО ЖГУЧЕЕ СИТО».

Давайте для начала с помощью театра разберемся, что такое Ростов и его люди.

И это мы еще от домашней лаборатории шамана Папы Срапы не отошли. Каморка, где на стенах вторыми обоями бумажки с рунами и правилами жизни типа: «Нельзя мочить глаз, промывать водой!», «Нельзя отрывать подошвы от поверхности земли и делать шаги, превышающие длину стопы». Папа Срапа играет запредельную электронику на инструментах, которые сам собрал из старых радиодеталей.

И это мы еще не познакомились с фронтменом группы «Церковь Детства» Денисом Третьяковым, поющим лирические песни про Чикатило, мертвых зверушек и Темного властелина.

На этих трех, скажем, столпах — патриотическом, психоделическом и апокалиптическом — стоит наш мюзикл. Назвать мы его решили «Папа». Ростов же — папа, а мы тут именно о нем. Идеальный заг настиг нас во сне, как таблица — Менделеева.

* * *

— Мне как-то слишком сильно нравится в Ростове, — делится Муравицкий. — Это пугает.

Еще бы ему не нравилось. Осенью лето, в подземных переходах трогательные разноцветные панно из жизни советских людей, в какой кабак ни зайди — вкусно, недорого и с выдумкой, на рынках — чудеса и изобилие, в идеальном рок-клубе «Подземка» дают концерты и пиво нашего детства.

Тем более Юрий Муравицкий не номинально «молодой режиссер», а сущностно: веселый, не трусливый, с актерами общается по-товарищески. Актеры ему отвечают взаимностью и на репетиции заменяют во всех репликах фамилию «Чикатило» на фамилию «Муравицкий». Это правда очень смешно, и Чикатило-Муравицкий ржет громче всех.

Ростов вообще активирует зону мозга, которая отвечает за незаслуженно забываемые по мере усложнения жизни радости. Ходишь как ребенок. И, как с ребенком, с тобой все хотят дружить. Даже болельщики «Анжи», даже казаки, даже тетки в маршрутках.

Тоже важно: в Ростове не победил еще постмодернизм. Мало игры, все всерьез и по-честному. Вещи значат ровно то, что значат. В крошечной, на четыре столика, армянской закусочной «Лагмаджо» стены украшены одновременно украинскими половичками, природными оленьими рогами, провинциальными пейзажами и японскими циновками. И в этом нет ни капли кокетства или осмысленной работы с китчем, а одно только искреннее желание украсить комнату всем, что есть. В меню максимум десять блюд, но о каждом статная хозяйка Марианна знает абсолютно все и часами готова говорить. Каждое здесь умеют готовить правильно и просто, как встарь.

Такого театра в детстве мы точно не жрали.

Нельзя при этом сказать, что Ростов застрял в благородном прошлом и не в состоянии воспринять авангард. Руководитель галереи современного искусства 16thLINE Татьяна Проворова говорит, что на первые их мероприятия приходило человек пятьсот, а на недавний фестиваль стрит-арта — пять тысяч. Следы того фестиваля хранят кирпичные стены Нахичевани, щедро разрисованные граффити.

Театр «18+», как и галерею, продюсирует ростовский бизнесмен Евгений Самойлов. У Самойлова амбиции трендсетера, причем сразу в нескольких областях. Культура его интересует в широком смысле слова. Он уже придумал и сделал подземную винотеку, сигарный клуб и ресторан с изощренным меню. Евгений немножко переживает, что пока относительно маленькая прослойка его земляков оценила все нюансы. Вот, например, продвинутые пользователи знают: голубь в меню — показатель высокого уровня заведения. Но ростовчане голубей берут плохо, говорят: что мы, в детстве, что ли, голубей не жрали?

Есть надежда, что с новым театром, устроенным в лофте и ориентированным на современную пьесу и современную форму, дела пойдут проще. Такого театра в детстве мы точно не жрали.

* * *

Перед премьерой Денис Третьяков напугал нас, что по местным меркам мюзикл «Папа» — как акция «Пусси Райот». Скандалище! Что приедут казачьи отряды с области, порубают театр и людей из театра и СМИ будут биться в агонии.

— Главная красная тряпка — это сатана, — сказал опытный Денис.

Сатана в спектакле упоминается дважды. Из них один раз вот в таком опасном контексте: «Есть казаки-буддисты, войско калмыцкое. Казаки-сатанисты — это отдельная тема. Я знаю, кстати, нескольких людей. Девушка одна в Москве сейчас работает, чуть ли не у Якеменко теперь уже. Она казачка, причем настоящая такая. На Фейсбуке у нее вероисповедание: сатанизм. Прекрасная девушка».

А режиссер, между тем, настаивает еще и на третьем разе. Чтобы группа «Церковь Детства» спела в финале песню «Страна приливов», где в припеве прекрасные строчки: «Есть еще иная жизнь, я подарю ее тебе, сатане поклонись, поклонись сатане».

Как тут быть? Бояться казачьего самосуда, не бояться казачьего самосуда? Решили не бояться.

