«В Швейцарии не принято быть знаменитым»
Денис Бояринов поговорил с саунд-артистом Jurczok 1001 про его рэп, его песни о любви и его вызов швейцарскому благополучию
Швейцарец Роланд Юрчок, выступающий под псевдонимом Jurczok 1001, работает в необычном жанре, которому он придумал название spoken beat. Юрчок выходит к микрофону один — сначала он голосом рисует себе звуковую подложку, используя технику звуковых петель и битбоксинг, а потом поверх нее мелодекламирует, рэпует или поет на швейцарском немецком. В течение концерта Jurczok 1001 — то поэт, читающий стихи под странный звуковой ряд, то рэпер, обнажающий социальные проблемы, то романтик, поющий о любви. После выступления Jurczok 1001 на Красноярской ярмарке книжной культуры COLTA.RU поговорила со швейцарским саунд-артистом.
— Из какой части Швейцарии вы родом?
— Из немецкой. Моя жизнь проходит вокруг Цюриха. Я родился в маленьком городе где-то в 20 минутах езды от Цюриха. С 12 лет начал ходить в школу, расположенную в сердце города. А потом и сам переехал в Цюрих и теперь живу там.
— То есть вы городской. Когда и как вы влились в хип-хоп-культуру?
— Я увлекся хип-хопом, когда мне было лет 13—14, несколько лет рисовал граффити. В 19 у меня появилась первая группа — мы играли что-то в стиле Red Hot Chili Peppers с басистом и ударником. Я читал рэп на английском, до конца не понимая, о чем это я. Но было круто (смеется).
Постепенно рэп-движение стало расти не только в Швейцарии, но и в соседних Франции и Германии. Пришло осознание, что надо делать рэп на родном языке — важно понимать, что ты произносишь. Где-то в 1995—1996-м я начал писать тексты на немецком, это была точка старта.
Примерно году в 1997-м швейцарские банки стали получать иски от еврейских эмигрантов, которые уехали в Америку во время Второй мировой, а их сбережения остались на счетах в Швейцарии. После войны банки не стали разыскивать владельцев счетов и их наследников, а просто сберегли деньги и золото и приумножили их, что здорово помогло послевоенной швейцарской экономике. Внуки и правнуки владельцев счетов, осознавшие, что их предки были миллионерами, но от них это скрывали, обратились к швейцарским банкам с претензией. Это стало горячей темой. В этот момент я понял, что, если хочешь делать социальный рэп, надо читать его не о Малькольме Икс и Мартине Лютере Кинге, а о том, что происходит в твоей стране и волнует твоих сограждан. Я написал об этом свой первый текст на немецком. И в этот же момент переключился с чистого рэпа на spoken word, потому что мне было что сказать.
— В своих выступлениях вы комбинируете рэп со spoken word и пением. Как вы начали петь?
— Я как-то прошел курс обучения вокалу, у меня была очень хорошая учительница, которая фокусировалась на особенностях каждого голоса. Так я начал петь, а потом и учить людей этому делу. Так что теперь я сам — преподаватель по вокалу.
С этого времени спектр моих техник расширился. В зависимости от того, что я хочу сказать людям, я могу выбрать: спеть, прочесть речитатив или продекламировать текст. Spoken word хорош, когда важно донести до людей каждое слово. Рэп — это про скорость, про агрессию, про манифестацию. Если я хочу сконцентрироваться на эмоциях, заложенных в тексте, то выбираю пение. Вообще я не планирую, а чувствую. Когда я работаю над песней, включаю loopboard, беру текст, придумываю бит, а потом решаю, кто я в этот раз — певец, MC или поэт.
— Вы пишете тексты на социальные темы. Что вас волнует сейчас?
