30 октября 2013Colta SpecialsСмыслы
235

Реакция и эмоции: любовь

Михаил Ямпольский о том, почему в нынешней России геям отводится такая важная роль

текст: Михаил Ямпольский
Detailed_pictureEarly 14th century copy of the «Chirurgia» of Roger Frugardi of Parma, British library, London

COLTA.RU открывает новую рубрику «Смыслы», где люди, важные для нашего сайта (и известные далеко за его пределами), будут анализировать для нас неуловимую вещь, которую принято называть духом времени, — чаще всего не подыскивая для этого специального повода. Начинает наш проект Михаил Ямпольский с небольшим циклом из двух статей, который называется «Реакция и эмоции». 

Одна моя вольнодумная знакомая неожиданно спросила меня, как, по моему мнению, можно объяснить особую роль, отведенную геям в нынешней захлестнувшей Россию и постоянно нарастающей волне мракобесия. Попробую ответить на этот вопрос, который, как мне кажется, кристаллизует многое из происходящего сегодня в стране.

Россия не только произвела на свет отвратительное гомофобское законодательство, она сегодня занята попытками связать гомосексуализм с детьми. Знаменитый закон о запрете на пропаганду гомосексуализма мотивируется необходимостью защищать от геев детей. Сегодня геям запрещают усыновлять детей, и в недрах нашего законодательного Левиафана бродит законопроект, разрешающий даже отнимать детей у геев-родителей. Дети (наше будущее) тут предстают как невинные жертвы извращенных злодеев.

Вообще говоря, увязывание гомосексуализма с детством само по себе примечательно потому, что столетиями геи считались людьми, принципиально не связанными с проблематикой деторождения. Замечательный йельский медиевист Джон Босуэлл показал, что относительное игнорирование геев церковью в Средние века как раз и было связано с тем, что геи не имеют отношения к деторождению, находившемуся в центре церковной политики. Половой акт в древности в основном рассматривался как потенциальный акт деторождения. Связано это было среди прочего с тем, что прерывание коитуса было особо запрещено Библией, а аборты приравнивались к убийству (запрет на coitus interruptus восходит к эпизоду из книги Бытия (глава 38), связанному с Онаном, который позже — вероятно, ошибочно — был связан с грехом онанизма: «И сказал Иуда Онану: войди к жене брата твоего, женись на ней, как деверь, и восстанови семя брату твоему. Онан знал, что семя будет не ему, и потому, когда входил к жене брата своего, изливал [семя] на землю, чтобы не дать семени брату своему. Зло было пред очами Господа то, что он делал; и Он умертвил и его»).

Венера и Марс, пойманные в ловушку Вулканом. с. 1490-c. 1500, Harley MS 4425, f. 122v.Венера и Марс, пойманные в ловушку Вулканом. с. 1490-c. 1500, Harley MS 4425, f. 122v.

Сексуальная политика церкви была направлена на регулирование деторождения, предотвращение адюльтера и рождения внебрачных и нежеланных детей, от которых прихожане пытались избавиться. При этом церковь крайне негативно относилась к оральному сексу. Босуэлл объясняет это пережитками римской культуры, считавшей контакт рта и гениталий оскверняющим. Но, как замечает историк, в этом относительном табу не было ничего религиозного, тем более что Святое Писание не формулирует осуждения орального секса. Геи никак не вписывались в эту ситуацию. Их отношения не имели последствий в смысле деторождения, не были связаны с адюльтером и т.д. Гомосексуализм не приносил вреда, а потому считался частным делом геев, несмотря на то что их образ жизни часто вызывал неодобрение.

Но эта история имеет и иной, существенный аспект. Гетеросексуальные связи строились вокруг социальных институтов, неотвратимо связанных с деторождением, — продолжения рода, наследства, передачи собственности и т.д. И хотя Иоанн Дамаскин в VIII веке упоминал удовольствие от секса среди положительных черт брака, секс как практика удовольствия и наслаждения, как установление интимной близости имел для института гетеросексуального брака лишь второстепенное значение.

Монтень писал: «Удачный брак, если он вообще существует, отвергает любовь и все ей сопутствующее; он старается возместить ее дружбой. Это — не что иное, как приятное совместное проживание жизни, полное устойчивости, доверия и бесконечного множества весьма осязательных взаимных услуг и обязанностей. Ни одна женщина, которой брак пришелся по вкусу, optato quam iunxit lumine taeda [«…которую брачный факел соединил с любимым» (Катулл, LXVI, 79)], не пожелала бы поменяться местами с любовницей или подругою своего мужа. Если он привязан к ней как к жене, то чувство это и гораздо почетнее, и гораздо прочнее» (книга III, гл. 5). Для Монтеня брак надежен лишь в той мере, в какой он исключает любовь.

Отличие гомосексуальной связи от брачных отношений помимо прочего заключалось в том, что связь между геями лежала исключительно в плоскости влечения и сексуального удовольствия вне всяких социальных установок. Гомосексуальное влечение полагалось вполне естественным даже святым Иоанном Хризостомом, но оно не входило в рамки социального порядка, регулировавшего гетеросексуальные отношения. Это были отношения на обочине общества, бесполезные для него, а потому подозрительные, как были подозрительны всякие чисто гедонистические и личные отношения.