* * *

Ко дню открытия, 31 января, театр «18+» окончательно стал похож на театр. Лофт Makaronka (театр в него встроен большой комнатой) вычистили, выбелили, оснастили техникой, поставили красный диван в фойе. Столики. Вешалки. Вывеска.

Никто в итоге с области не приехал вывеску отдирать, напротив, все потонуло в любви. Казак Максим, который у себя в рэп-видеоклипе крестит камеру, этими же самыми руками аплодирует в финале, когда актеры с заячьими ушами танцуют медляк под дарк-шансон. Зрители смеются в нужных местах. С пониманием относятся к этюду «Дискотека зомби».

Сразу вслед за «Папой» в театре «18+» еще одна премьера — Ольга Калашникова поставила пьесу «Как живые» ростовчанки Марии Зелинской. Это часть политики театра — работать с ростовскими драматургами. На очереди — Сергей Медведев и Анна Донатова. В Москве всех троих знают лучше, чем в Ростове, что несправедливо.

— Начинать надо с себя, — твердит Юра: себе, мне, актерам, журналистам. — Давайте для начала с помощью театра разберемся, что такое Ростов и его люди.

Москвич Муравицкий подписался на ростовскую историю, конечно, не только потому, что город симпатичный, инстаграмь не хочу. Для него важно еще, что театр — негосударственный и не надо ни перед кем отчитываться по художественной части. Точнее, есть инвестор Самойлов, но он живой человек, конкретный, отсюда — другая форма отчетности и другие критерии. Их можно обсуждать, закон не писан. Ну и вторая штука: «18+» — стартап, а не готовая чья-то башенка с анамнезом. Строй в любую сторону, верти как хочешь. Много места, шанс на тайну, никому не скучно. Стратегии, тактики.

— Хочется сделать современный театр, но чтобы он при этом не был похож на филиал «Театра.doc» или «Практики». Чтобы была своя фишка, чтобы в нем ощущалась именно ростовская кровь.

После того как «18+» станет кровно и явно ростовским, то есть выяснит отношения с малой родиной, можно зайти на следующий смысловой круг — начать работать сначала с российскими, а потом и с зарубежными писателями пьес.

* * *

Кроме современной драматургии Муравицкого волнует современное визуальное искусство, и он хочет, чтобы в театре начали что-то делать люди из этой «смежной» отрасли. Оформлением «Папы», допустим, занимался не театральный сценограф, а художница Светлана Песецкая из арт-группы «Белка и Стрелка». В 16thLINE сейчас как раз открывается их выставка.

Летом Юра собирается устроить в Ростове резиденцию для голландских художников. Чтобы они приехали и сделали перформанс, который войдет в репертуар «18+» и будет играться систематически, как спектакль. После голландцев Муравицкий хотел бы пригласить арт-группу RedHaus из Эстонии.

— Еще надо обязательно сделать что-то, связанное с рэпом, — в Ростове сам бог велел. Мы говорили об этом с Шымом из «Касты», когда он давал интервью для «Папы».

По поводу современного танца Муравицкий тоже уже имел разговор — с Иваном Естегнеевым из костромского «Диалог Данс». Худрук «18+» рассчитывает привезти их в Ростов на гастроли — с серией мастер-классов.

Гастроли — отдельная статья. Обменные и односторонние. Муравицкий думает в первую очередь про «Театр.doc», камерные постановки Центра имени Мейерхольда и театр «Практика» — портретные моноспектакли про Олега Кулика и Александра Петлюру из серии «Человек.doc».

Три спектакля «Театра.doc» в «18+» едут уже в феврале. Два из трех — о любви. Ростовчане к любви отзывчивы. На романтической документальной сказке «Чё», которую сыграли вскоре после открытия, зал сидел живой, растроганный.

* * *

Осенью во время затяжного интервью один мудрый местный мужчина нам кое-что объяснил про законы ростовского восприятия:

— Кто-то утрирует слишком: бандитский, блатной город. Нет. У него большой приток души. Даже шансон у нас определенный слушают — не такой, как там по всей России. Он не пошлый. Сила поэзии не в запутывании речитатива. Сила поэзии, например, — достучаться до сердца. То есть вопрос: верят — не верят. Я имею в виду — с точки зрения силы, а не с точки зрения слога. Вот я, например, читаю, например, Бродского, Тарковского там отца — доходит до меня. Есенина. Не с точки зрения попсы, но просто доходит. То есть это — правда. Все, поверил. А если мне скажут там: вот Мандельштам ебать такой лауреат, модный там. А его никто тут не любит на хуй, потому что никто не верит ему вообще тут.

Если ростовчанин прав, значит, у театра «18+» есть шанс. Вроде верят пока, вроде доходит и вроде с точки зрения силы, а не с точки зрения слога. Да и речитативы в мюзикле «Папа» мы старались особо не запутывать. Старались, наоборот, чтобы было хорошо слышно каждое ростовское слово.

Понравился материал? Помоги сайту!