— Например, у меня есть песня «Clean City», с которой я часто начинаю выступления, про джентрификацию Цюриха. Мой город — одно из самых дорогих мест на Земле. Центр города очень ухожен и чист. Второе значение слова «чистый» — «переставший употреблять наркотики». Но с 1980-х Цюрих — узловая точка в европейском наркотрафике. Прямо позади центрального железнодорожного вокзала идет торговля запрещенными веществами — итальянцы и французы приезжают в Цюрих, чтобы купить кокаин и героин. В 1980-х и 1990-х на улицах Цюриха было много джанки, людей опустившихся, потом с ними начали жестко бороться. Моя песня — о двойных стандартах «чистого» города Цюрих. С одной стороны, у нас ухоженный город для банкиров, юристов и прочих, занимающихся респектабельным, «чистым» бизнесом. Хотя при этом они — тоже клиенты наркодилеров. И у нас есть изнанка Цюриха, о которой предпочитают не думать: бедные наркокурьеры и наркоманы, деклассированные и больные, к которым относятся как к грязи. В Цюрихе осталась одна улица, где можно часто наблюдать полумертвых джанки и то, как с ними обходятся полицейские: раздевают их прямо на улице догола и, надев перчатки, лезут в анальное отверстие, чтобы найти дозу. Вместо того чтобы бороться с крупными наркодилерами, вращающимися в лучших кругах Цюриха и ворочающими миллионами, унижают маленьких людей. Песня об этом. Люди, которые впервые слышат «Clean City», чувствуют, что ее неприятно слушать, она выводит из зоны комфорта.
— При этом для русского уха, если не понимать язык, она звучит очень романтически — можно подумать, что она о любви.
— Именно. Она красивая. Я намеренно играю с этим. Текст тоже работает не прямолинейно, без прямой агрессии. Я использую метафоры, игру слов. Хотя о полицейских с перчатками у меня есть. Многие морщатся, когда слышат, некоторые смеются — это место кажется абсурдным, но оно не более абсурдно, чем наша реальность. Ко мне иногда подходят люди после концертов и говорят: «Красивая песня, но зачем там вот это, про перчатки». Я отвечаю: «Позвольте, я же не выдумал это. Так происходит на самом деле». Моей маме тоже не нравится это место в «Clean City» (смеется). Но у меня есть песни и о любви.
— У вас получается зарабатывать на жизнь своим творчеством?
— В этом году — да. Я получил две премии с денежными грантами. В конце прошлого года — от города Цюриха, а весной 2015-го — от кантона Цюрих. Это уникальный случай, до этого один артист никогда не получал две эти премии разом за такой короткий промежуток. Для художника вроде меня это большие деньги, которые позволят жить год. Но я не бросил свою работу — я преподаю вокал в одной из арт-школ Цюриха, каждый день провожу уроки и мастер-классы.
— Вы могли бы стать рэп-звездой в Швейцарии? Они вообще в Швейцарии есть?
— Швейцария — очень маленькая страна, к тому же у нас сосуществует несколько языковых культур. Музыкальная культура разных частей Швейцарии тоже очень разная. Если тебя слушают и понимают 10 тысяч человек — это уже очень большая аудитория. Это верхушка пирамиды. Такие рэперы есть, но они не звезды. Они не выступают на телешоу.
Вообще быть звездой в Швейцарии трудно, у нас не любят звезд, у нас не принято быть знаменитым, выпячивать себя. Скорее уж скромным вне зависимости от достатка, демократичным. «Звездность» как-то не в нашей культуре.
Если хочешь стать звездой, надо петь на английском, забыть о своих корнях и думать в категориях глобализма. Как тот парень из Кореи, который спел «Gangnam Style». Он мог взяться откуда угодно. Но тогда надо забыть о том, что ты рассказываешь людям истории, просто показывать фокусы.
— То есть вам никогда не приходила в голову идея бросить все и написать хит о любви на английском?
— Каждую ночь (смеется)! Я хочу быть уверен в том, о чем пою или про что говорю со сцены. В английском мне бы пришлось, как группе Yello, работать со слоганами. Может быть, когда-нибудь, когда я перееду в какое-нибудь место, где погружусь в английский, я начну писать тексты на нем.