За последний век отношения между полами претерпели радикальную эволюцию. Отношения эти все меньше и меньше рассматриваются как социальный институт. Брак по расчету давно считается нарушением нормы. Семьи перестали создаваться исключительно для продолжения рода, передачи по наследству собственности и даже исключительно для деторождения. В основе современного брака сегодня лежит любовь: единственное оправдание союза двух людей. Понуждение к браку без любви считается предосудительным. И хотя любовь не является реальным основанием при создании многих семей, в идеале сегодня не существует иного столь же сильного оправдания брака. Любовь, конечно, хрупкое основание для семьи. Как известно, чувство это не вечно. В западных странах до 60% браков завершаются разводами (в России сегодня распадается половина заключенных браков).

The Hague, RMMW, 10 A 11, f. 233v. St Augustine, La Cité de Dieu (Vol. I). Translation from the Latin by Raoul de Presles. Paris, 1478-1480.The Hague, RMMW, 10 A 11, f. 233v. St Augustine, La Cité de Dieu (Vol. I). Translation from the Latin by Raoul de Presles. Paris, 1478-1480.

Французский философ Жюль Ферри предложил недавно считать любовь сегодняшним принципом, придающим смысл жизни. По его мнению, это пятый принцип смысла от начала цивилизации. Не вдаваясь в объяснение, перечислю четыре предшествующих: 1) космологический (установление порядка из хаоса; господствует в Древней Греции); 2) теологический (спасение души в христианстве); 3) гуманистический (вклад в общий прогресс человечества); 4) принцип деконструкции (критика иллюзий и изменение существующего порядка). И пятый сегодня — принцип любви.

Принцип любви начинает реализовываться по мере изменения формы включенности людей в социум. Покуда люди включены в стабильные социальные порядки, любовь не имеет большой власти. Но по мере того, как люди вырывались из деревень, общин, кланов и становились наемными работниками, они получали свободу находить партнеров по своему собственному вкусу. Любовь проникает в отношения и становится их основанием сначала у наемных тружеников и гораздо позднее у буржуазии. Любовь сопровождает автономизацию субъекта от социума. Иными словами, любовь может реализовать себя как «принцип смысла» только по мере разрушения традиционных социальных порядков. Именно поэтому принцип любви гораздо важнее в современном западном обществе, чем в традиционных, например, ближневосточных обществах.

Все это имеет прямое отношение к гомофобской кампании в России. Дело в том, что признание гомосексуальных браков на Западе окончательно утверждает господство принципа любви в отношениях между людьми. Признать законность гомосексуального брака означает признать, что брак больше не оправдывается ничем, кроме любви (например, деторождением). Это означает, что факт любви является неустранимым и неотвергаемым основанием для признания брака законным. Ничего другого нет и не может быть. То, что в Средние века было маргинальным, — наслаждение и чувство — сегодня стало центральным, стало основанием, «принципом», как пишет Ферри.

Но именно признание автономии, свободы субъекта, признание абсолютной значимости его сугубо личных чувств совершенно неприемлемо для нынешнего российского государства. Оно готово защищать только чувства верующих, то есть чувства, регламентируемые церковью и направленные на высший принцип надмирной власти, в котором государство усматривает свое собственное отражение. Любить в России рекомендуется Бога, ну, в крайнем случае, президента, но не близкого человека. Михаилу Косенко было отказано в посещении похорон его матери. Сыновьи чувства топтать не возбраняется.

Показательно, что в России гомофобия мотивируется именно демографией, необходимостью регулирования деторождения (об этом всерьез говорил Путин). Семья тут понимается не как любовный союз, а архаически — как регулируемая государством часть демографического устройства. Любовь не может быть признана достаточным основанием для союза двух людей. Речь идет об активном искоренении практик, не совпадающих с нормой, а чистая любовь не вписывается в государственную нормативность, слишком свободно и анархично это чувство.

Греки различали разные типы любви — eros, philia и agape. Agape обычно понимается как любовь к страждущим, как готовность к милосердию. Это любовь не только к ближнему, но и к врагу. Agape не является романтической сексуальной тягой, на которой основываются сегодня отношения людей. Это вполне христианское чувство, которое также совершенно недоступно российскому государству потому, что предполагает нарушение порядков, например, снисхождение победителя к побежденному, богатого к бедному. Российское государство и значительная часть общества отметают любовь потому, что в любви необыкновенно сильно презрение к иерархиям и порядкам, лежащим в основе всякого архаического общества.

Впрочем, уже Платон сделал Эроса сыном Пороса (полноты, изобилия) и Пении (бедности, пустоты) и наделил его чертами, не вписывающимися ни в какой порядок: «Поскольку же он сын Пороса и Пении, дело с ним обстоит так: прежде всего он всегда беден и вопреки распространенному мнению совсем не красив и не нежен, а груб, неопрятен, не обут и бездомен; он валяется на голой земле, под открытым небом, у дверей, на улицах и, как истинный сын своей матери, из нужды не выходит. Но, с другой стороны, он по-отцовски тянется к прекрасному и совершенному, он храбр, смел и силен, он искусный ловец, непрестанно строящий козни, он жаждет разумности и достигает ее…» («Пир», 203, c-d)

Современность и свобода приходят сегодня в мир под знаменем Любви, а фундаменталистская архаика борется с ними под знаменем Страха. Таков сегодняшний вариант воспетой некогда Брейгелем битвы Масленицы и Поста.


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320772
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325886